Отец был на дежурстве.
Инга поставила на плиту картошку и подошла к темному окну. Осень… Летом она уедет в Москву. Но до лета надо как-то дожить… Как?
Картошка пыхтела на сковородке.
'Странно, — подумала Инга, — я ведь даже не помню, как зовут этого задохлика… Надо завтра спросить, а то неудобно…' Вспомнила известный анекдот и снова закатилась смехом.
Она стала встречаться с корреспондентом по имени Филипп. Чаще всего у него дома. Он холостяковал, сиротливый и одинокий, и смотрел на Ингу, как на идеальное существо, чудом оказавшееся в его убогом жилище.
— Филечка, — нежно чирикала Инга, — ты, конечно, мне нравишься, иначе зачем бы я стала к тебе приходить?
Врала безбожно. Но тело опять тосковало в одиночку, ныло и жалобно, назойливо просилось в постель хоть к какому-нибудь мужику. К любому. Ему, телу, все равно. А кроме того, Филипп напоминал ей брата, которого она нежно любила с детства. Точно такое же костистое бледное привидение, тень тенью…
— Только ты иногда бываешь однообразен, прости за откровенность. Смущаешься, робеешь… Тебе не хватает наглости. Мужчина в койке должен быть прямее и нахальнее.
Филипп побледнел:
— Ты опять об этом? По-моему, у тебя на уме одна лишь постель.
— А у тебя? — лукаво поинтересовалась Инга. — Филечка, кто первый начал?
Он покраснел.
— Ты как-то удивительно легко и быстро меняешь цвета! — пропела Инга. — А переход из белых в красные всегда сложен и опасен! Равно как и наоборот.
Филипп, неплохой корреспондент, многому научил Ингу. Именно у него она быстро и ловко схватила азы журналистики, постигла ее немудреные законы, научилась писать репортажи и зарисовки, брать интервью… Филипп готовил ее к предстоящим экзаменам, давал книги и задания, проверял, учил, как ответить на тот или иной вопрос.
— Ты сегодня придешь? — задерживаясь на минуту около ее стола, шептал Филипп.
Она кивала. Приходила. Усаживалась за любовно накрытый, заботливо приготовленный к ее приходу стол. Они ужинали, пили вино, говорили о работе, о журналистике, обсуждали книги и новые фильмы… И Инга постоянно думала: разве нет чего-то пошлого, чего-то отталкивающего в такой любви, назначенной на определенный час, предусмотренной за день или за два, словно деловая встреча или визит к врачу? Хотя ей ли размышлять об этом?
Они сидели, серьезно обсасывали куриные косточки, критиковали последний фильм с участием Шверценнегера, а каждый думал лишь об одном: как бы поскорее свалиться в койку и зацеловать друг друга…
Для чего это лицемерие, ложная благопристойность, вранье, за которыми прячутся желание и похоть? Эти свидания по расписанию и одни и те же дурацкие культурные разговоры… Когда тело изнемогает от вожделения и крикливо, откровенно требует своего… Почему они сидят, как манекены, и притворяются, что встретились ради дружеского застолья и умной беседы? Какие тут могут быть беседы?!
Инга раздражалась, злилась, но изменить ничего не могла. Приходилось терпеть. Филипп считал, что все должно быть именно так, и никак иначе.
Она с нетерпением ждала весны, а там и лето не за горами, когда она улетит в Москву и поступит в университет. Почему-то Инга не сомневалась в этом ни на миг. А главное — она там увидит Павла и Леху. Ей было трудно сказать, кто из них ей нужнее. Нужны оба. А Филипп — это промежуточный вариант, просто от скуки, от нечего делать да еще оттого, что спать одной невмоготу. Но корреспондент, конечно, ничего не должен знать…
Весна настала неожиданно и необыкновенно, будто родилась, как ребенок, в одну ночь. И сразу, свеженькая, юная и смешливая, замутила своим приходом все умы и души.
