— Найн. В Казаньи, хде тофарич Тукачевский хотофить наш тянкофий фойська.
— Что?! Тухачевский?!
— Я-я. Маршял Софьетишен Союзь.
— Ты что, тоже дури обкурилась? Тухаческого расстреляли в дридцать седьмом! Это было довольно давно.
— Я-я, ефо растрельять! Тофарич Стяльин профёл реформа ф сфой армия.
— Постой, постой. Почему Сталин перестрелял всяких там лубянских выкормышей и, в частности, Тухаческого, я знаю: армию от болванов и кровавых революционных палачей-маньяков надо очищать. Но ты пытаешься сказать, что ты, в то время как Тухачевский шастал по Кремлю, красуясь маршальскими звездами, находилась на казанских полигонах? Я? Я ферштейн?
— Я-я! А потём я сопрофошдать Гудериан в поездьке по русиш тянкофим зафодам. Ето било до фосточной кампаньии.
— Ага… Гудериана?
— Я! А сьедьмохо сентьября сорёк фторохо года, ето дфа днья назяд, менья перьефели в дифизия СС «Мьертвий холофа». — гордо ответила она. — Ето гросс пофишений.
Так… я в состоянии наркотического опьянения забрался неизвестно куда, получил по морде, любуюсь пирамидами Хеопса, но не в Египте, рядом стоит чокнутая фашистка — подружка Гудериана. Мило. Гудериан — это, наверно, директор психбольницы, из которой она сбежала. Тухачевский — санитар, пичкал ее транквилизаторами. Не нравится мне все это.
Я залез в рюкзак и вытащил оттуда еще один «Сникерс», раскрыл упаковку и угостил собеседницу.
— Битте шон.
— О! Амьерикан конфьетька? Гут. Данке шон.
Немка изящно вгрызлась в батончик. Голодная — сразу видно. И что мне теперь с ней делать? Из какого дурдома она сбежала? Из какой дивизии «Мертвая голова»? В Киеве есть психушка имени Павлова, под Киевом есть дурдом в Глевахе. Судя по тому, что мы находимся явно не в городской черте, то, скорее всего, дамочка рванула из Глевахи. Вернуть ее назад? И об этом ли мне надо думать? Эти вот пирамиды — архитектура для Украины не характерная. Сначала надо выяснить, где я вообще нахожусь. Может, по обкурке улетел куда-то на самолете? Стой, стой, стой. Мог ведь. Загранпаспорт и шенгенская виза у меня есть. Точно, самолетом Люфтганзы прилетел в Германию и заблудился в лесу. Невозможно? Почему нет? Я и не такие номера откалывал! Так-так. Тогда дама действительно немка и сбежала она из местной психбольницы или какого-нибудь санатория для придурков.
Я тут же начал рыться во внутреннем кармане куртки. Если я пересек границу, то в паспорте должна быть отметка. Выудил паспорт и начал листать. Последний штамп в загранпаспорте датирован прошлым годом. Лопнула красивая версия.
— У тебья короший кюртка, я думать, шьто ето нофий дойче форма, а ти фдрюг оказялься русиш, — счастливо произнесла немка, разворачивая второй «Сникерс» и принимая из моих рук флягу с кофе.
— Вообще-то я украинец.
— А какой есть рязниса?
— А никакой. С тех пор, как украинский гетьман Богдан Хмельницкий подписал с Россией военный договор о сдерживании польской шляхты и турков, в результате которого Украина попала под полный контроль России, а Запорожскую Сечь разогнали, — разницы… никакой. Разве что тяга к свободе у украинцев выше...
— А шьто есть тякое гьетьман?
— Это фюрер по-вашему. Вождь.
— Понимай. И русишен захватьить тфой стряна?
— Сначала русские, а потом коммунисты, чтоб их...
— А комюнистэн разфи нье русиши?
— Троцкий, Каганович, Уборевич, Путна, Якир, Блюхер и прочие — где здесь русские? Ты что, детка? Правда, там был еще один пропащий сифилитик, полукровка-чуваш Ульянов по бандитской кличке Ленин, но это исключение лишь подтверждает правило.
