Из жизни читательницы

- Хочешь - Шовкопряд?

- Что-что?

- Шов-ко-пряд!

- Не понял! Шав-ка… а дальше что?

- Идиот!

- Только, знаете, без плагиата! Идиот - уже было у Федор Михалыча.

- Да не надо, не надо этого экстрима! Еще Лобсанг Рампа утверждал, что самый продуктивный путь - серединный!

- Будьте проще, сядьте на пол!

Они жонглировали словами беспечно и нахально. Они искажали их как хотели, растягивали и сокращали, с хохотом сталкивали их в самые невообразимые сочетания и швырялись ими, как мячиками. Они глумились над словом! Насиловали его! А люди преспокойно шли себе мимо, и даже в голову не приходило вмешаться!

В голове у меня звенело. Уйти от этого сборища графоманов, исчезнуть сию же минуту! Но, как назло, они еще с полчаса топтались на крыльце, сотрясая воздух дурацкими шуточками, гоготом и опять-таки ругательствами, и я неизвестно почему топталась вместе с ними.

Но наконец повалили всей толпой в сторону трамвая. И надо же - не успела я по-английски отстать и свернуть за угол, как почти сразу услышала за спиной топот. Это была Метелкина в своем рогатом уборе!

Я охотно ускорила бы шаг, но силы покинули меня. (Вот он, нездоровый образ жизни! И вот оно, нерациональное питание!) И не осталось ничего другого, как только плестись к остановке, трястись в троллейбусе и обходить лужи по пути к дому, время от времени с безучастной покорностью кивая в сторону ее лупоглазого веснушчатого личика. Сама же моя спутница - и вот оно, преимущество молодости! - продолжала без устали молотить языком, производя, как мне казалось, совершенно бессмысленные словосочетания, неостановимо вылетавшие из крохотного розового ротика, вроде: «ребята - супер!», «обалденная поэма», «порезать вдоль на четыре части, а потом кубиками», «пространственно-временной хронотоп».

Этот самый хронотоп меня доконал. Да и стояли мы уже у самого подъезда.

- Ну ладно… счастливо! - Превозмогая звон в голове, я героически попыталась растянуть губы в улыбке.

- До завтра! До юбилея! - бодро откликнулась Антонина, но вместо того чтобы наконец освободить меня, деловито осведомилась: - А ты на каком этаже живешь?

- На четвертом… Только извини, я спешу. Масса дел. Родители через два дня приезжают из санатория, так что, сама понимаешь…

Она кивнула с некоторым удивлением. И, подождав еще чего-то, наконец прощально взмахнула своими кисточками.

Существует точка, равноудаленная от всех вершин треугольника. Это точка пересечения его медиан. (Или точка пересечения его биссектрис? Нет, все-таки скорее медиан. «Медиана» звучит гораздо гармоничнее.)

И в дружбе троих также существует точно такая же точка. Такое пространство, в котором царит абсолютная гармония, каждый доверяет другому - а точнее, двум другим! - и, как говорится, один за всех и все за одного.

Беда только, что в этом пространстве как-то тесновато. Все-таки точка - она и есть точка. Встретишься с ОДНИМ из ДВОИХ - и ни тебе посплетничать вволю, ни косточки перемыть. Ну, максимум честное товарищеское осуждение с последующим честным доведением до сведения.

Поэтому и не обходится без ссор. Просто душевные мышцы устают от постоянного нравственного напряжения: «хорошо - плохо», «можно - нельзя». Все-таки не детский сад, а как-никак взрослые люди!

А отсюда периодические легкие размолвки и объединения ДВОИХ. В сторонке от ОДНОГО. И уж тогда- то - откровенные беседы на пространстве куда более просторном. (Поскольку точек, равноудаленных от ДВУХ исходных точек, может быть, собственно говоря, бесчисленное множество - стоит только провести перпендикуляр через середину исходного отрезка!) И тогда-то является новая (камерная и почти таинственная) интонация, а также совершенно новый (почти что интимный) уровень общения. В то время как с другой стороны, то есть со стороны ТРЕТЬЕГО, - благородное страдание и не то чтобы очень уж горькое одиночество с гордым сознанием «Меня не понимают!» - одним словом, тоже какие-никакие свежие впечатления. К тому же сегодня А и В разошлись во мнениях с С, а завтра, глядишь, на пару дней объединились С и В.

