Однако порой в жизни случаются разочарования - разочарования оглушительные, как удар грома посреди восьми соток огорода в чистом поле, и непоправимые, как предательство закадычной подруги из одной группы детского сада.
И порой в жизни выпадают дни, когда все вопросы, веками отравляющие жизнь человечеству, от «Что первично - материя или сознание?» до «Что делать?» и «Кто виноват?», вдруг подступят с ножом к твоему горлу, требуя немедленного ответа - поскольку вдруг выяснилось, что прежние ответные варианты с треском провалились на жизненном экзамене.
Но, говоря по совести, - разве требовала я от судьбы чего-то несбыточного? Разве помышляла я случайно найти в кустах новенький компьютер «пентиум» с лазерным принтером? Или выиграть кругосветный круиз в «Угадай мелодию»? О нет, я всего лишь надеялась выведать что-нибудь о дальнейшей судьбе мальчика-осветителя, безвестного когда-то поэта. Да, исключительно с этой единственной целью направлялась я в ту среду на заседание самозваного литературного цеха, одетая в бежевый костюм маминого пошива и сжимая под локтем черную сумку дизайна девятнадцатого века.
И вовсе не мечтала я встретить там никакого красавца - косая сажень в плечах, без вредных привычек. И никакая тень пошло-сказочного принца не отягощала в этот день моих помыслов! Те времена прошли, безвозвратно канули в Лету лет тысячу назад. А уж теперь-то - мне ли было не знать о пушкинской обаятельной некрасивости или о магнетическом огне лермонтовских глаз, искупавших - да-да, вот именно так и писали в воспоминаниях современники: «искупавших многие недостатки внешности»?!
Но и другого я, как выяснилось, не ожидала. «Только не этот! - закричало что-то внутри меня при виде ЭТОГО ТИПА в расстегнутой куртке, лениво полуразлегшегося на столе. - Не ЭТО!»
Не лысина на полголовы. Не растянутый свитер с пятном на животе! И не, самое ужасное, запах несвежего салата!
Почувствовав этот запах, я тотчас отшатнулась обратно к двери. (Откуда был он мне так противно- знаком? Кажется, из тех легендарных лет, когда мы жили в коммуналке на окраине какого-то поселка - не то Подлесного, не то Залесного, даже мама не любит вспоминать его. Да, точно, оттуда - громкие нетрезвые голоса за стенкой и этот противный салатный запах по всему коридору. И еще удушливый табачный дым.)
И здесь тоже в этот раз все, как сговорившись, дымили паровозами. Даже седой патриарх и молчаливый литератор с необыкновенными шнурками. Даже Антонина Метелкина, при моем приходе, правда, отшвырнувшая сигарету и с воплем «Маринка!» повисшая у меня на шее, точно родная сестра после долгой разлуки.
Я молча терпела, украдкой озираясь по сторонам. Но никто не обращал на нас особенного внимания. Никто, как, впрочем, и в прошлый раз, не подумал предложить мне раздеться, присесть к облупленному столу. Видимо, приход и уход чужих людей, равно как и объятия, были здесь обыденным явлением.
К тому же они ругались! Не ссорились, а просто-таки через каждую пару фраз вставляли ненормативные словечки с самым естественным видом. А женщины (их на этот раз оказалось три) мило улыбались, будто веселым шуткам. Одна дама в шляпе фасона «от Шапокляк», правда, не улыбалась, но молчала и выглядывала из-под своих полей со снисходительно-прощающим выражением.
Но самое главное - на этот раз
Зато они весьма горячо и подробно обсуждали какую-то предстоящую веселую вечеринку.
- Твое сухое - оно знаешь, что?! Я б сказал… - загадочно высказывался тот, что в предыдущий мой приход собирался пить компот.
- Ох, ну скажи! Ну-ка, скажи! - уязвленно восклицал другой - мне показалось по голосу, автор, который в прошлый раз предлагал критикам чизбургер.
