Кивнув, Ирка достала из «бардачка» бумажную салфетку, протянула ее мне, и я тщательно протерла тюбик со всех сторон. Выбросила в окошко грязную салфетку и уже хотела открыть помаду, как вдруг Ирка коршуном кинулась на тюбик и вырвала его у меня из рук.
— Смотри! — возбужденно закричала она, потрясая помадой перед моим носом так, что я при всем желании не могла бы сфокусировать взгляд на тюбике. — Ты это видела?!
— Перестань трястись, как эпилептик! — рассердилась я. — Что — это?
— Да вот же, вот! Сюда смотри, тетеря слепая, на тюбик! Видишь этот волосок?
— Твой или мой? — Я присмотрелась к светлой волнистой волосинке.
— И не твой, и не мой! — замотала головой подруга. — Его крышечкой защемило! А мы еще не открывали тюбика! Значит, волосок оставила та баба, которая последней пользовалась этой помадой! Причем не рыжая, как я, и не русая, как ты, а настоящая пепельная блондинка!
— Крашеная, наверное, — проворчала я.
— Да какая разница?!
Ирка снова деловито полезла в «бардачок» и достала оттуда маленький рулончик скотча.
— Дай что-нибудь плотное, — велела она мне. — Какую-нибудь картонку или что-нибудь в этом духе.
Я вынула из кармана книжечку служебного удостоверения.
— Годится! — обрадовалась подруга. — Подержи!
Она приложила вытянутый из-под крышечки тюбика белокурый волос к красной коже моей «ксивы», я придержала его пальцем. Ирка ловко приклеила поверх волоска полоску скотча.
— Теперь не потеряется! — удовлетворенно сказала подруга.
Я сняла с тюбика крышечку и внимательно посмотрела на карандаш помады. Он был грубо стесан и имел весьма неаппетитный вид.
— По-моему, этим не губы на морде рисовали, а граффити на кирпичной стене! — заметила Ирка.
— Или иероглифы на туалетной бумаге, — добавила я.
Мы переглянулись. Ирка хищно улыбнулась и потерла ладони:
— Мы идем по следу, как пара гончих!
— Ты не похожа на гончую, — заметила я. — Ты скорее сенбернар.
— Кстати, о парочках. — Ирка о чем-то вспомнила. — Не пора ли нам ехать за Никой? Вырывать его из противоестественных объятий «Голубых волн»?
Я посмотрела на часы и отрицательно покачала головой:
— Нет, еще рано, мы условились встретиться через три часа, а прошло всего сорок минут!
Ирка вздохнула. Подумала немного и оживилась:
— Давай, пока суд да дело, найдем какое-нибудь приличное кормежное заведение, ресторан или кафе. Посидим там, отдохнем, поужинаем, заодно и время скоротаем!
От бутербродов, приготовленных Иркой в дорогу и съеденных еще на пути в Лорис, остались одни воспоминания, поэтому я одобрила этот план без возражений. Правда, реализовать его оказалось не так просто. Мы проехали из конца в конец две поселковые улицы, а потом наугад поколесили по переулкам, но ни одного открытого предприятия общепита не нашли. Вывески кафе и баров попадались одна за другой, но, похоже, работали эти увеселительно-питательные заведения только в летний сезон, когда население поселка за счет курортников увеличивалось впятеро.
Отчаявшись найти какую-нибудь открытую кормушку в самом Лорисе, мы вернулись на трассу, проехали пару километров в сторону «Голубой волны», и тут — о чудо! — за поворотом нам открылось чудесное видение. Расписной бревенчатый терем, увенчанный стилистически чуждой готической башенкой, на шпиле которой, покачиваясь, как флюгер, красовалась золоченая вывеска «Шашлычная «Огонек»!
Огоньков на этом архитектурном сооружении и вокруг него действительно было предостаточно. Неоново сияли присобаченные к резным карнизам вывески: «Кафе», «Бар», «Гостиница», «Сауна», «Автомойка». Мощно светил прожектор, направленный на подъездную дорожку. Ярко-желтые фонарики подсвечивали стены снизу, а на высоких соснах рядом с теремом поблескивали разноцветными лампочками новогодние гирлянды.
