– Скажи им, чтобы увозили то, что тащат нам в подарок.
– Это, должно быть, царские угощения.
– Вот и скажи им, что пища от человека, который нарушил мир и слово договора, – ведь был у Руси договор о том, чтобы наши купцы торговали безопасно и беспошлинно в Царьграде?..
– Давно был заключен, но мы его хорошо помним.
– …Пища из рук такого человека – отрава. Пусть так и передадут Льву.
Повороты дела
Логофет Фома и доместик третьей тагмы спешились. Подошли ближе к славянским воеводам.
Фома встал в позу, что, впрочем, странно выглядело перед цепью лучников, в поле.
– Василевс передает, – сказал он, понимая, что дальше, к князю, его не пустят, и не желая терпеть унижения с первых же слов. – Василевс передал: он хорошо отплатит за зрелище. Василеве посылает со своего стола угощение искусным в войнах и забавах и князю – царское угощение и благодарность. Василеве передал: пусть считают, что они на моем пиру. Ему просто негде рассадить стольких гостей. – Фома с подчеркнутой любезностью показал жестом на широко раскинувшийся русский лагерь.
– Пища от человека, который нарушил слово и мир, – отрава. Покормите этим константинопольских крыс. – Велемудр с удовольствием рассматривал Фому – логофет не ожидал таких слов.
– Мы дадим попробовать ту же еду нашему человеку, – опомнился он. На лице появилось выражение оскорбленного достоинства: отрава!.. Про «слово» и «мир» он предпочел не расслышать.
– Попробовать дадите? Значит, в Константинополе уже люди работают крысами!
– Я логофет дрома, – сказал Фома, – и говорю от имени василевса.
– Ответ князя киевского звучит так: пища человека, который нарушил слово и мир, – отрава.
– Нельзя тому быть, – крикнул Стратимир, – чтобы русских купцов губили на константинопольском базаре!
– Вы об этом… Русские купцы были с мечами, без мечей они не ходят. В ссоре они убили десять ромеев. Десять ромеев за пять славян – уже очень много.
Велемудр распахнул руки:
– Здесь русских столько же, сколько ромеев в Городе. Если мы начнем считать так же и дальше – двух за одного, то в Константинополе не останется ромеев. И еще столько же будет нужно для расчета. Но за недостающих мы согласны взять деньгами. А если живущие в Городе хотят и сами сохранить жизнь, мы за каждого из них тоже возьмем деньгами. Мы старые купцы.
– Я же сказал, – надулся Фома, – что василевс наградит славян, которые пришли под стены Города.
– Мы не служим из награды у ромейского правителя. Если в Константинополе еще есть василевс, то должен, наверное, существовать пока и закон. О законе торговли мы и пришли узнать.
– Мы не знаем закона торговли, который бы заключил с нами русский князь Олег.
– Закон в Руси заключает Киев и князь Киева, как василевс в Ромее. Киевский договор вечен, это мы и пришли подтвердить, – Велемудр опять распахнул руки, показывая на русские войска.
– Я передам эти слова василевсу, – сказал Фома.
Возникло молчание: стороны сомневались, надо ли сейчас продолжать разговор.
Стратимир заметил за спиной доместика стражника Гуннара. Лицо варяга он помнил, тот служил в Киеве. Гуннар куда-то пристально смотрел и вроде бы даже знаки кому-то делал. Стратимир повернулся в сторону и увидел недалеко от себя Рулава.
– Разрешим поговорить двоим воинам этерии! – сказал Стратимир доместику. Тот кивнул.
Гуннар подошел ближе.
– Верно ли известно в этерии, как я попал сюда? – спросил Рулав.
– Известно. Не удалось найти, кто это сделал… За тебя хотят выкуп, какой?
– Нет, я здесь будто не в плену.
Стратимир поморщился:
– Выкупом за воина могут быть только его голова и меч. И то и другое при нем.
Гуннар наклонил голову, соглашаясь.
Логофету было все равно, что будет с Рулавом, он смотрел, нет ли здесь шпионской интриги. Вообще-то они с Велемудром делали вид, что не присутствуют при этом разговоре.
А положение создалось запутанное: выкупить воина нельзя, выменять не на кого. Оставить как есть – накладно для константинопольской гордости. Но вопрос был уже назван, и отвечать было надо.
Тогда доместик третьей тагмы сделал царский жест. Он снял перстень с огромным изумрудом.
– Посольство не бывает без знаков посольства, – сказал он и протянул перстень Стратимиру.
Воевода взял, надел изумруд на здоровенный мизинец. Посмотрел на Рулава. Тот вынул из перевязи свой двуручный меч и поставил острием на землю рядом со Стратимиром. Воевода накрыл рукоять меча ладонью. Рулав, не удержавшись, легко вздохнул и, сделав два шага, перешел в свиту логофета.
Доместик третьей тагмы даже выгнулся от гордости. Он и так имел добрую славу в гарнизоне, но теперь, после того что сделал для Рулава, он знал – его репутации у воинов позавидует любой архонт.
