Пронина, не должна их пробить. Вместо ребер, в качестве экспериментальной мишени, я собирался использовать кору деревьев — мне предстояло подобрать нужное количество пороха и оптимальное расстояние для стрельбы, найти такое соотношение пороха и дистанции, при которой кора не будет пробита, при которой пуля или застрянет в ней, или расколет ее. Добившись нужного результата, я расположу в магазине два таких патрона поверх стандартных — это для ребер Пронина. В идеале пули должны их сломать, но обломки ребер не должны повредить легкие, достаточно разгерметизации плевральной полости — это поведет к «схлопыванию» легкого, и раненый майор начнет отчаянно хватать воздух ртом. Полная имитация предсмертной агонии. Пускай Сика-Пука порадуется! А когда нарадуется вдоволь, быстренько отвезет нас на разборки с гнусным мудаком Эль Дьябло! К этому Чикито я поеду, вернув на платформу комплект под патрон 50АЕ и, при необходимости, буду целить ему в голову! И не промахнусь…
Намучился я с этими приготовлениями до истерики! Пуля то впивалась глубоко в сердцевину дуба, то затвор не желал взводиться после выстрела, то затвор взводился, а пуля, ввиду слабой энергии пороха, летела черт-те куда, а то и вовсе застревала в стволе пистолета. Где-то через час бесплодной возни я взбесился и отчаянно возжелал шпионской кровищи! Это из-за него я тут страдаю! Еще через полчаса я решил: все — шпион мертвец, я его пристрелю, как пить дать пристрелю, а заодно угроблю Похмелини, Пронина и Герду на закуску! Всех поубиваю к такой-то матери!
Когда я от отчаянья уже был готов вышибить из своей дурной башки последние мозги, неожиданно все получилось. Пуля, выпущенная мной, попала ровно туда, куда я целил, и отколола от коры изрядных размеров щепку.
Я замерил расстояние до дуба — восемнадцать метров. Неплохо, — не слишком далеко и не слишком близко, — после этого я сверился со своими записями о количестве пороха в этом «счастливом» патроне и сделал еще пять таких. Я выпустил три — отличный результат: две пули откололи от коры щепы, а одна в ней застряла. Я вооружился надфилями и пропилил в оставшихся двух пулях неглубокие бороздки крест- накрест — залог того, что пули сломают ребра, а не проскользнут между ними. Бороздки совсем неглубокие — для того, чтобы пулю, попавшую в плоть, разорвало на четыре части, ни глубины борозд, ни дульной энергии не достаточно.
Обе эти пули я выпустил в дерево — обе они застряли в коре. Годится. Я сделал еще пять таких патронов и отстрелял три из них — тот же результат. Прекрасно! Я вставил в магазин семь стандартных патронов, а поверх — два «модернизированных». Эти два — для Пронина, остальные семь — по обстоятельствам…
В гостиницу я вернулся поздно: пока то да се, пока я собрал стреляные гильзы, сжег в старом кострище оставшийся порох, повыковыривал пули из дерева, замазал землей следы от пуль в коре — в общем, как мог, ликвидировал следы своего пребывания на этой полянке, — уже стемнело.
В номере царила семейная идиллия. Вся «семья» собралась у телевизора. Похмелини в майке и галифе, Сика-Пука в своем идиотском обезьяньем костюме, Герда в небрежно накинутом эсесовском мундире — короче говоря, все зловещие заговорщики, измышляющие убийство безвинного, по сути, Пронина, были в сборе. Мило.
Герда жадно всматривалась в телевизор. Дамочке из 1942 года это изобретение казалось чем-то запредельно фантастическим, она восхищенно пялилась в экран и, зуб даю, в этот момент ее ничего более не интересовало. Не случись ей в свое время вступить в Национал-социалистическую немецкую рабочую партию, из Герды получилась бы отличная домохозяйка, потому что основным практическим навыком домохозяек является смотрение «ящика», а Герда это умение освоила форсированным темпом…
Меж тем, в телевизоре демонстрировалось не очередное говно с продолжением типа «Улицы разбитых фонарей», «Убойная сила», «Спецназ» и тому подобное издевательство на тему отважных, добрых и героических дядечек-милиционеров, а транслировалось выступление генерального секретаря ЦК КПСС товарища К. Г. Бутина. Что так заинтересовало гаупштурмфюрера в этой трансляции, я не понял, — наверно, привлекательная цветная картинка…
— Дружно тащитесь от товарища Бутина? — спросил я, усаживаясь поближе к Герде.
