– Санчо, это ты? – крикнула я, не поднимаясь с места.
Паша Бураков как раз начал рассказывать более или менее интересное:
– Хозяйка, которая соблюдает традиции предков, двенадцатого апреля обязательно должна испечь пирог в форме лестницы!
Я подняла брови и призадумалась. Среди моих предков в разные времена были польские шляхтичи и русские дворяне, белорусские и «пскопские» крестьяне, кубанские казаки, интеллигентнейший профессор петербургского университета и неукротимая осетинская княжна. И кого из них я должна почтить пирогом в форме лестницы?!
– Такой пирог гарантирует, что после смерти человек взойдет на небеса! – авторитетно пообещал Павел Бураков.
– Это мы! – громко ответил мне помощник.
Я не сразу отреагировала на множественное число, потому что по инерции продолжала думать: интересно, какой именно человек взойдет на небеса со столь оригинальной хлебобулочной рекомендацией? Сама затейница-хозяйка или же кто-то из ее незабвенных предков? А где же они были до того, как она слепила для них ступеньки на небо из теста – болтались в чистилище, как в накопителе аэропорта?
– Спасибо, распакую сам, – нормальным голосом произнес Санчо в приемной.
Снова хлопнула дверь – кто-то ушел.
– Александр, ты там? – очнувшись, крикнула я.
– Да, донна Анна! Взгляните, тут для вас посылочка!
Я приглушила радио, вышла в приемную и с почтительным изумлением взглянула на «посылочку».
Это была картонная коробка приблизительно кубометрового объема. Опутанная пластмассовыми лентами, она была со всех сторон заляпана наклейками с предупреждениями о необходимости крайне бережного обращения.
– Интересно, что там, внутри? – Санчо с намеком пощелкал в воздухе ножницами.
– Надеюсь, не пирог в форме лестницы, – пробормотала я и жестом разрешила помощнику приступить ко вскрытию.
– Не ронять, не мочить, не переворачивать…
Комментируя пиктограммы на наклейках, Санчо ловко вскрыл коробку и извлек из нее сначала квадратный кусок скрипучего пенопласта, а потом нечто округлое, завернутое в нежно-зеленый полиэтилен.
Мое сердце екнуло: я узнала материальчик! Такой плащик я привезла с собой из последней поездки в Европу как оригинальный шварцвальдский сувенир.
– Изумительно! Восхитительно! Прелестно! – развернув клеенку, страстно застонал мой впечатлительный помощник. – Какие краски! Какая экспрессия!
Это была та самая лампа с витрины бад-вильдбадского магазинчика, в которую я влюбилась с первого взгляда. И нисколько не разочаровалась, увидев ее вновь!
– А кто отправитель, Санчо? Посмотри обратный адрес на коробке! – попросила я.
– Некто В.Гауф из интерьерного салона «Вильфрау».
– Вранье! – я присела на корточки, рассматривая непонятные мне надписи на немецком. – Вильгельм Гауф – это немецкий писатель девятнадцатого века, автор знаменитых «Сказок Черного Леса»! А вильфрау – это лесная ведьма!
Что за шутки?
Я задумалась.
– О, почтово-литературная мистификация, как удивительно и необычно! – мой восторженный помощник подкатил к потолку аккуратно подведенные глаза.
Я внимательно на него посмотрела, и в голове моей что-то щелкнуло. Так, так…
Я любовалась этой дивной лампой в компании Алессандро Росси, который совершенно точно ничего уже не мог мне прислать, кроме, разве что, привета с того света, да и то через медиума… Но был ведь еще один свидетель моих восторженных подскоков у витрины закрытого в тот момент магазина!
– Ой, а это тут зачем?
Санчо вытащил из расписного стеклянного бочонка лампы пластмассовую вишенку на резинке и тут же украсил ею свою собственную прическу.
Точно! Я победно щелкнула пальцами. Марик – вот кто видел, с каким вожделением я смотрела на дивную лампу!
– Запакуй ее снова, пожалуйста, я заберу ее домой! – попросила я помощника.
И, возвращаясь к себе в кабинет, ревниво отняла у Санчо и унесла с собой пластмассовую заколку- вишенку.
Простая вежливость требовала поблагодарить Марика за прекрасный подарок, однако моя попытка сделать это по телефону провалилась: автоответчик на хорошем английском сообщил мне, что такого номера не существует. Никаких других контактов с Маркусом Хинксом у меня не имелось.
Тогда я позвонила в агентство «Пулитц и Партнер» и попросила к телефону Мишу Платофф.
– О, мадам Ливанова! Рада вас слышать, как дела? – судя по голосу, Мишель действительно была рада.
Это меня не удивило: я уже сполна оплатила немалый счет, выставленный мне агентством.
– Все хорошо, спасибо, – я не стала терять время на реверансы и перешла к делу. – Мишель, я хотела бы премировать одного из ваших сотрудников.
– О, в самом деле? И кого же?
– Агента Маркуса Хинкса.
– Но… Вы, наверное, шутите? – Миша неприятно удивилась.
– Почему же? Я в восторге от работы агента Хинкса и хочу выразить свое уважение в денежных знаках. Или это противоречит вашим правилам? – я не поняла, чем огорчила собеседницу.
– Мадам, я ценю ваше желание выразить свое законное неудовольствие в ироничной форме, однако в этом нет необходимости, – голос в трубке сделался официальным, сухим. – Мы готовы принести вам свои извинения в любой форме, включая даже возврат части гонорара. Поверьте, в практике нашей фирмы это первый случай такого возмутительного пренебрежения своими обязанностями, и впредь подобное не повторится. Мы будем особенно тщательно подбирать персонал.
– Ничего не понимаю! – честно сказала я.
– Тогда я просто скажу вам, что агент Хинкс уже уволен.
– За что?!
Я слушала Мишель и не верила своим ушам.
В агентстве «Пулитц и Партнер» были убеждены, что Маркус Хинкс не только не обеспечил мне сопровождение и охрану, но даже не доехал до Бад-Вильдбада!
По словам раздосадованной Миши, агент Хинкс все четыре дня с восемнадцатого по двадцать первое марта провел в муниципальной больнице Штуттгардта, куда был доставлен в состоянии посталкогольного беспамятства.
При этом в «Пулитц и Партнер» долгое время были уверены, что Хинкс находится при исполнении, так как на протяжении всех четырех дней командировки он неоднократно связывался с агентством по электронной почте, запрашивая ту или иную дополнительную информацию.
– Я не знаю, что это с ним приключилось, склероз или маразм, но такой ненадежный человек никак не может быть нашим сотрудником! – в сердцах заключила Мишель.
– Да ладно вам, слишком молод он еще для склероза с маразмом, – пробормотала я.
– Нет-нет, пятый десяток – уже критическое время, – заверила меня собеседница.
– Пятый десяток?
Несколько секунд я осмысливала услышанное, а потом осторожно спросила:
– Мишель, а как выглядит этот ваш Маркус Хинкс?
Вопрос был логичный, а ответ неожиданный:
– Да никак! – хмыкнула Миша. – Среднего возраста, роста и телосложения, абсолютно заурядный тип, не различимый в толпе. Идеальная внешность для нашего агента!
– То есть высокого красавца, похожего на молодого Гойко Митича в роли Чингачгука, на работу в
