— Да нет же, Сергей прав, я действительно побежала бы к нему, едва выйдя из больницы, — призналась я.
— Ну, в этом я тоже не сомневаюсь, — покосилась на меня подруга. — С чем решительно не могу согласиться, так это с тем, что молодой человек будет рассказывать свою увлекательную историю по дороге! Я не желаю слушать ее вполуха! В конце-то концов, за свое участие в твоих безумных приключениях я заслуживаю того, чтобы хоть кто-то толком объяснил мне — что это было?!
— Тогда придави газ, — слегка раздраженно посоветовала я. — Быстрее приедем — быстрее все узнаем!
— Готовы? Ну, слушайте, — начал свое повествование Серый, с явной неохотой отставив в сторону тарелку с бутербродами.
Парень всего-то и успел съесть пару ломтей хлеба с ветчиной — мы с Иркой смотрели ему в рот с таким жадным нетерпением, что этого не заметил бы только слепой. Правда, бутерброды, приготовленные Иркой в безумной спешке, отличались гигантскими размерами. По-моему, она просто порубила хлеб и ветчину топором, торопясь поскорее все узнать.
— Начать придется издалека, — заранее извинился рассказчик. — Итак, давным-давно в студенческом общежитии Кубанского университета в одной комнате жили четверо парней: Володя Усов, Антон Данилов, Аркадий Косорылко и Гжегош Сташевский.
— Точно, как я забыла, Сташевский была его фамилия! — хлопнула я себя по лбу.
— Тише ты! — шикнула на меня Ирка, слушающая Серого с разинутым ртом.
— Итак, их было четверо, — укоризненно покосившись на меня, продолжил рассказчик.
— Стоп! — заорала я. — Я вспомнила! Врешь ты, Серега, не было там никакого Усова! Четвертым у них в комнате был парнишка по фамилии Царь! Редкая фамилия, потому я и запомнила. Гжегош то и дело говорил — Царь то, Царь се…
Ирка зашипела и швырнула в меня диванную подушку, но промахнулась, и метательный снаряд со свистом полетел в сторону кота, за секунду до этого неспешно нарисовавшегося в дверном проеме. Тоха испуганно подпрыгнул, приземлился точно на подушку и умчался на ней в коридор, как Мюнхгаузен на пушечном ядре. Со свистом.
— Летят перелетные кошки! — напела я.
— Ты молот метать не пробовала? — поинтересовался Серый у насупленной Ирки, забыв о предмете разговора.
— Нет, она только икру мечет! — язвительно сказала я, мимоходом отметив, что мы перешли на «ты». — Не отвлекайся, пожалуйста! Объясни, почему у нас с тобой в летописях нестыковочка? Куда делся Царь, откуда взялся Усов?
— Удивляюсь я тупости некоторых частных детективов! — неискренне посетовал Серый. — Разве ты не знаешь, что Царь — это не фамилия? Это студенческая кличка Владимира Усова: Царь-колокол! Однокашники прозвали его так за манеру растрезвонить на всю округу секреты и тайны, как свои, так и чужие!
— Я идиотка! — прошептала я. — Венечка же говорил мне…
— Ну заткнись же ты, пожалуйста! Дай послушать Серегу! — взмолилась Ирка.
Я надулась и замолчала. Серый убедился в том, что я плотно закрыла рот, и после паузы продолжил свой рассказ.
Усов и Данилов учились на первом курсе биологического факультета, Косорылко — на втором. Поляк Сташевский изучал русский язык на филологическом отделении, а филфак, именуемый «факультетом невест», никогда не мог похвалиться большим количеством студентов мужского пола. Не селить же парня в одной комнате с девчонками? Гжегошу отвели койко-место в комнате биологов.
Студенческое житье-бытье неизбежно сближает, так что уже через неделю после знакомства парни легко менялись пиджаками и галстуками, одалживали друг другу зубную пасту, пользовались одним на всех одеколоном и в складчину покупали хлеб и колбасу. В стороне от коммуны держался только Гжегош, экономивший каждый грош. Тяготевший к «красивой жизни» Косорылко, называемый приятелями «Каша» или «Рыло», откровенно высмеивал скаредность поляка.