Тяжелее, когда размолвки затягиваются. Особенно если затягиваются в одном и том же составе. Такая вот возникает константа: А и В против С…

Нет, Римка с Людасиком не стали моими врагами - просто отошли и заняли позицию чуть в стороне. Чтобы удобнее было наблюдать за мной и обмениваться впечатлениями.

Они даже не прекратили общаться со мной - заходили, как и раньше, в библиотеку за книгами или просто поболтать о том о сем. Только теперь реже и почему-то всегда вдвоем. И вот что забавно: когда одна из них меня о чем-нибудь спрашивала - о приезде родителей, к примеру, или планах на зимние каникулы - другая вопрос не слушала, а смотрела на меня! То есть похоже было, что все темы бесед со мной у них заранее обговорены. Как билеты к устным экзаменам - с прилагающимися ответами. А я соответственно чувствовала себя как экзаменуемый перед комиссией. Приятное ощущение!

Первое время я будто бы ничего не замечала. Они как будто тоже. И все шло вроде бы по-прежнему. Только иногда я перехватывала их взгляды… Взгляды не сообщников, нет. Просто разведчиков на чужой территории.

Что ж, я тоже пересмотрела некоторые свои представления. В свете реализма. На каком, в частности, основании я причислила их к потенциальным читателям? Меж тем как существует на свете немалое число учителей, чья стихия души - отнюдь не художественная литература, а, допустим, «Вестник образования», в особенности номер четвертый, экзаменационный материал. А также сборники приказов и инструкций.

Но уж эти-то, извините, не читатели. Это - зачитанные . Хотя, конечно, слова одного корня.

К тому же кипятильник мой перегорел. И здесь очень уместно прозвучало слово «кстати». Я как-то невзначай и обмолвилась им обеим - кстати , мол, кипятильник-то перегорел… так что кофе варить не на чем…

А в ответ на эти слова никто, кстати , не предложил принести свой.

И, однако, без кофейных перерывов моя жизнь вдруг опустела! И выяснилось вдруг, что все эти несбыточные диеты, и рецепты фантастических салатов красоты, и анекдоты, и даже сплетни - столь же необходимые условия моего существования, как еда, питье и перебирание книг в букинистическом отделе! И оказалось, что начатый и недорассказанный Людкой случай о встрече с бывшим двоечником, а ныне юристом, застрял в голове, как кость в горле.

Пожалуй, это даже немного смахивало на ТУ историю - на единственное в моей жизни увлечение, заслуживавшее названия романа. То же ощущение, что и после разрыва, - унизительная зависимость с малодушными рассуждениями: «А может, не стоило… И зачем я тогда…» - и с рабским поглядыванием на дверь!

Само собой, я держала себя в руках. Я радушно улыбалась вошедшей Софген и терпеливо кивала в такт ее политическим монологам. Я мужественно переступила порог завуческого кабинета и, доложив о провале почетного поручения с привлечением писателей к воспитательному процессу, стоически выслушала обличительную речь (хотя, надо признать, в какой-то момент была подавлена чувством вины буквально до слез). Стремясь упрочить свою пошатнувшуюся было репутацию твердой троечницы, я даже добровольно взялась за оформление стенда к литературной неделе.

Тем временем домашняя жизнь незаметно входила в привычную колею. Приближающееся возвращение родителей словно бы упорядочивало ее. Правда, после трехдневной генеральной уборки я чуть не задыхалась в невообразимой стерильной чистоте. Шутка ли - перемыть сотни три стеклянных подвесок на люстре, да еще стащить и постирать шесть пудовых штор с длиннющей витой бахромой!