Ненадежно. Долго. Попробуем оставаться мудрыми, «аки змеи».
— То есть?
— Нам нельзя совсем исключать того, что Гоит это все-таки Бирюков.
— Не понимаю. Я совсем запуталась.
— Не беда. Есть идея. Мы сейчас позвоним в Любимовск…
— Дяде Игорю?
— Точно. Попросим его съездить в Мареевку. Думаю, он нас уважит. Дадим ему инструкции, как незаметнее пройти в дом Бирюкова…
— Бесполезно.
— Все равно, предосторожность не помешает.
— И что он ему скажет?
— Скажет, что прошлого не вернешь, но будучи правозащитником…
— Кто? Дядя Игорь правозащитник? Насмешил.
— А почему нет? Правозащитник, решивший помочь Бирюкову освободиться от пятна. Пятно-то, согласись, страшное — убийство. И для пересмотра дела необходимо еще раз подробно вспомнить ту историю. Вот под таким соусом Игорь сможет спросить у старика все, что нам интересно.
— Папа, а не жестоко так разыгрывать человека?
— Ты меня обижаешь. Почему разыгрывать? Мы, когда приедем в Мареевку, обязательно подадим на апелляцию, если выяснится, что Бирюков не виновен.
Позвонили мы Толстикову в тот же вечер. Он согласился нам помочь, правда, как сказал папа, особого энтузиазма не проявил. А мы были просто в нетерпении. Позвонили в Любимовск, как и договорились, через неделю. Оказалось, что дядя Игорь пока не смог вырваться в Мареевку. Через неделю — то же самое. Папа тогда сказал ему:
— Игорь, это очень важно. Помоги, пожалуйста.
— Бирюкову? — переспросил Толстиков.
— Нет, нам с Машей, — ответил папа.
— Понимаешь, старик, — дядя Игорь любил это слово — «старик», — чертовщина какая-то получилась.
— Ты опять не смог побывать в Мареевке?
— В том-то и дело, что побывал, даже прожил там два дня.
— У Бирюкова?
— Нет, старик, в Вязовом, у учителя истории Юрова.
— Понятно. — Нашел этого самого Егора Михайловича.
— Так.
— Представился, как ты просил, от вас с Машей привет передал. Он обрадовался…
— Обрадовался?
— Точно, старик. Жалел, что ты уехал. Говорит, может, одумается. Передайте, говорит, Васильевичу, что пусть хотя бы на летние месяцы сюда приезжает с Машей, а я, говорит, за домом присмотрю.
— Говорит, говорит. Игорь, ближе к делу, пожалуйста. О какой чертовщине идет речь?
— Не торопи, я правильно сформулировать мысль должен. К тому же не ты будешь за межгород платить.
— Хорошо, молчу.
— Я деду твоему все рассказал. Знаешь, старик разволновался не на шутку, по каморке своей заходил взад-вперед. Долго ходил, потом говорит: «И впрямь, был с нами третий человек. Не пил, так пригубливал. Но человека этого я хорошо знаю. Нет, он не мог такого совершить». И опять по комнате — туда-сюда. Я ему, мол, назови мне хотя бы имя этого человека.
— Назвал?! Господи, какой ты обстоятельный!
— В том-то и дело, что не назвал. Попросил время — подумать. Приходи, говорит, завтра к обеду, тогда я тебе буду готов все как есть рассказать. В мои планы, старик, это, не входило, как ты сам понимаешь. Но я почувствовал, что дело и впрямь очень важное. Переночевал, значит, я у Юрова …
— Игорь, дальше.
— А дальше вот эта чертовщина и случилась. На следующий день к деду прихожу, в дверь стучу, а никто не отзывается. Дергаю — дверь не заперта. Захожу, а Егор Михайлович на полу лежит.
— Как — лежит?
— А вот так, тарелка с кружкой на полу — видно, падая, зацепил. Глаза закатил. Я к нему. Сонную артерию нащупал — вроде пульс есть. Я бегом к соседям. Какие-то дед с бабкой живут. Долго мы провозились, конечно: старики только охают, а проку от них никакого. Хорошо, женщина одна подвернулась, толковая такая.
— Знаю, тетя Валя.
— Она. Короче, доставили мы его в больницу в Вязовое, сейчас дед там.
— Так он жив? Слава Богу!
— Вроде бы жив, а вроде…
— Как это — вроде?
— Да я каждый день в больницу звоню. Инсульт у него. Парализовало Бирюкова твоего — будь здоров! Врач лечащий сказал, что сердце у мужика на удивление крепкое. Обычно в таких ситуациях шансов нет. Да еще мы его по горкам вашим мареевским таскали.
— Все понял. Спасибо, Игорь, огромное тебе спасибо.
— Да ладно, старик.
— Если не трудно, продолжай туда звонить, хорошо?
— Конечно, о чем речь? С лекарствами, там конечно, не ахти, но мне врач список составил, попробую завтра побегать по любимовским аптекам.
— Мы с тобой потом рассчитаемся.
— Ты это брось, старик. Жалко деда, он славный такой…
— Это точно. А я постараюсь в ближайшие дни в Мареевку вырваться.
— Вот и хорошо. Обо всем тогда поговорим. Лады?
— Лады. Надеюсь, на твою помощь я и впредь могу рассчитывать?
— Наше о чем говорить! Понадоблюсь, только свистни.
— Спасибо, старик. Считай, уже свищу. Готовь лопаты.
— Что?
— Лопаты готовь. Через недельку-другую будем колодец копать.
— Шутник!
