Она поняла — брат напоминает ей про все их разговоры.
— Обязательно, обещаю, — крикнула она вдогонку, когда Руди уже уходил.
Лето было полно радостей и обычных забот. Но однажды в августе, жарким полднем, когда Анна стояла на пороге, доедая рожок с мороженым, пришла телеграмма.
Девочка из любопытства пошла за мальчиком-почтальоном, который положил велосипед и направился к двери дома. Из любопытства. Не из страха. С Руди же все в порядке, он на крейсере «Корнваллес», они еще не отправились к месту военных действий.
Гретхен расписалась за телеграмму и задумчиво вертела ее в руках. Адресована папе.
— Давай сбегаю в магазин, отнесу, — предложила Анна.
Скучный день, делать нечего, библиотека все равно закрыта. Телеграмма — хоть какое-то развлечение. Она предвкушала новости. Наверно, что-то произошло! Девочка торопилась по залитому солнцем тротуару. Может, тетя Таня? Нет, вряд ли. Слишком давно не было вестей.
А вдруг? Предположим… Она почти припустилась бегом. Должно быть, что-то случилось! Люди просто так телеграмм не посылают. Вдруг тетя Таня убежала из тюрьмы, тогда обязательно послала бы телеграмму — нет ничего быстрее!
Анна ворвалась в магазин с криком:
— Папа, телеграмма!
Папа спокойно подошел и взял из ее рук желтый листок бумаги. Анна уже открыла рот сказать: 'Там, наверно, новости…' Нет, подожду, пусть папа сам прочтет.
Молчанье длилось бесконечно.
Папа смял листок бумаги, положил в карман. Повернулся к жене и, не обращая внимания ни на Анну, ни на покупателей, произнес:
— Это Руди, несчастный случай. Он в госпитале в Галифаксе.
— Что случилось? — мама почти кричала, негромко, но с такой болью в голосе. — Что произошло?
— Клара… — начал папа, снял очки, протер их, снова надел. — Клара, — повторил он, будто забыл все другие слова.
— Эрнст, скажи мне!
Анна никогда не слышала, чтобы мамин голос резал воздух словно хлыст. Папа мотнул головой, взглянул на жену, стоящую за прилавком. И ответил ясным и четким, но тоже совсем незнакомым голосом — он врезался в память девочки на всю жизнь:
— Они пишут, он ослеп.
Глава 24
Папа поехал забирать Руди домой во второй половине сентября. А в тот день, когда пришла телеграмма, доктор Шумахер звонил и звонил, пока не добрался, наконец, до лечащего врача Руди. Только после этого они с папой пошл и домой.
— Доктор Брикер говорит, Руди хорошо поправляется, всем доволен, держится неплохо, — сообщил Франц. — Перевозить его еще нельзя. И он пока не хочет, чтобы приезжал кто-нибудь из домашних. Врач объяснил, у Руди шок от пережитого, но он не распускает себя. Похоже, мальчик произвел на врача прекрасное впечатление.
— Как все произошло? — спросила мама. — Когда он выздоровеет? Он ведь поправится, да?
— Доктор сказал, несчастный случай. Жидкость для очистки орудий попала в лицо. Оба глаза сильно обожжены. Когда ожоги пройдут, останутся шрамы. А зрение вряд ли восстановится, у врача надежды нет. Мне ужасно жалко, Клара.
— Жидкость для очистки… — протянула мама, — но как…?
— Никто не виноват, просто несчастный случай, так считает доктор Брикер. Никаких подробностей я не выяснял. Знай мы их или нет, этим горю не поможешь.
Анна вслушивалась в слова, но поверить в них никак не могла. Глаза Руди, такие голубые. Она со страхом ждала — сейчас мама начнет плакать, но та не проронила ни слезинки.
'Мама тоже не в силах поверить', — пришло в голову Анне.
