вставить», — подумал он.
— Ленечка, здравствуй, — сказала жена. — Да, мы уже в России. Не кричи, пожалуйста, не слышу.
— Да, Игорь рядом. Возьми, — это уже мужу и тихо, в сторону: — с ума сошла, что ли?
Игорь Аркадиевич кивнул. И совершил право нарушение, за которое в Испании штрафуют на сто евро, а в России тоже вроде бы штрафуют, но еще неизвестно, оштрафовали кого-то когда-нибудь или нет.
— Игорек!
Глава сразу понял: случилось что-то очень серьезное и плохое. Елена Максимова, секретарь районного отделения «Единой России» и супруга владельца торговой сети из трех продтоварных магазинов, обычно все же соблюдала приличия, именуя его Игорем Аркадиевичем. Случилось что-то экстраординарное.
— Игорек, что это такое? Почему нашу квартиру отдали бомжам?
— Леночка, объясни… — растерянно проговорил Игорь Аркадиевич, увеличивая скорость.
— Нет, это ты объясни! Ты же говорил, что квартира на Социалистической, восемь, та, которая угловая, с эркером, — наша. А сегодня я узнаю, что почему-то все изменилось, дом сдают, всем командует какая-то делегация из Питера, а в нашу квартиру, на которую мы претендуем как семья ветерана Великой Отечественной, селят семью из развалюхи. И Залесские тоже в шоке, их ордер тоже отдали черт знает кому!
Похоже, сдача дома в эксплуатацию действительно была торжественной, а Леночка находилась на месте события: в трубке слышались звуки духового оркестра. Бедняжка уже не сообщала ничего ценного, а просто истерила во весь голос. Глава хрипло сообщил: скоро во всем разберусь, вернул телефон жене и выжал под сто сорок, на этом отрезке пути ментов он уже не боялся.
На улицу Социалистическую подведомственного поселка Игорь Аркадиевич влетел еще до окончания торжеств. С первого взгляда оценил ситуацию и понял: Леночка не приврала. Действительно, возле нового дома — хорошего, современного благоустроенного дома, построенного, конечно, не за районные деньги (откуда они!), а за областные средства, — стояли какие-то странные люди и глядели на здание, будто не веря, что им здесь предстоит жить.
Назвать этих людей «незнакомыми» значило бы соврать. К примеру, вот Голики — скандальная семейка из ветхого жилья, надоевшие ему и подчиненным просьбами починить крышу в их доме или переселить. Он же им предлагал нормальный маневренный фонд, а что «в такой общаге с алкашами детям жить нельзя», так пусть не выпендриваются, а посмотрят новости про беженцев в Сомали!
Неподалеку от новоселов стояли ничего не понимающие, еще более знакомые люди: Елена Максимова, Евгений Залесский, школьный приятель Дюшка Самойлов. Они созерцали окружающий, перевернувшийся мир с тоской и недоумением. Еще был поп с кадилом и духовой оркестр.
Но все же Игорь Аркадиевич взглянул на них лишь мельком, а уставился на действительно незнакомых персонажей. Узнал он только одного — запомнил лицо в новостях. И сразу же его настрой, с которым он влетел в райцентр, настрой быка, выпущенного на поле чести и смерти (как же в Испании да без корриды!), сменился настроем молочного теленка, которого маму-корову отправили на мясокомбинат, и надо срочно приласкаться к альтернативной мамаше. В поселок пожаловал новый полпред.
Самое же неприятное, наверное, даже и страшное, настроиться на эмоции гостя оказалось трудно до невозможности. Полпред Столбов (как его, Михаил Евгеньевич, что ли?) не был благодушно-приветлив. Или разгневан — плохо, но привычно. Столбов был весел, причем абсолютно искренне. Он о чем-то беседовал с мальчишкой лет шести, верно младшим Голиком. Будто дядя приехал к племяннику. И эта непринужденная радость казалась особенно страшной.
Когда же глава вышел из машины, Столбов повернулся к нему со столь же радостной улыбкой на лице:
— Здравствуйте, Игорь Аркадиевич! А мы вас заждались! Хотели уже без вас, но узнали, что вы на подъезде. Значит, вы и должны.