— А! Ето есть юдасы, ефреи! Майн фюрер скоро осучистфлять окончьятильний решений етот фопрес!
Да уж... осуществит. Если я ей скажу, что ее фюрер со своим «окончательным решением» — бандит и убийца, — вдруг она взбесится? В ее бреду события сорок второго — это вчера. Сказать ей, что в сорок пятом Гитлер стрельнет в свою дурную башку, а его труп зальют бензином и сожгут? Совсем взбесится. С психами надо осторожно, лишнего не надо ляпать. Надо вести себя так, словно сейчас действительно сорок второй год.
— Да пускай твой фюрер делает, что хочет. Дело в том, что последний русский царь Николай Второй был думкопф, он официально поощрял еврейские погромы и поддерживал Черную сотню. Ясно, что евреи его не любили, и многие из этого народа становились революционерами. А потом и февраль семнадцатого с позорным отречением монарха, а потом и кровавый октябрь, и всеобщее бешенство — прямое следствие позорного падения монархии. Великая империя утонула в крови и грязи. Просадил Николя Второй свою империю. Своей дурацкой политикой подвел страну к краю пропасти и безумия, перепугался, а потом взял — да и отрекся, вот так запросто бросил страну на растерзание шакалам. Вот ведь некомпетентный слабак. Слабая монархия — это даже хуже, чем ханжеская американская демократия. Николай даже не застрелился, а ведь должен был! Того требовала дворянская и офицерская честь. Он должен был смыть с себя своей кровью хоть часть того позора, снять с себя хоть малую толику ответственности за ту трагедию, в которую он, бесхребетный слабак, втравил империю. Но он не смог, даже пулю в свой висок пустить не смог! Но тут коммунисты не растерялись, помогли. Надо отдать им должное, молодцы, расстреляли Николая Второго. Ну, и не жалко, заслужил.
— Ето есть ушясно! Майн фюрер скорё осфободьить всьех русиш от юдас-комунистэн! Фсьех осфободьить! Фсье будут корошо арбайтэн, фсьем будеть мнохо еда!
Ага, совершат «окончательное решение», всех освободят и заставят горбатиться на высшую расу. Раз в месяц — шнапс, раз в год — душ и помывка, раз в три года — новая полосатая форма. Вот где будет рай на земле! Вслух я, конечно, этого не произнес, а выудил из рюкзака шоколадку.
— Майн гот! Францюзький чоколядька! Данке шон!
— Биттэ.
— А ти есть ньепрафильний русиш, укряиниш. У тебья короший ботьинки, дойче кюртка, длиний причьеска и у тебья есть чоколядька. Ти — ньепрафильний русиш.
— А какой «русиш» правильный?
— Фаньючий, бородатий, пашит земьля, пасьет корофа, фодку пьет всьё фремья, льенифий музик с блёхами на песчке спьит.
— Эх, твоя информация безнадежно устарела.
Рассказал бы я ей, какие теперь есть русские! Да ихний Геринг со своим замком в горах по сравнению с некоторыми теперешними русскими — просто нищий попрошайка!
— А вот ты — неправильная фашистка. Разве принимать «чоколадку» от славянина — это не нарушение вашего закона о совместимости рас?
— Найн, етот зякон нье позфольять фстюпать ф… хотья корошо фоспитаний фройляйн ето нье обсушдать, — она фыркнула, — к тому жи, здьесь никохо ньет, чтоби дьелать донос.
— Да, тут никого нет. И что это за место, ты не знаешь?
— Найн.
— А как ты сюда попала?
— Я нье помнить. Сафсьем нье помнить. На няс подлё напасть ети ушясний бородатий партизанэн! Оньи есть стрельят из пульемьёт и бросать мнохо храната. Менья охлушить фзриф, а потём я прийти ф себья здьесь. Фот и фсе. А ти здесь почьему? — А я перебрал лишку анестезии и отключился. Что это за место и как я сюда попал, я тоже не знаю. Что делать будем?
— Нюшно найтьи дойче зольдатен. Нюшно найтьи блишний хауляйтер!
Я не знаю, сохранилась ли должность гауляйтера в Германии 2005 года, но вот за ее пределами такой