Вечером, лежа в постели и ворочаясь с боку на бок без сна, девочка вдруг вспомнила, как подумала когда-то — если совсем ослепнуть, будет легче. И сразу же увидела… Что это было? Да, солнце, зажегшее оранжевым огнем волосы Мэгги. Она поняла тогда, что зрение — настоящее чудо. Тут, она, наконец, зарыдала — брат ослеп!
Последующие дни были забиты делами, времени на грустные мысли не оставалось. В первый день учебного года Анна отправилась в школу почти без страха. Конечно, новым учителям придется объяснять про сложности со зрением, но к этому она уже привыкла, научилась воспринимать свои трудности гораздо легче, чем раньше. В ней даже обнаружились скрытые таланты. Например, оказалась, она прекрасно подает мяч в волейболе. Уже заранее известно — они с Мэгги будут в одном классе, девочки еще в конце прошлого года договорились с директором. После битвы с мистером Ллойдом Анна больше не страшилась секретарей.
Оказалось, вся банда снова в одном классе, а классная руководительница у них — мисс Сурклиф. Этой осенью Анна вместе со всеми стала ходить на школьные футбольные матчи. Не беда, что она не все видит, зато ужасно приятно носить школьные цвета, маленькую бело-зеленую розетку с длинными лентами, приколотую к куртке булавкой. Она уже знала наизусть все речевки, которыми болельщицы подбадривают игроков. Если дружишь с Сюзи, волей-неволей все выучишь. Сюзи выкрикивает их в любую свободную минуту. Анне все страшно нравилось, хотя, конечно, в игре многое от нее ускользало. Подражая остальным, она вопила и свистела, прыгая на сиденье, а после окончания матча Мэгги старательно вспоминала и пересказывала ей все подробности.
Но стоило девочке подумать о Руди, ей становилось ужасно стыдно — как она вообще смеет веселиться! Но в то же время Анна не сомневалась, сидеть в одиночестве с трагическим видом еще хуже, так делу не поможешь. Мама вела себя гораздо спокойнее, от еды, как прежде, не отказывалась, она тоже знала — чтобы не сойти с ума, сохранить семью и провести ее через этот кошмар, надо держаться, жить обычной жизнью, насколько получается. Анна теперь куда лучше понимала мать.
Письмо от Руди было написано под диктовку и прибыло раньше него самого — по строчке на каждого члена семьи. Все вздохнули с облегчением, письмо такое нормальное. Но не Анна — она с удивлением выслушала слова, обращенные к ней: 'Привет, Анна, не теряй улыбки'. Какая ерунда, брат никогда раньше не говорил ей ни про какие улыбки, почему же не написать что-то более осмысленное?
В письме была только одна просьба: можно ли каким-то образом пожить в комнате одному?
'Я знаю, это нелегко, но если бы Анна переехала к девочкам, я бы смог поселиться в ее уголке'.
Семья решила — пусть Фриц спит на кушетке в гостиной, мальчик не возражал. Анна вздохнула с облегчением. Сестры, наверно, тоже. В их комнатушке просто нет места для троих, уж очень они разные. За прошедшие годы Гретхен и Фрида научились жить друг с дружкой в мире, но появление третьей грозило разрушить хрупкое равновесие.
Потом папа отправился за Руди. Весь дом затих в ожидании. Мама готовила сыну любимые лакомства. Все нервничали. Боялись сказать лишнее слово, никто не знал, чего ждать.
К такому не подготовишься — просто невозможно. И вот они вернулись, папа, ужасно постаревший, и Руди, в черных очках, с тростью, улыбающийся, разговорчивый, совсем обычный.
— Он вроде в полном порядке, — шепнула Гретхен Анне, когда папа повел сына наверх, — но…
'Какое там в полном порядке', — подумала Анна, но вслух ничего не сказала. Дело не просто в том, что он ослеп. Брат будто закрылся в своей раковине. Словно все его чувства тоже ослепли.
За неделю в доме установился новый режим. Руди ел один, у себя в комнате. По вечерам спускался вниз, сидел со всеми в гостиной, слушал с папой новости, хвалил мамины пироги. Настаивал, чтобы никто не