— Здравствуйте, Михаил Евгеньевич, — («Викторович», — кратко уточнил полпред), — прос… Простите, что я должен?
— Вручить ключи новоселам и запустить в подъезд кошку.
— А… Извините, разве….
— Разве можно потакать суевериям? Я поговорил с отцом Григорием из Благовещенской церкви, и он сказал, что обычай устоявшийся, ничего страшного, главное, что дом освящен.
Леночка Максимова сделала такую скорбную гримасу, что отчаяние главы сменилось решимостью.
— Разве… Вы уверены, что не произошла путаница с ордерами? — Правда, при этом смотрел не на полпреда, а на подчиненных, всем составом выстроившихся рядом.
— Уверен. Произошла, — с той же грозной улыбкой произнес Столбов. — Если бы не произошла, не пришлось бы работать два дня, устраняя последствия путаницы. Пока вы были на заслуженном отдыхе, здесь очень неплохо поработали и устранили все ошибки. Иван, пожалуйста.
Иван, которого Таня именовала Очкариком, раскрыл папку и стал читать:
— Так. Дом двухэтажный, кирпичный, улучшенной планировки, построен областным филиалом «Ленжилстроя» по специальному проекту. На средства районной администрации, то есть на деньги областного бюджета, — сказано мельком, почти без акцентировки, — в рамках реализации национального проекта «Доступное жилье — гражданам России» в здании выкуплено десять квартир улучшенной планировки. Дальше. В рамках президентской программы по обеспечению жильем ветеранов и инвалидов Великой Отечественной. К памятной годовщине, правда, не успели, но лучше поздно… По этой программе приобретены две квартиры. С Ивановым Георгием Петровичем все понятно, сын полка, от Орла до Будапешта, медали-ордена. А вот с Максимовыми нестыковка. Да, гвардии сержант Иван Максимов, герой Курской дуги, на очереди с тысяча девятьсот пятого года. Но Иван Демьянович ушел из жизни в две тысячи шестом году, а других ветеранов в этой семье не зафиксировано.
Глава издал невразумительный звук и мрачно посмотрел на чету Максимовых. Для непосвященных этот взгляд значил: «Как вы посмели меня так цинично обмануть, спекулянты на святом!» Для знающих: «Ну, я же говорил, что не пройдет, зачем вы на меня давили!»
— Так, переходим к программе «Квартиры для молодых семей». Залесские — семья, безусловно, достойная. Но почему же молодая: мужу — тридцать восемь, супруга на три года младше? Детей двое, что похвально, но многодетной семью тоже не назовешь.
Глава предпочел смотреть в небо.
— Переходим к пункту: «Улучшение жилищных условий работников бюджетной сферы». Бюджетники — не только врачи-учителя, но и работники администрации. Особенно с двадцатилетним стажем, как у Андрея Самойлова. Плохо одно: господин Самойлов имеет некоторый перерыв трудового стажа в бюджетной организации. С девяносто второго по две тысячи первый год господин Самойлов занимался частным предпринимательством и на государственной службе не числился.
Игорь Аркадиевич так и не решил, куда взглянуть — в землю, усыпанную обычным строительным мусором, или на Самойлова. Поэтому умоляюще взглянул на полпреда. А тот сказал:
— Иван, спасибо. Продолжать смысла не имеет — ничего нового не будет. Итог: моя выездная рабочая группа пришла к выводу, что шести квартирам из десяти следует сменить собственников. Мы выяснили, что в районе есть ветеран Антон Петрушевский, защитник Севастополя. Был в плену, после войны сидел, но это не повод допустить, чтобы он жил в коммуналке. Что же касается остальных пяти ордеров, то их решено передать гражданам, подпадающим под действие программы «Переселение из аварийного фонда».
Некоторое время тишину разбавляли только автомобильные звуки с соседних улиц. Наконец глава тихо сказал:
— Может быть, имеет смысл вернуться к этому чуть позже. Обсудить, принимая во внимание…
— Знаете, — резко сказал Столбов, уже без всякой улыбки — на лице была лишь Гроза, — в следующий раз будем обсуждать в присутствии районного прокурора.
Глава отшатнулся. Столбов шагнул к нему, сказал тихо, почти неслышно для окружающих. Именно по этому негромкий голос и казался таким зловещим.