- Сказа-ал бы, сказа-а-ал! - тянул первый, многозначительно кивая.
- А твои пирожки! - перешел в нападение противник. - Я так и не понял с чем! Один лук! - и добавил непечатное существительное.
И никто даже бровью не повел.
- Не один лук, а много лука, - вдруг подал голос доселе молчавший, со шнурками.
Его оппонент набрал было воздуха для достойного ответа, но успел только возопить: «Жора!» - и тут вмешалась Шапокляк. Очень ясным низким голосом она вымолвила:
- Мальчики. Успокойтесь. Я беру на себя блины. С мясом.
Все уважительно притихли и повернулись к ней.
- А я салат! С крабовыми палочками! - радостно вскрикнула Антонина Метелкина.
В ответ послышались возгласы одобрения.
- Но хотелось бы уточнить. Что у нас. С официальной частью? - продолжала Шапокляк, несколько возвысив голос.
Видимо, для удобства восприятия она делила каждое предложение на несколько частей. Так обычно диктуют в классах коррекции.
- Да все чики-пуки, Томик! - отозвался юноша в длинном пальто, сидевший на столе. - С телевидением я договорился, приедут.
- Допустим. Приедут. А сценарий. Опять будет? Как на прошлый Новый год? - неспешно допытывалась Томик.
На другом конце стола громко выругались и захохотали. Я оглянулась. Это был Валерий Галушко! Лысина его качалась от смеха. Я посмотрела на него и поняла, что теперь уже точно не заговорю с ним - ни сегодня, ни когда-либо. С чего мне вообще вздумалось, что это именно тот Галушко? Подумаешь, редкая фамилия!
- А что на Новый год? - обиженно возразил между тем юноша Чики-Пуки. - Просто рано расслабились. И вы же, девчонки, сами весь кураж испортили! А потом уже и режиссерша заартачилась.
- Здрасьте! Мы кураж испортили! - закричала Метелкина. - А кто конкурс матовых двустиший объявил? Тоже мы?!
- Потому что поэт, моя дорогая, - назидательно вмешался любитель компота, - обязан в полной мере владеть всем языковым инструментарием!
- Я не поэт… - вступил было в дискуссию и сторонник чизбургеров, но его прервали хором:
- Но я скажу стихами!
И все захохотали как ненормальные.
- Как хотите. А я без сценария. Позориться не намерена! - Томик вдруг воинственно сверкнула глазами из-под шапокляковских полей.
- Да если б ты не доставала всех со своей косметикой! Помаду забыла и всех за… - тут Чики-Пуки опять употребил непечатное выражение.
- Славик. Это. Плохое слово. Запомни. Очень тебя прошу, - наконец-то очень тихо и внятно промолвила Томик.
И на какое-то время все озадаченно притихли. Даже дышать стало легче.
- Ребята! Мне вас искренне жаль! У вас масса проблем, - объявил, вставая, Жора - обладатель диковинных шнурков. - Но завтра обязуюсь явиться. С посильным вкладом. Во сколько приступаем?
- Где-то после четырех, - назначил Славик. И неуверенно добавил: - Если никто не против…
- Я против, я! - тревожно воскликнула Метелкина. - У меня… это, семинар!
Но ее, похоже, никто не услышал.
Все уже деловито собирались, надевали куртки и пальто, застегивали пуговицы. Бывший молчаливый, а ныне разговорчивый Жора-со-шнурками подал Томику-Шапокляк накидку, отороченную лисой. Сам же он, оказалось, пришел в одном своем великолепном костюме-тройке.
- Подождите! А псевдонимы? Хотели же придумать! - спохватился кто-то уже на лестнице, и все озадаченно приостановились.
- Ну давайте экспромтом, по пути! - распорядился юноша в пальто.
И все завопили вразнобой:
- Чур, я - Отшельник! Раз вы против Святого, то хоть Отшельник!
- А не хочешь - Рак-Отшельник?
- Тогда мы - Лебедь и Щука!
- А мне давайте что-нибудь народное.
