Птичка квакнула – тихо, на последнем заводе. Видно, не доквакала свое, пока трон поднимался.
– Что с птицами будем делать?
Вверху что-то зашипело, и с тихим присвистом трон стал опускаться.
Механик вывалился вниз из-под шелков:
– Птиц надо менять. Давно пора.
– Что ты говоришь! Сегодня-то?..
– Сегодня?.. – он подумал. – Постучи ее по головке пальцем.
Смотритель послушно побил указательным пальцем по серебряному темечку. Птичий хвост – длинный, из тонких витых проволочек, усыпанный красными и синими камнями, – стал дергаться, и изо рта птицы донеслось тихое, почти шепотом: «Ло-ло-ло…» Так, только громко, в голос, она обычно и пела, когда под полом тронной залы начинали работать мехи.
– Так что, их и бить всех по темени, когда послы придут? – Смотритель окинул взглядом оба золотых дерева с восемью птицами. – По слуге на ветку посадить, что ли?
– И будут петь хорошо… Менять птиц надо.
– Ты можешь, чтобы они просто молчали?
– Могу. Но тогда и львы не двинутся.
– Львов жалко.
Механик внимательно поглядел издалека птице в рубиновые глазки. И быстро подошел к ней. Не успел смотритель вскрикнуть, как мастер оторвал у птицы с хвоста первый попавшийся камень и забил птичке в рот.
– Испробуем, – сказал механик и ушел за боковые портьеры. Было слышно, как он топает по маленькой скрытой лестнице.
Смотритель безнадежным жестом дернул шнур, спрятанный у стены. Это был сигнал. Трон пошел вверх, чуть присвистывая. Вскочили львы. Птицы издавали резкое «кло-кло-кло», но та, что съела камень с собственного хвоста, залилась непривычным высоким, но все-таки не противным «ле-ле-ле…». Смотритель опять дернул шнур. Трон, присвистывая, пошел вниз, львы успокоились, птицы прекратили концерт.
Появился механик.
– Поет! Пищит, но поет! – крикнул смотритель.
Механик стал кормить драгоценными камнями всех птиц подряд. Смотритель перекрестился.
Послы и чудеса
Фома и этериарх сопровождали по Городу послов: Велемудра, Стратимира и свирепого вида любечского воеводу.
Логофет знал, что воеводы бывали в Городе. Но решил педантично представить им константинопольские чудеса. Напомнить, куда они попали. Сбить воинский азарт.
На площади стоял мраморный куб. Красноватый с разводами. На кубе лежала рука. Вернее, она вроде бы выходила из верхней грани куба – начиналась с локтя и кончалась кистью. Но если локоть был еще точно мраморный, то ладонь уже верно бронзовая. Переход от камня к металлу был почти незаметен.
Рядом стоял один из служащих эпарха, держал в поводу белого коня.
– Хотите проверить цену? – спросил Фома у послов.
– Нет, но если логофет хочет… – Стратимир был слегка любезен сегодня с ромеями. Все-таки к василевсу идут.
Логофет стал класть на красноватую бронзовую ладонь золотые номисмы с портретами Льва VI, одну за другой. Когда монет собралась дюжина, горсть закрылась.
– Вот и цена. Мраморная Рука – самый верный оценщик мира.
– Если бы эта рука стояла в Киеве, – сказал Стратимир, – то цену бы она показала другую. Хотя кони в Константинополе и в Киеве в цене примерно равны. – Он, вздохнув, посмотрел на мраморный куб. – Эпарх в камень просочиться не может. Но какой-нибудь человек поменьше… Ромеи – они ведь удивительный народ.
Логофет покраснел. Он не ожидал такого грубого разоблачения.
– А меч такая рука держать может? – спросил Велемудр.
– Не может, – откликнулся Стратимир. – Она ведь по локоть отрубленная!
Но Фома знал наверняка: святая София послов поразит, хоть они и бывали в ней не раз. И он спокойно ждал того момента, когда все они войдут внутрь тяжелого многокупольного здания и там перед ними откроется свод небесный.
Послы, однако, и сами торопились увидеть то, чего давно не видели. Новый патриарх, Евфимий, что встретил их у дверей храма, с ревностью отметил про себя: русские входили в Софию, словно к себе домой, вернувшись из дальнего и долгого путешествия…
Свод небесный открылся. Послы стояли на разноцветном полу, в окружении бесчисленных солнечных отражений, и смотрели вверх, следили, как купол медленно поднимается вверх, хотя, казалось бы, куда уже выше. И сам человек, следящий за его парением, ощущает, будто он отделяется от земли и медленно плывет к солнцу.
Конечно, купола были неподвижны и массивны. Но никто из находящихся внутри храма святой Софии никогда в это поверить не мог. Знал и не мог.