сбрось мне флажок, тут парад начинается!»).
Первое «Спасите!» прозвучало неуверенно и робко, и единственным ответом стало жужжание стеклоподъемников. Спустя три секунды окна машины закрылись наглухо, затем послышался злорадный щелчок, и кнопочки на всех четырех дверях укоротились вдвое.
«Теперь ты дверь просто так не откроешь, тут центральный замок! — вспомнив недавнюю лекцию специалиста, запаниковал мой внутренний голос. — Вся надежда только на пилочку! У тебя же осталась еще одна?»
Я сунула руку в сумку — поскрести по сусекам в поисках последней пилочки для ногтей. Маникюрные приборы расходовались, как патроны на стрельбище! Знала бы, что на эти пилки будет такой спрос, купила бы целый ящик!
Острие искомой пилочки с готовностью вонзилось мне в ладонь. Я с трудом сдержала болезненный стон, а внутренний голос бурно обрадовался: «Есть пилка?! Отлично! Даже если не получится открыть ею дверь, теперь ты вооружена и живой врагу не дашься!»
Даваться врагу мертвой тоже не особенно хотелось.
— Спасите! Помогите! — заорала я уже в полный голос — может, не так громко, как Шаляпин в роли Мефистофеля, но не менее страстно.
— Однако! — потряс головой рыжий гад.
Я стиснула в кулаке пластмассовую ручку маникюрного штыка и приготовилась к бою.
34
Степа Красин стоял на смотровом балконе на куполе Рейхстага и с глубоким чувством смотрел на ночной Берлин в полевой бинокль. Бинокль был старый — дедушкин. И навязчивая идея запоздалого взятия Рейхстага тоже принадлежала деду Семену.
— Степка, ты ж меня не подведи! — волновался он, трясущимися руками запихивая в чемодан внука потрескавшийся кожаный футляр с допотопным оптическим прибором и набор разноцветных мелков для детского творчества «Радуга».
Рисовальные принадлежности в добровольно-принудительном порядке предоставила Степина племянница — первоклассница Маришка. Мелков жадной малявке было жалко до слез, но гневить вспыльчивого деда Семена она боялась, поэтому молча шмыгала носом. Когда взрослые отвлекались, Маришка бочком подкрадывалась к чемодану и вытаскивала из него свои мелки. Бдительный дед шлепал ее по руке, отнимал коробочку и закапывал ее в стопку чистого белья на дне чемодана. По мнению старика, детские мелки взрослому внуку нужны были гораздо больше, чем запас трусов и маек. И Степа должен был размашисто начертать на стене Рейхстага: «Рядовой С. Красин из г. Козедольска Ухтинского района дошел до Рейхстага. Да здравствует наша Победа!»
Рядовой Степан Красин призван был исполнить заветную мечту рядового Семена Красина. В сорок пятом дед получил серьезное ранение на ближних подступах к Берлину и не дошел до Рейхстага каких-то пару километров.
— Смотри, Степка, не обмани старика! Водрузи знамя! — волновался не по возрасту азартный восьмидесятипятилетний дед, вытряхивая личинок моли из пыльного бархатного вымпела с вышитыми на нем серпом-молотом и обтрепанной желтой бахромой. — Вот возьмем Рейхстаг — тогда помру спокойно!
— Возьми Рейхстаг, Степочка, возьми-и! — сверкнув на деда мокрыми глазами, проныла жадюга Маришка.
— Возьму! — успокоил ее Степа.
Ему чрезвычайно хотелось взять и побить свою беспокойную родню, но Степа был хорошим парнем и большим добряком. Вся бригада знала: на Степке Красине можно ездить, как на лошади, он безотказный — когда не пьяный, конечно. Поддатый Степа становился вспыльчив и кидался в драку из-за любой ерунды, но на трезвую голову работником он был идеальным. Потому-то, когда возник вопрос о двухнедельном обучении специалистов-гипсокартонщиков на предприятии фирмы-производителя в Германии, Степу записали в группу стажеров самым первым.