От нее и Филипп тоже начал сходить с ума, и однажды, вернувшись домой с работы, Инга в изумлении застала его за столом рядом с родителями. Все трое были подозрительно торжественные и смотрели на нее так, словно приготовили ей необычный сюрприз.
— Филипп Александрович просит твоей руки, — важно сказал отец. — Садись, за это надо выпить.
Инга машинально плюхнулась на стул.
— Чего он просит? — изумленно прошептала она.
— Твоей руки, — гордо повторил отец. — У нас с матерью! Как в старину, по старым русским традициям.
Инга хотела съязвить, что по старым русским традициям трахаться с невестой до свадьбы запрещено строго-настрого, но вовремя спохватилась и промолчала. Она взяла протянутую рюмку с вином и выпила. Потом закусила куском сыра.
— А вы что, меня уже просватали? — осведомилась она. — Без моего согласия?
— Да ты что, дочка? Как ты могла так подумать? — обиделся отец.
Филипп становился по обыкновению то белым, то красным и нервно стискивал костлявые пальцы.
— Вы будете смеяться, но я хочу учиться, — сообщила Инга и положила в рот дольку апельсина.
Все трое дружно закивали головами.
— И поедешь! Что тут смешного? — сказал отец. — Филипп Александрович считает тебя очень способной и тоже говорит, что тебе учиться необходимо. А куда вам спешить? Тебе осенью исполнится девятнадцать, время терпит. Поженитесь позже. А потом, может, переведешься на заочный.
— Я буду учиться на дневном! — сурово отчеканила Инга. Взглянула на съежившегося, поникшего Филиппа и сжалилась над ним. — Филечка мне очень по сердцу, но как же университет?..
Прозвучало жалобно и просительно, почти умоляюще, как Инга и хотела. Филипп замахал руками:
— Конечно, сначала учиться! Это перво-наперво! А я тебя буду ждать, сколько понадобится.
'Дурачок', — грустно подумала Инга, зевнула и попросила снова налить всем вина, чтобы выпить за ее удачное поступление.
В Москве, не застав Илью, Инга сначала растерялась — уж очень все непривычно, шумно, огромно! — но потом даже обрадовалась. Никто не будет мешать ее свиданиям с Павлом и Лехой.
Она им позвонила в первый день своего приезда.
— А-а, это ты! — до обидного равнодушно и рассеянно отозвался Павел, словно они расстались вчера утром. — Прилетела, стало быть… Это хорошо. Ты сейчас где?
— В общежитии, — проглотив обиду, пробурчала Инга. — То есть рядом с ним, в автомате.
— Ладно, не злись, — хмыкнул Павел и поинтересовался с любопытством: — Ты все такая же гарная пышечка? Много за год сменила мужиков? Давай колись!
Инга вспомнила Филиппа, парочку случайных юных курортников, с которыми заводила краткосрочные романчики от скуки от безделья, и вздохнула.
— Значит, много! — услышав ее вздох, удовлетворенно подытожил Павел. — Ты девка шустрая и темпераментная! Чересчур! Попробуй возразить!
Она и не пыталась.
— Так… — вслух размышлял Павел, — сегодня предки дома… А завтра днем ты свободна?
— Да! — с готовностью сказала она. — У меня консультация послезавтра.
— Тогда приезжай к двенадцати, — велел Павел. — Я как раз проснусь, чтобы снова брякнуться с тобой в койку. Мой дом найдешь?
— Найду, — сказала Инга.
Павел вцепился в нее, даже не захлопнув дверь, и грубо поволок в комнату, не давая оглядеться.
— Закрой дверь! — пробормотала Инга.
Он спохватился, оставил ее на минуту, щелкнул замком и вновь сжал сильными руками.
— Скучала? — спросил он, наклоняясь к ее губам.
— Да! — выдохнула Инга ему в лицо и почти не соврала.
