земли, стараясь разведать дорогу на север в обход неприступного Джутака.
Семён вздохнул, отгоняя несвоевременные государственные мысли. Пожалуй, битва закончена, пора выступать его людям.
– Каракалпаков не трогать! – вполголоса приказал Семён, с привычной лёгкостью вскакивая в седло.
– Каракалпаков не трогать!.. – пролетело от одного воина к другому, и конные сотни вылетели на простор Устьюртской степи.
Новой битвы не случилось, один вид несущихся во весь опор башкирских всадников обратил врага в бегство. Часть войска, заранее назначенного, ринулась в погоню, немногие остались рядом с Семёном.
Семён молча проехал через стойбище, безучастно глядя на следы разгрома. За десять лет он пресытился картинами чужой смерти, и последнее время равнодушие, некогда жившее в душе, стало подобно маске. Должно быть, это старость, когда вид убитого недруга наполняет сердце тоской.
Несколько уцелевших хозяев вышли навстречу новому завоевателю.
Семён остановил взгляд на иссохшем старике и соскочил с коня. Не годится говорить со старшими свысока, а то, что всемогущий везир говорил со старцем на равных, – запомнится и своими и чужими.
– Ваши враги – наши враги, – произнёс Семён в ответ на ожидающий взгляд. – Мы пришли с миром, и когда здесь не будет калмыков – уйдём и мы.
– Мы знаем тебя, ходжа Шамон, – ответил старик. – Нам известна и ярость твоих воинов, и крепость твоего слова. Тебе можно верить. Да хранит Аллах тебя и твоих близких.
– Иншалла, – согласился Семён.
Он вновь лёгким движением вскочил в седло и поскакал следом за своими воинами, торопясь узнать, чем закончилась погоня. Вскоре вдали заклубилась пыль, и Семён увидел возвращающиеся сотни. Башкиры не потеряли в битве ни одного человека, успев зарубить многих и взять в плен семерых набежников. Такова природа войны – кто бежит, тот и гибнет. Семён оглядел связанных арканами калмыков, кивнул на одного, совсем ещё мальчишку:
– Отправьте его к Турген-тайше с вестью о нашей победе. А остальных, – Семён усмехнулся, – подарите каракалпакам. Им есть о чём поговорить.
– Ноздри рвать? – деловито спросил Габитулла.
Семён пожал плечами, не ответив.
– Драть ноздри, выдать кобылу и пусть убирается, – отдал распоряжение сотник.
Семён подъехал к Габитулле, кивнул на степь, ещё по-зимнему серую, но готовую откликнуться на первое тепло маковым пожаром:
– Помнишь, как мы бедовали в этих местах? А сейчас и ещё полтора месяца через Устюрт можно легко пройти. Если, конечно, каракалпаки пропустят через свои земли.
– Я тоже тоскую по Уралу, – невпопад ответил сотник. – А молодёжь уже не помнит родных мест.
– Не в том дело, – задумчиво проговорил Семён. – А вот великий везир Сейид-инак много говорил о нас на ухо хану.
– Да я его своей рукой!..
– И тогда придётся бежать, сломя голову. Нет, на самом деле великий везир лишь пешка в руках судьбы. Зависть – вот истинный владыка! Узбеки не любят нас, потому что мы пришли неведомо откуда и стали возле трона. Мы получили лучшие земли и свободны от зяката и котлового налога. Это одно из счастливых обстоятельств, но это же и причина будущих бед.
– Во время похода кыргызское войско всегда идёт ираулами! – гневно произнёс Габитулла. – Мы рыщем вдоль границ, словно степной волк, и пьём гнилую воду куда чаще, чем айран!
– Жирная зависть этого не знает или не хочет знать. И ты ничего ей не докажешь. Значит, надо держать лошадей осёдланными. Вот что, Габитулла, распорядись, чтобы часть отбитого скота вернули каракалпакам. А мне надо подумать, что я скажу во время доклада хану.
