Иркино ухо расползлось по стеклу — большое и розовое, как амеба под микроскопом. Я постучала прямо в перламутровую ушную раковину, вспугнутая подружка отпрыгнула в глубь комнаты и в смущении застыла, как садово-парковая скульптура «Девушка с вискарем» — идеальное украшение уличного кафе- бара. Я вошла в номер, закрыла дверь на балкон, утвердила кулаки на талии и посмотрела на Вадика таким взглядом, что он занервничал, облизал губы, оглянулся на Ирку, убедительно притворяющуюся статуей, и горячо, но неискренне сказал:
— Дорогая, что бы тебе про меня ни наговорили, это все неправда!
— Мне ничего не сказали, я сама догадалась, — возразила я. — Колись, Вадька! Это ты сообщил Людочке, что мы остановились в отеле «Берлин»?
— Кто такая Людочка? — отмерла наша переводчица, молчавшая так долго, что я уже и забыла о ее присутствии.
— Людочка — это новая секретарша нашего директора, — объяснила я, созерцая Вадика, который в попытке спрятать виноватый взгляд уткнул его в ближайший угол биссектрисой.
Вадик оживился:
— Она такая хорошенькая… Гм. — Тут он покосился на покрасневшую Ксению и резко сменил и тон, и текст: — Хорошая такая секретарша! Очень просила меня держать ее в курсе нашей берлинской эпопеи. Просто образцовый помощник руководителя! Хочет все знать, чтобы оперативно выполнять задания шефа.
— Действительно, оперативно! — хмыкнула я. — Где мы будем жить, Ксения сказала нам только по дороге из аэропорта. И ты сразу же передал эту информацию образцовой Людочке? Ну, молодец!
— А что такого? — насупился Вадик. — Может, я предвидел, что у Гадюкина возникнет непреодолимое желание позвонить мне в отель?
— Скорее ты надеялся, что сладкоголосая Людочка по телефону расскажет тебе на ночь волшебную сказку для взрослых! — парировала я.
— О! О! Шпиль, шпиль, дрюкен! — ехидная Ирка томно пробасила наиболее вероятный сказочный зачин.
— С тобой мне все понятно, Казанова! Ты неисправим, — я махнула рукой. — А вот с Людочкой придется разобраться.
— Как разобраться? — встрепенулась Ксения.
Судя по блеску в глазах, девушка прекрасно понимала зловещий смысл слова «разборки». Можно было порадоваться: нам досталась переводчица с хорошим знанием современного русского языка.
— Я подозреваю, что кое-кто в нашей родной конторе работает на конкурентов — компанию «СМИ- ЮГ», — объяснила я. — Прошу заметить: гад в перчатках подстерегал меня не где попало, а именно у «Берлина». Кто-то же ему сказал, в каком отеле мы живем! Кто? Мне очень подозрительна секретарша Людочка с ее повышенным интересом к нашей берлинской командировке.
— Ты думаешь, Людочка работает на «змеюк»?! — ахнул Вадик, упомянув выразительное прозвище, которым наградил ненавистных конкурентов кто-то из наших доморощенных острословов. — Так они же натуральные бандюги, а директор их — действующий мафиози, это все знают! «Змеюки» давно пытаются нас проглотить, только Онуфриевич наш изворотливый, все время находит, как ускользнуть.
— Так вот, чтобы ты знал: этот немецкий контракт — как раз хитрый ход, который может спасти нашу контору от поглощения, — вздохнула я. — А может и не спасти… Вадик, мы с тобой сущие младенцы! Теперь я понимаю, что наш Василий Премудрый потому и не поехал в Берлин собственной драгоценной персоной, что вполне сознавал опасность данной миссии. В отличие от нас с тобой, Гадюкин заранее знал, что «змеюки» сделают все возможное для срыва этого контракта.
— Но мы же его уже один раз подписали! Притом сделали это без малейших проблем! — напомнил Вадик. — И, если бы бювар с контрактом не свистнули у нас в поезде, мы не прилетели бы в Берлин во второй раз! Тебе не кажется, что «змеюкам» имело смысл вмешаться раньше?
— И поубивать нас еще в первом акте Марлезонского балета? — я потерла лоб. — Действительно, это было бы вполне логично…
Я задумалась. Напарник был совершенно прав, нашему победоносному блицкригу на немецком фронте помешали не конкуренты, а обыкновенные поездные воры.
«Может, их подбили на это дело «змеюки»?» — предположил мой внутренний голос.
Я покачала головой. В то, что группа жуликов обчистила несколько вагонов только ради того, чтобы увести наш контракт, верилось слабо. К тому же, если бы воры охотились за нашим соглашением, они не выбросили бы бювар с важным документом на рельсы.
Не дождавшись продолжения от меня, Вадик вопросительно посмотрел на Ирку, потом на Ксению, затем на «уважаемого господина Арманьяка» и предложил:
— Давайте выпьем!
Я с сомнением покосилась на бутылку. Напиваться до поросячьего визга не хотелось, но в состоянии мозгового ступора алкоголь бывает полезен…
— А давайте! — неожиданно поддержала поступившее предложение тихоня-переводчица.
— О! Наш человек! — улыбнулся Вадик и ловко выстроил в одну шеренгу стаканы и чайные чашки.
Ирка не зря открыла фронт борьбы с дурными манерами. Культурный уровень присутствующих рос на глазах: предыдущую бутылку мы распили из горлышка.
— За прекрасных дам! — подняв свой стакан, сказал галантный Вадик.
— За них, — грустно согласилась я, проявляя скромность, которая украшает меня крайне редко.
Этим вечером моя самооценка заметно понизилась: прекрасных дам похищают влюбленные принцы на белых скакунах, а не убийцы на развалюхах цвета линялой лягушки!
— Что-то ты расклеилась, дорогуша! — озабоченно молвил Вадик и вновь наполнил стаканы и чашки. — Надо еще выпить.
— За что пьем? — по-прежнему грустно спросила я.
— За лю…
Легкомысленный напарник явно хотел провозгласить тост «За любовь!», но Ирка, чутко угадавшая мое настроение, толкнула его локтем и громко сказала:
— За любимых родителей!
— За родителей можно, — уныло согласилась я, подумав, что любовь — это для прекрасных дам, а родители — они у всех есть. Даже у лягушек, которым не светит стать царевнами.
И самое ближайшее будущее подтвердило правоту этой мысли — насчет родителей, которые распространены в природе чрезвычайно широко. Не успели мы поставить стаканы, как в дверь постучали.
— Войдите! — не подумав, брякнул Вадик, в номере которого окопалась наша маленькая компания.
— А вот и мы! — радостно возвестил сухощавый пожилой господин, взмахнув бутылкой шампанского. — Я и «Вдова Клико»!
«Бог мой! — ахнул мой внутренний голос. — Еще один землячок! Да кто в этом городе говорит по- немецки?!»
И он ассоциативно попытался компенсировать нехватку немецкой речи, повторив:
— О майн гот!
Ирку слова незнакомца тоже шокировали, но по другой причине.
— Шампанское после арманьяка?! — ужаснулась наша ревнительница хороших манер. — Это уже не моветон, это самоубийство!
— А вы кто? — с недоумением спросил господина Вадик, глядя при этом почему-то на шампанское.
— Здравствуйте, дети мои! — нисколько не смущенный прохладным приемом, на широкой улыбке вскричал незваный гость.
— Это мой папа, — с детской гордостью сказала переводчица Ксения.
— Я ее папа, — с удовольствием подтвердил седовласый спутник «Вдовы Клико». — Будем знакомиться, меня зовут Пауль Кох.
