голос. – К сожалению, мне никак не удается дозвониться Максиму Смеловскому по его прямому телефону. Вы не подскажете, как мне с ним связаться? Где он сейчас?
– Макс-то? Макс в Австралии! – легко ответил дежурный. – Где-то в Перте, подробнее не скажу.
– Не слабо! – уважительно протянула вернувшаяся секретарша.
С ее подачи утка об астралийском отпуске Смеловского в считаные часы облетела телекомпанию, а затем унеслась и за ее пределы.
4
Бронич велел сочинить рекламные слоганы и общую концепцию продвижения продукции Голопупенско-Старокамышенской птицефабрики к обеду. Я решила, что вполне могу придумать что-нибудь мало-мальски подходящее между делом, на ходу, пока буду искать: а) Смеловского и б) «Смерть с косой» (и с моим ключом). Но, поскольку выдать шефу результаты рекламотворческих трудов следовало до обеденного перерыва и не по телефону, а лично, на опыты частного сыска у меня было всего три часа.
Чтобы сэкономить время, я решила вести следствие по типу «два в одном» и названивала Максу на все его телефоны в паузах между сеансами общения со свидетелями по делу о неудавшемся самоубийстве. Перебегая из нашего института в то здание, откуда, по словам тети Клавы, приходила к нам суицидальная толстушка в черном, я позвонила Смеловскому на мобильный и на домашний. Ни в том, ни в другом случае не преуспела и, не теряя ни минуты, переключилась на разговор с вахтершей соседнего здания.
Эта важная персона восседала за облупившимся полированным столом, выдвинутым на середину узкого прохода, с выражением лица, которое было бы уместно на портрете героического защитника Брестской крепости. «Умру, но не пропущу!» – было написано на щекастой физиономии с крепко стиснутыми челюстями. Я вздохнула: не повезло!
По моим наблюдениям, все вахтерши делятся на два типа. Первый – это добродушная тетушка в окружении судочков с домашней едой, дымящихся чайных чашек, газет с кроссвордами, клубков разноцветной шерсти и пышно цветущих декоративных растений в блестящих керамических горшках. Вахтерша-номер-один – это вторая мама для необихоженных и захлопотанных офисных работников. Она похожа на цербера не больше, чем веселая болонка, и пребывает на посту с максимальным комфортом для себя и с минимумом неудобств для других.
К сожалению, сейчас передо мной была Вахтерша-номер-два: ярко выраженный, чистый и незамутненный тип маленького озлобленного человечка с синдромом швейцара.
– Куда? – неприязненно сверкнув глазками, спросила она.
– К вам, любезная, – холодно ответила я, извлекая из сумочки подходящее удостоверение.
Разных краснокожих книжиц у меня с полдюжины. Это и стандартное служебное удостоверение, и спроворенные для меня Максом «корочки» корреспондента местного телевидения, и документ, удостоверяющий мою принадлежность к общественной организации «Женщины Кавказа за мир и дружбу между народами», и малиновое с золотом удостоверение помощника депутата Государственной думы В. В. Гагарина, полученное в кратковременную бытность мою персональным пиарщиком упомянутого однофамильца космонавта… Но сейчас мне мог пригодиться другой документ – с тиснением на обложке «РА». Это очень хитрое удостоверение, неуставное. Строго говоря, не документ, но и не подделка, точнее сказать – поделка нашего компьютерного умельца Андрюхи Сушкина. На развороте «корочек» можно увидеть не только мое маленькое фото, но и круглую печать с буквами «РА МБС». Данное сочетание означает всего-навсего «Рекламное Агентство Михаила Брониславовича Савицкого», однако я склонна расшифровывать его произвольно, в зависимости от ситуации. Злобной вахтерше была выдана оригинальная версия:
– Российская армия! Межвойсковой Батальон Спецагентов!
Вахтерши второго типа всегда недоверчивы. Злая тетка сунулась носом в развернутую книжечку, пошарила глазами по строчкам и подняла на меня испытующий взгляд. Я ответила ей улыбкой – холодной и тонкой, как медицинский скальпель. Смущаться мне было нечего, в удостоверении черным по желтому была написана чистая правда: Индия Борисовна Кузнецова, агент. В сущности, в рекламном агентстве мы все агенты! Не придерешься.