Тем удивительнее оказалось для окружающих неожиданное сближение, почти дружба, Каши и Гжегоша, случившееся после первого курса: когда по окончании порознь проведенных летних каникул все четверо соседей вновь собрались вместе, выяснилось, что Косорылко и Сташевского просто водой не разлить! Более того, очевидно, под влиянием нового друга Гжегош даже перестал быть таким экономным!
— Точно, так и было, — снова встряла я. — Помню, в первый день занятий он угостил меня с подружкой мороженым в студенческом кафе! И не горевал о потраченных деньгах, наоборот, был такой веселый, говорливый, рассказал анекдот про голубя с кольцами…
— А это был и не анекдот вовсе, — покачал головой Серый, терпеливо дождавшийся паузы в моих воспоминаниях. — Они с Косорылко действительно переправили через границу какое-то количество золотых колец. Вернее, перстней-печаток.
— Мужской перстень-печатка стоил в то время примерно семьсот рублей, — опять влезла я. — Это четырнадцать стипендий! Откуда они взяли деньги на эту комбинацию?
— Этого я вам не скажу, таких тонкостей не знаю, — покачал головой Серый. — Зато точно известно, что именно махинация с голубиными кольцами принесла Аркадию тот небольшой капиталец, с которого он начал свой криминальный бизнес.
— А что криминального в торговле ювелирными украшениями? — удивилась я. — Вполне респектабельное занятие.
— Ты замолчишь наконец или нет? — не выдержала Ирка, занося над моей головой развернутую для оплеухи лопатообразную ладонь.
— Все, молчу, молчу!
— А вы знаете, какое золото продавалось в магазинах Аркадия? — Серый ответил мне вопросом на вопрос.
— Я знаю! — встряла Ирка, только что цыкавшая за вмешательство на меня. Мне, значит, нельзя перебивать рассказчика, а ей можно! — Желтым, красным, зеленым и белым! Между прочим, я, как увидела этот металлолом, так сразу подумала, что это фальшивка!
Она победно поглядела на меня.
— Никаких фальшивок, все золото на прилавках магазинов настоящее, — возразил Серый. — Просто наряду с изделиями ювелирных заводов Косорылко — думаю, теперь правильнее будет называть его Раевским — продавал и «левак», сработанный кустарями.
— Как это? Без пробы, что ли? — не поняла я.
— Трудно, что ли, пробу поставить? — пожал плечами Серый. — С виду подделки ничем не отличались, только химический анализ мог обнаружить, что золото в них — не заводское.
— Так откуда же оно взялось? — опять не выдержала Ирка.
— Ну, к примеру, намыла втихаря какая-нибудь самодеятельная артель…
— Или с завода украли, или из радиодеталей выплавили — я слышала, бывает и такое, — снова вмешалась я. — А то еще могли просто переплавить ворованное «рыжье»!
— Тоже верно, — кивнул Серый. — Давайте не будем углубляться в технические подробности, с этим сейчас разбираются специально обученные люди, а мы с вами просто примем как факт: господин Раевский много лет подряд с большим размахом торговал ювелирным «леваком». Обратите внимание, это очень важный момент!
— Кстати, а почему он вдруг стал Раевским? — задала я вопрос, давно меня мучивший.
— Очень просто: он женился на двоюродной сестре Сташевского, Марине Раевской, и взял ее фамилию. Редкий случай в практике работников загсов, но ничего противозаконного в нем нет. Брак Аркадия и Марины не сложился, и через некоторое время супруги развелись, но экс-Косорылко как однажды взял, так и оставил себе навсегда красивую фамилию жены.
— Вроде как Попкин — Бэк. Ладно, дальше-то что? — Ирка от нетерпения начала грызть ногти. Выражение лица у нее было такое же, как при просмотре увлекательного телесериала.
— Дальше? Дальше Гжегош Сташевский на сколоченный с помощью Каши и безымянного почтового
