– Простите. – Дэн невнятно извинился и тут же сменил тему: – Интересный у вас кулон! Вы позволите?
– Конечно. – Я отдала ему безделушку. – По-моему, ничего особенного. Я случайно купила его у торговца на набережной. Просто так, поддалась порыву!
– Поддаваться порывам нужно, – задумчиво кивнул Даниэль. – Поддаваться порывам просто необходимо, ибо каждая случайность закономерна…
Это была то ли слишком банальная, то ли слишком глубокая мысль, и я ею не прониклась, только подумала, что мальчик разглагольствует не по-детски.
– Да, занимательно… Очень занимательно! – Он с неподдельным интересом рассматривал серебряный медальон. – Вы знаете, что это за символы?
– А это разве символы? – Я снова, как во время разговора с классически образованной Софьей Палной, почувствовала себя невежей. – Я думала, просто рисунки…
– Символы, и еще какие! – Дэн пальцем провел по кругу, словно погладил тело змеи. – Вот это, например, крылатый Уроборос, гностический змей, пожирающий свой хвост, символ Вечности и алхимической Работы.
– Я бы скорее назвала его символом безудержного аппетита.
Я попыталась сострить, но мой собеседник даже не улыбнулся.
– Вот это конкретное изображение Уробороса взято, если мне не изменяет память, из книги Лукаса Йенского «Философский камень».
– Вы изучаете философию?
Юноша усмехнулся с откровенным превосходством:
– Не совсем. Философский камень – это ключевой термин алхимии.
– Это-то мне известно. – Я немного воспряла. – Философский камень – это вещество, которое алхимики искали, чтобы превращать в золото другие металлы!
Дэн перевернул медальон:
– Философский камень, он же красный лев, он же панацея, он же эликсир жизни, он же магистерий – и вот вам его знак!
– Это он? – Я скептически поглядела на кружочек с крестиком. – Тот самый философский камень? Ну, слава богу! Наконец-то я найду применение пудовой гире, которая осталась у меня после развода с первым мужем! Превращу чугун в золото – и вуаля!
Дэн откинул голову и засмеялся. Смех у него был очень хороший, искренний, как у ребенка.
– Мне нравится ваш энтузиазм, – сказал он, отсмеявшись. – В былые времена вы бы наверняка преуспели в алхимии.
– А разве женщин принимали в алхимики?
– Вообще-то нет, но…
Он почесал в затылке и щелкнул пальцами:
– Знаете, а ведь существовало предание, что искусством обращать «простые» металлы в золото владели земные женщины, вступившие в брак с ангелами!
– Где же их взять-то сегодня, ангелов, – пробормотала я в режиме «реплика в сторону».
– Вроде бы об этом даже рассказано в «Книге Бытия» и «Книге пророка Еноха» в Библии, а также в книге под названием «Хема», – договорил эрудит.
– Я бы почитала, – согласилась я.
Мне было абсолютно все равно, о чем разговаривать. Слышать его смех, видеть его оживленное лицо, чувствовать его запах и тепло тела было так приятно, что я даже долгожданный закат пропустила мимо сознания, сосредоточившись на ощущении близости желанного мужчины. Я отчаянно желала этого юношу, для меня это было очевидно. Другое дело, что он этого, кажется, еще не понял.
Во всяком случае, никакое такое понимание не помешало ему прочитать мне краткую лекцию об алхимии.
О том, что впервые термин «алхимия» употребил в своей рукописи в четвертом веке астролог Юлий Фирмик. «Фирменный» термин определил пламенную страсть множества более или менее ученых мужей на дюжину веков.
Все без исключения алхимики жаждали чуда превращения – трансмутации неблагородных металлов в ценные. Идея о возможности такого превращения основывалась на представлениях древнегреческой философии о том, что материальный мир состоит из одного или нескольких «первоэлементов», а они при определенных условиях могут переходить друг в друга.
Нужные условия, по задумке алхимиков, должны были создать получение двух таинственных препаратов. Один, наиболее важный, носил название философского камня, красного льва, великого жизненного эликсира, философского яйца, красной тинктуры, панацеи и магистериума… Имен у чудо- средства было много, а действия от него ожидали, в общем-то, одного: превращать любые металлы в золото. Хотя предполагалась и дополнительная полезная функция – служить, будучи растворенным в алкоголе, универсальным лекарством: исцелять все болезни, омолаживать старое тело и удлинять жизнь. «Золотой напиток» – так называлась эта волшебная тинктура (тут я вспомнила свой лечебный виски и решила, что все-таки имею некоторую алхимическую практику). Второй препарат, рангом пониже – белый лев, – должен был превращать все неблагородные металлы в серебро. Такая четкая, ясная практическая задача!
Реализовать ее пытались не только алчные авантюристы, но и такие уважаемые ученые люди, как, например, Рождер Бэкон. Деятельность алхимика в темные и Средние века подразумевала самые разнообразные проявления творческой деятельности. В европейском алхимике могли сочетаться экспериментатор и ремесленник, поэт и философ, ученый и чернокнижник.
– Я бы не отказалась от знакомства с таким интересным мужчиной! – резюмировала я.
Даниэль рассмеялся и дружески похлопал меня по руке, вызывав своим прикосновением бурю эмоций, которые я сдержала с большим трудом:
– Вы опоздали лет на пятьсот! Настоящие алхимики были редкостью уже в шестнадцатом веке.
– Ну, на такого возрастного кавалера я бы не позарилась, – с усмешкой сказала я.
Внутренний голос тут же возмущенно заявил, что считает шутку плохо замаскированным предложением, но мне было плевать на его укоры, волновала только реакция Дэна на мои слова.
– Думаете, юноши лучше старичков? – Он прищурился, хотя солнце село, а искрометный медальон я убрала в карман.
– Вы читаете мои мысли?
Даниэль снова рассмеялся, но на этот раз его веселье показалось мне несколько натужным.
Я поежилась:
– Становится прохладно.
По сути, это было еще одно незавуалированное предложение, даже просьба: согрей меня! Вариантов было не меньше двух: решительный – заключить меня в объятия – и деликатный – укутать курткой. Даниэль не сделал ни того, ни другого.
– Вы слишком легко одеты. Вам нужно поскорее уйти от воды, – посоветовал он.
– Пожалуй, я так и сделаю. – Я встала. – А вы?
– Я еще побуду здесь.
Стало ясно, что почетного эскорта на обратном пути в отель у меня не будет. Я постаралась не показать своего разочарования.
– Всего доброго, – безупречно вежливо сказала я, направляясь к лестнице.
Галька под моими ногами хрустела так громко, что я могла и не расслышать его ответ. Однако мне определенно показалось, будто он сказал: «Еще увидимся».
Сердце стукнуло громче, но я ушла, не оглянувшись, и, только поднявшись на набережную, позволила себе посмотреть на берег.
Даниэль стоял у самой воды, его силуэт еще угадывался на багряном фоне быстро темнеющего неба. Точно почувствовав мой взгляд, он оглянулся, и я быстро сделала пару шагов назад, отступая от близкого фонаря.
Что бы он там ни думал, мы уже были связаны.