– Пока я к вам, а потом, может, и вы к нам, – многозначительно сказала я, пристально глядя в оловянные глазки церберши.
– Это зачем же? Я вроде ничего… Виновата! Чем могу?
Тетка заволновалась и встала. Я кивнула – и ей (мол, «Вольно!»), и своему подтвердившемуся знанию: вахтерши второго типа обычно очень трусливы.
Я чеканно сформулировала запрос, и дородная веснушчатая девица-краса-длинная-коса была сдана мне с потрохами.
– Марьяна она! Мария, стало быть, Семеновна Горбачева! – заглянув в амбарную книгу с желтыми страницами, доложила вахтерша. – Бухгалтерша. В сорок седьмом кабинете сидит.
– Сейчас сидит? – недоверчиво уточнила я.
После вчерашних гимнастических упражнений с веревкой и карнизом Марьяне Семеновне Горбачевой больше пристало лежать в психушке, чем сидеть в бухгалтерии.
– Нет, сейчас не сидит, – сказала вредная тетка, выделив последнее слово с таким сожалением, что я подумала: слово «сидит» мы с ней понимаем по-разному. – Ее сегодня вовсе не было, с утра на работу не пришла.
– Откуда не пришла, адресочек не подскажете? И телефончик, если есть.
И адрес, и телефон бухгалтерши Горбачевой в амбарной книге вахтерши имелись. Получив на руки выписку, я веско сказала полезной вредной тетке:
– Спасибо за помощь. Вам это зачтется.
Осчастливленной этим обещанием вахтерша не выглядела, но мой уход явно улучшил ей настроение. В классическом шпионском стиле неожиданно оглянувшись на пороге, я засекла на лимонно-желтом лице отнюдь не кислую улыбку и стерла ее одним суровым взглядом. Знаю, знаю, люди этого типа не поддаются перевоспитанию, но как приятно бывает ставить их на место!
Идея навестить бухгалтершу Горбачеву в ее родных стенах меня не вдохновила, и я ограничилась телефонным звонком.
– Слушаю, – безрадостно прошелестел тихий голос.
Я тоже прислушалась, фоновых криков буйнопомешанных и глухого шума ударов о мягкие стены не уловила и решила, что Мария Семеновна успешно избежала общества Наполеона Бонапарта, Цезаря и иже с ними, но на всякий случай уточнила:
– Марьяна?
– Да, это я. А вы кто?
– А я законная владелица ключа, с помощью которого вы незаконно проникли в офис рекламного агентства «МБС», где пытались повеситься! – с суровой прямотой ответила я.
В трубке послышался вздох:
– Ох, мне так неудобно…
– Неудобно на потолке спать! – отрезала я, неприкрыто сердясь. – И стоять под дверью собственного кабинета без собственного же ключа! А вам не просто неудобно, вам стыдно должно быть, Марьяна! Значит, так: верните на место мой ключ, а потом мы с вами еще поговорим!
– Верну, – пообещала она. – Простите, пожалуйста…
Мое прощение (это хорошо знает Денис Кулебякин) относится к числу редких и ценных даров, поэтому я закончила короткую воспитательную беседу сухим «Всего доброго!» и, в очередной раз не дозвонившись Смеловскому, вернулась в офис. Близился час представления шефу очередного рекламного шедевра, который еще предстояло ускоренно выносить и стремительно родить.
– Буквально – снести! – сострил мой внутренний голос, поворачивая к теме птицефабрики.
Однако оказалось, что концепцию продвижения яичной продукции мои коллеги благополучно снесли и высидели без меня. И вообще без девочек, в процессе были заняты только наши парни – Сушкин и Баринов. Судя по присутствию на столе тарелок с остатками омлета, связующим звеном между секс-большинством и секс-меньшинством стал нормальный мужской аппетит.
– Инка, мы придумали! – сияя, как золотое яичко, похвастался Андрюха Сушкин. – Нашли гениальный поворот! Наши яйца будут не бабкины, а дедкины!