Все четырнадцать дней практики Степа и его коллеги обретались в маленьком немецком городке на границе с Францией, и только перед отъездом для них организовали поездку в столицу. День был плотно заполнен экскурсиями, и на взятие Рейхстага «рядовому Красину» осталась одна ночь. С подъемом на купол в отсутствие сопротивляющегося противника он управился меньше чем за пятнадцать минут, дедов вымпел пристроил на карнизе в считаные секунды, а вот с выбором места для каллиграфических упражнений с мелками не смог определиться и за полчаса.
— Ну, где ж тут… И ведь негде ж… А старый дурень спросит! — сокрушенно бурчал Степа, с конкретным интересом рассматривая окрестности в дедов бинокль.
Соврать деду, будто дело сделано, не позволяли совесть и инстинкт самосохранения: у Семена Гавриловича была не по годам тяжелая рука. К тому же старый дурень честно предупредил внука, что в качестве подтверждающего документа потребует фотографическую карточку исписанной стены. Для Степы предоставление отчетной фотодокументации являлось отдельной проблемой: отправляясь на штурм Рейхстага, он забыл взять старую верную «мыльницу». Оставалось надеяться только на появление других — лучше экипированных — современных странников по святым и грешным местам города Берлина. И, конечно, идеально было бы встретить туристов-соотечественников, потому что иностранными языками Степа владел в объеме программы Козедольской средней школы, из замшелых стен которой за семьдесят лет ее существования не вышло ни одного полиглота.
Вот почему, услышав прозвучавший у подножия здания патриотический выкрик «Получи, фашист, гранату!», Степа очень обрадовался долгожданному появлению «своих» и навел бинокль на источник звука.
Картина ему открылась соответствующая прозвучавшей реплике — батальная. Внизу, прямо перед Рейхстагом, впритык к просторному тротуару, замер темно-зеленый «Форд». Из его открытых окон валил дым, вкупе с защитным цветом кузова придающий иномарке большое сходство с подбитой бронемашиной. Перегораживая «бронефорду» выезд на проезжую часть, сзади к нему бочком притерся белый «Вольво», тоже разгерметизированный — с двумя распахнутыми дверцами, но без задымления.
На глазах у вооруженного биноклем Степы водитель и пассажир «Вольво» выскочили из машины и дружно прыгнули к дымящему «Форду», но на этом их слаженные действия закончились. Пассажир распахнул дверцу «Форда» и принял в свои объятия вывалившуюся из машины дамочку. Тем временем рулевой белого автомобиля, наоборот, активно воспрепятствовал выходу из «Форда» его водителя, затолкав своего коллегу поглубже в салон и даже пристукнув его дверцей. Затем двое из «Вольво» и с ними вялая прикопченная дамочка погрузились в белый автомобиль и быстро покинули место военных действий. Зеленый «Форд» остался. Из него поочередно выпали два мужика. Огласив сцену кашлем и матерной руганью, они обессиленно прилегли на асфальт в картинных позах раненых бойцов, подарив Степе Красикову шикарную идею.
— А вот если их вместе с дымящейся машиной на фоне Рейхстага сфоткать, это же шикарно будет?! — сам себя спросил изобретательный рядовой.
С максимальной скоростью совершив спуск по лестнице, он выскочил на тротуар прежде, чем двое из «Форда» утерли сопли и слезы. Красный пролетарский мелок Степа достал из кармана на бегу, вдохновенный текст «Красиков с козедольска дошел ура победе!» начертал на тротуаре перед «Фордом» размашисто и с нарушениями правил орфографии и пунктуации. Раненые бойцы из чадящего авто уже ворочались. Степа, не отрывая взгляда от шикарной картинки, попятился на середину улицы и защелкал камерой мобильного телефона. Недорогая модель мобильника не могла обеспечить высокое качество снимков, и Степа знал, что за технику исполнения дед его не похвалит, но твердо рассчитывал получить высший балл за артистизм.
Живописно скрючившиеся мужики, окутанная дымом машина, героическая надпись — и все это в ночи, на фоне мрачного величия Рейхстага, увенчанного краснознаменным плюшем, лично отбитым героическим дедом Семой у безымянной козедольской моли! За то, чтобы такое увидеть, не жаль было бы и деньги