— Тащимся, — буркнул доктор.
— В моем мире тоже тащатся, такая же фигня… никакого разнообразия во вселенной.
Я вслушался в окончание речи генсека и узнал, что он призывает граждан к сознательности, ответственности и еще каким-то там высокогражданским ценностям. Трансляция закончилась и после рекламы зазвучала песенка группы «Любе» «…Прорвемся, ответят опера…», и таки началась демонстрация страшилки под названием «Убойная сила 4», а Герда окончательно утратила связь с реальностью, погрузившись в телетранс…
— Смотрите-ка, как прикипела к телевизору, — сказал я.
— Она так целый день, все ей «Бедную Настю» да «Ментов» подавай…
— И «Убойную силу»…
— Ага… и эту муру тоже.
— Ловите креатив про «Убойную силу»! — сказал я, пронзенный озарением. — Я только что его придумал. Помните рекламу презервативов, где паренек поспешал на встречу с любимой, имея целью капитально пропотеть, а за ним бодро шествовала толпа мужиков, нарядившихся сперматозоидами? Они потом в резиновой ловушке оказались… по типу «…Чуваки, шухер! Мы в гандоне…»
— Было такое…
— Так вот, теперь представьте себе тугой презерватив, в который запихнули разом всех главных персонажей «Убойной силы» и «Ментов» впридачу, причем перед тем, как их туда всунуть, их обрядили в костюмчики сперматозоидов. И вот доблестные оперативные работники мечутся, задыхаются в презервативе, усердно пытаются прорвать резину и выбраться наружу. Тут картинка замирает и появляется слоган: «Прорвемся, опера! Убойная сила».
— У тебя больное воображение, — сказал Похмелини.
— Ой! Держите меня! — воскликнул я. — Это ты-то, Похмелини, проблеял что-то о больном воображении?! Кто б уже говорил?! «Начинайте дрожать», «все удалять к дьяволу», «мастерство не пропьешь» — это все очень здраво, и кабинет твой, который есть не что иное, как полигон для свистоплясок сатанистов — тоже очень и очень здравая выходка.
— Это точно, — подтвердил Сика-Пука, и доктор польщенно улыбнулся.
— А вообще-то, док, не существует больного воображения — есть просто воображение, причем оно или есть, или его нет, а термин «больное воображение» придумали люди, у которых воображение отсутствует. Это характерно для любого общества: если твои мозги работают не так, как общепринято, то тебя сразу обзовут больным… Это защитная реакция — людям хочется, чтобы их уютный мирок оставался уютным, а все, что из него выбивается, все, что отличается от привычных моделей, то — или болезнь или агрессия…
— Мне не рассказывай, — весело сказал док, — как не приду на конференцию, то такого о своем состоянии психического здоровья от коллег наслушаюсь, что впору в смирительную рубаху завернуться и мозги прогреть электрошоком…
— Какое чудесное афилиативное общение, — встрял агент, — говорят, что подобные пустопорожние разговоры успокаивают нервы.
— Не врут, — с видом знатока буркнул док.
— О чем там, кстати, Бутин распинался? — спросил я. — Я только конец этой болтовни уловил…
— Начинается предвыборная гонка, выборы скоро, обещал приложить все усилия для проведения их на высоком уровне, — ответил Сика-Пука.
— Высоком? В смысле соответственно чаяньям его «высокого» кабинета? Постойте! Разве какие-либо выборы в СССР не являются пустой формальностью? Насколько я помню, все результаты выборов в стране советов утверждались наверху еще до их проведения.
— Сразу видно, что ты чужак и прибыл откуда-то из черных глубин космоса. Система выборов введена Сталиным в пятьдесят шестом году на ХХ съезде партии — это было последнее, что он сделал перед своим уходом. С тех пор генсек, руководители КГБ и СМЕРШа избираются путем всеобщих выборов.
— А шеф МВД?
— Назначается генсеком.
— Интересно, надо будет купить здешнюю конституцию и прочесть на досуге, что к чему. Будут