– Калмыки, увидав сотни блистающего хана, кинули награбленное и, избывая верную гибель, бежали из Арала. Аллаху было угодно, чтобы мы настигли их на берегу Мазандеранского моря в двух конных акче от Арала. Воины хана вскричали: «Тайма, батыр!» – и, дружно ударив на врага, убили тех, для кого срок жизни исполнился, а прочих погнали на каракалпакские стойбища, откуда никто не вернулся живым. Одного из пленников, кому смерть ещё не была назначена небом, мы лишили ноздрей и, посадив на посёкшуюся клячу, отпустили к калмыцкому нойону с вестью о могуществе Ануш Мохаммед Богадур-хана, да будет доволен им Аллах.
– Погоди, – движением пухлой ладони хан остановил накатанную речь. – При чём тут каракалпаки? У нас нет с ними союза.
– Случилось так, что мы нагнали противника за границей ханства, – осторожно пояснил Семён, – на зимних кочевьях каракалпаков. У нас не было повеления блистающего хана нападать на каракалпакский улус, потому мы не тронули никого из тех людей, не преломили ноги ни единой их курицы и ни одной вещи не сдвинули со своего места. У каракалпаков нет обиды против хивинцев. А резать бегущих калмыков они были в своём праве. Это их земля.
– Ты поступил мудро, – хан благосклонно кивнул. – Наш отец, мудрейший Абулгази, учил поступать именно так: стравливать сартов с туркменами, а киргизов с кайсаками, одерживая победы чужими руками.
Хан протянул руку к блюду с пловом, слепил на ладони жирный комок и запихал его в рот Семёну. От ханской руки густо пахло шафраном и мускусом. Семён закатил глаза, изъявляя восторг.
– Мы скажем казначею, чтобы он увеличил вашу долю добычи вдвое, – добавил хан, усаживаясь на подушки.
Семён перевёл дыхание и мысленно перекрестился. Официальная часть приёма закончилась и, кажется, благополучно. Теперь Ануш-хан поговорит о жизни, а потом можно будет уйти к себе, снять тяжёлый халат, отцепить саблю, потребовать кувшин сладкого бухарского вина и постараться забыть обо всём.
– Ты много путешествовал по свету, ходжа Шамон, – проговорил хан, устраиваясь поудобнее. – Скажи, не случалось ли тебе в твоих странствиях слышать истории о водяном старике Аль-Биркере?
– Я знаю их, – осторожно произнёс Семён.
– И как, по-твоему, сколько правды в этих рассказах?
– Могу ли я знать всё, что болтают об Аль-Биркере по караван-сараям? – тонко улыбнулся Семён. – Но он воистину существует. Однажды во время паломничества в счастливый Йемен я удостоился чести лицезреть святого. Самум застиг караван, и, если бы не помощь Аль-Биркера, многие не дошли бы до Кавы.
– И он действительно носит воду в деревянных горшках?
– Я видел их вот этими глазами.
– А правду ли рассказывают, будто святой Аль-Биркер – христианин и говорит по-русски?
– Это истинная правда, – строго ответил Семён, молитвенно огладив бороду. – Аль-Биркер действительно носит крест и говорит по-русски.
– Бек-Шамон, ты знаешь русский язык?
– Я много воевал против белого царя.
– Удивительно устроен мир, – раздумчиво произнёс хан. – Ты единственный смог подтвердить рассказ персидского купца, который поведал нам историю Аль-Биркера… Купец рассказал, будто бы волшебный водоноша забрал у него в уплату за спасение строптивого раба, тоже христианина, увёл его в обиталище джиннов, и с тех пор этого раба никто не видел. Достойно удивления: нищие погонщики верблюдов знают об этих чудесных вещах, а нам рассказали об Аль-Биркере только позавчера.
Семён почувствовал, как холодная волна прокатилась по телу; больно сжалось сердце, и лицо стало чужим. Сквозь гул в ушах Семён различил незнакомый голос, произнёсший:
– Аль-Биркер не ходит там, где плещут фонтаны. Его пути лежат в пустыне, а там чаще можно встретить нищего погонщика, нежели придворного.
– Да, ты прав, – согласился Ануш-хан. Потом он перевёл взгляд на Семёна и испуганно воскликнул: – Бий-Шамон, что с тобой, во имя Аллаха? Ты белее алебастра!
– Ничего, – смутно пробормотал Семён. – Это пройдёт, иншалла. Жара и дальний путь… Но это пройдёт.