— Забегаловка с претензиями, — сказала Ирка. — Как это мы ее не заметили, когда ехали в Лорис?
— Было еще светло, они не успели включить иллюминацию. Ну что, пойдем? — Я с сомнением прислушивалась к звукам, доносящимся из терема.
В общей какофонии различимы были радостные гортанные возгласы, ритмичные хлопки, мерный топот и звуки лезгинки, странно микширующейся с брейк-битом.
— Свадьба там, что ли? — Ирка тоже медлила выходить из машины. — Хотя нет, была бы свадьба — у подъезда стояли бы машины с лентами…
— Пошли, — решила я.
Мы покинули «шестерку» и пошли к терему, то и дело оглядываясь на свой уютный приют на колесах.
— Жди здесь, я пойду на разведку, — сказала я подруге, кивая на резную деревянную лавку в псевдорусском стиле.
Полукруглые окошки в голубых наличниках были забраны темным стеклом, поэтому заглянуть в терем с улицы я не могла. Пришлось открыть дверь с накладными металлическими петлями и кольцом-стучалкой и сунуться в зал.
В тереме было жарко, накурено и очень шумно. Острые белые огоньки, мечущиеся по залу, как сумасшедшие светляки, мешали толком рассмотреть происходящее, но я успела увидеть толпу, буйствующую в пьяном хореографическом угаре. Чихнув, я поспешно захлопнула дверь и вернулась к Ирке.
— Там какая-то плясовая вакханалия, дискотека или вроде того, — сообщила я подруге. — Без окошек, без дверей, полна горница людей, чад, смрад, а едой и не пахнет.
— Едой пахнет там, — Ирка показала пальцем куда-то за терем.
Шевеля носом, я резвой рысью пробежалась по брусчатке и обнаружила за декоративной каменной горкой с водопадом самый заурядный железный мангал. Рядом с примитивным очагом топтался носатый чернявый парень в несвежем переднике. От очага пахло жареным мясом — как сказал бы Ника, пахло просто упоительно и восхитительно.
— Здравствуйте, извините, пожалуйста, — затарахтела я. — Скажите, можно купить у вас шашлык?
— Па-ад са-асною, па-ад зе-еленою, есть посади-и-ите вы ме-еня! — запела ковыляющая сзади Ирка, коверкая фольклорную «Калинку-малинку».
Это прозвучало немелодично и зловеще, как куплет сказочной Бабы-Яги: «Покатаюся — поваляюся, Ивашкиного мяса поевши!» При этом гипсовый голеностоп вполне мог сойти за необходимую для полного образа костяную ногу. Я поежилась, а парень у мангала и ухом не повел.
Может, он не понимает по-русски? Мало ли, что терем старославянский, кухня-то явно горская! Я ревизовала свои скудные познания в языках народов Кавказа и сгенерировала корявую фразу на грузинско-армянском: — Вах, генацвале! Шашлык-машлык, лаваш-хачапури буду!
— «Ркацители», «Саперави», «Киндзмараули»! — шумно сглотнув слюну, вступила в переговоры Ирка.
Ноль внимания.
— Слышь, ты, витязь в тигровой шкуре! — раздраженно воскликнула Ирка, явно намекая на несвежий, в пятнах, передник шашлычника. — Повернись, с тобой женщины разговаривают!
В сердцах она легонько потыкала парня в спину костылем, и тот моментально обернулся.
— Ой! — юнец поспешно снял наушники плеера и заговорил на чистом русском языке без малейшего акцента. — Я и не слышал, как вы подошли!
Ирка выразительно покосилась на свой увесистый гипс и пожала плечами.
— Извините, пожалуйста, — снова просительно завела я. — Понимаете, мы давно в пути…
— Сами мы не местные, голодаем и скитаемся! — ляпнула Ирка. — Помогите, чем можете!
— Например, шашлыком! — подсказала я. — Разумеется, мы заплатим, сколько нужно!
