Ромеи живо представили русские лодьи, идущие под парусами, надутыми этим самым ветром, на колесах вдоль стены Константина.
– …Мы хотим не упустить хороший ветер и выйти из Босфора. Пусть хранитель пурпурной чернильницы поскорее готовит чернила.
Мера
Лодью сняли с повозки. Первой завели в нее белую лошадь эпарха, затем арабскую кобылку доместика Романа и две печенежские лошадки. Четыре лошади стояли в ряд, смотрели в северную сторону.
– Девяносто шесть номисм. Двадцать четыре тысячи серебряных гривен. По двенадцати гривен на лодью. – Стратимир махнул рукой черниговскому купцу. – Выводи коней на землю!
Арабская кобылка коротко ржанула.
Подслушанное у дворца
Гуннар, прохаживаясь в карауле, говорил напарнику:
– У нас на родине хорошее правило: не спеши с местью. Не поторопились ли славяне? Пришли бы через два года, следующим летом – год без константинопольской торговли, большой убыток! – воины были бы вдвое злее! Город бы не отделался так дешево…
Этериарх, проходя мимо, буркнул под нос:
– Опять сплетни…
Купцы
(из записок Абу Халиба)
«В мире не так много известных дорог. Повстречавшись на одной из них, два человека вполне могут, спустя время, увидеться на другой. Звезды, двигаясь по небу, раз в сто лет встречаются в одном и том же месте. Люди, склонные к странствиям, могут встречаться в разных точках земли. Несколько лет назад в Итиле[7] я узнал одного русского купца. Он приплыл туда из самых дальних пределов Руси, из Новгорода, то есть «нового города», что стоит почти у самого Моря Варягов. Русь – страна загадок, и не стоит удивляться, что «новым городом» зовется у них один из самых старых и сильных городов. Человек этот, судя по всему, был очень похож на свой родной город. Почтенных лет и немалых знаний, он мог бы называться мудрецом, но занятия торговлей и иными делами оставили размышлениям в его жизни не очень много места. Однако разве узор, что идет по периметру ковра, менее ценен для нас, чем рисунок, вырастающий из его сердцевины?..
Этот человек нашел меня в Константинополе, ибо он был в войске князя Руси, а затем среди тех, кто осматривал товары ромеев, предназначенные славянам по установленному миру. Новгородец предложил мне обмен: тайну на путешествие. Тайной должно было стать то, что я возьму его деньги и закуплю для него у известного константинопольского торговца Бакуриани небольшую партию дорогого оружия, мечей и кинжалов, украшенных драгоценными камнями, отделанных золотом и серебром, ибо ромеи никогда не продавали оружие славянам, а в эти дни об этом было бы неумно даже мечтать.
В обмен на совершение этой тайны он предложил мне путешествие в своей лодье через всю Русь до самого Новгорода, где обещал поселить в своем доме на столько времени, сколько я захочу, а затем, когда я пожелаю плыть дальше, он устроит меня в надежный купеческий караван, идущий туда, куда пожелает мое сердце, и все это также за его счет. «Уверен ли ты, что мне нужно в твой город?» – спросил я его. «Я уверен, что ученый странник, каков ты есть, захочет понять то, что здесь увидел, – сказал он про осаду славянами Города. – А понять это можно, только увидев своими глазами Русь от Киева до Новгорода».
Я решил, что тайна и путешествие стоят одно другого и торг выгоден. Я, однако, усомнился, легко ли мне будет преодолеть Русское море в небольшом корабле, не имея к тому привычки. Но он сказал, что круглые просмоленные корзины, в каких пускаются по реке рыбаки моей родины, управляясь с течением всего лишь длинным шестом, еще менее похожи на большой корабль, чем его лодья, и мы заключили уговор об обмене тайны на путешествие.
Удивило же меня только одно: как новгородец угадал, что с этим предложением ему нужно подойти именно ко мне. Ведь он не мог знать, что я сам собирался в тот день к Бакуриани, чтобы купить себе кинжал. А поскольку мой антиохийский клинок купил сам василевс, я мог, не вызывая лишних разговоров, купить и небольшую партию дорогого оружия. То, что обо мне уже знали во дворце, вполне объясняло это приобретение. Еще в Итиле я поражался тому, как русские купцы верно находят пути и случаи удачи. Я не могу объяснить это долгим расчетом – славяне еще менее склонны рассчитывать, чем варяги. Но солнце само выбирает, какому народу светить в тот или иной век, и сейчас посылает сильные лучи славянам, а они умеют видеть этот свет.
В тот же день на улице Меси я говорил с одним из стражников-варягов по имени Гуннар. Он остановил меня, поймав за халат, и я было решил, что он выследил мою с новгородцем тайну. Но он попросил только растолковать, зная мою ученость, что означает фраза «погасить свет месяца сердцем», ибо он слышал, как Бакуриани говорил мне: «Еще вчера, глядя на то, что творится в Городе, я хотел погасить свет месяца сердцем. Но теперь вижу, что месяц, знак Ромеи, не пойдет на убыль. Славяне думают о торговле больше, чем другие варвары, а торгуя, можно лишиться разума, но нельзя потерять жизнь». Я объяснил варягу, что «погасить свет месяца сердцем», значит в лунную ночь, когда клинок отражает желтый свет, поручить кинжал своей груди так глубоко и верно, чтобы только на рукояти остались плакать серебряные чеканные искры. Фраза понравилась варягу своей красотой. Эти люди Севера умеют слушать поэзию; должно быть, потому, что, как говорят, в их краях часто бывает холодный дождь, похожий на осколки хрусталя, а над Морем Мраков вспыхивает звездный шелк. Но варяг не смог постичь, зачем Бакуриани хотел погасить лунный свет собственным сердцем…
Затем этот Гуннар рассказал мне историю своего друга, тоже стражника и варяга, который в дни осады Города был предан одним ромеем, подобран славянами, выкуплен другим ромеем, а потом третий ромей погубил его. Гуннар не понимал, каков смысл этой судьбы. Я сказал: «Его судьба прошла четыре колена, то есть законченное число превращений. Это значит, ее нельзя было изменить, но можно сделать из нее уроки. Первое, что стоит запомнить: споры ромеев и славян не полезны варягам. Второе: нельзя дважды войти в одну и ту же воду, а твой друг, выйдя на берег из бурного потока, ступил обратно уже в огненный ручей и сгорел. И третье: как написано на кинжале, что купил у меня василевс, „все солгут, скажет правду только клинок“.
Я подумал, но, конечно, не сказал варягу, что иногда клинки тоже молчат, как сейчас, например, оружие, купленное мною у Бакуриани, верно хранило нашу с новгородцем тайну. Но это неудивительно: эти клинки еще не были оружием, они пока что еще оставались товаром, а товар умеет молчать».
