Доверовом порошке, но он ответил, что это название ни о чем ему не говорит. Он знаток противовоспалительных гелей с такими названиями, как «Мовелат», «Траксам» и «Ибулев», которые он втирает в мое колено после ультразвуковой процедуры (как в песенке:«
Роланд спросил у меня, слышал ли я про транссексуальную форель. Нет, ответил я, расскажи мне про транссексуальную форель. Он просто кладезь информации, этот Роланд. Его жена читает ему интересные заметки из газет, и он все запоминает. Судя по всему, мужские особи форели меняют пол из-за высокого уровня женских половых гормонов, попадающих в сточные воды от противозачаточных пилюль и гормонозаменяющих лекарств. Опасаются, что все мужские особи рыб в пораженных реках станут гермафродитами и прекратят размножаться.
— Заставляет задуматься, а? — заключил Роланд. — Мы ведь, между прочим, пьем ту же самую воду. А потом вдруг у мужчин начнет расти грудь.
Не хочет ли Роланд меня напугать? У меня на груди, под волосами, большие жировые отложения. Должно быть, Роланд заметил их, когда делал мне массаж.
Возможно, прошлой ночью я не смог кончить, потому что превращаюсь в гермафродита. ПНП Гормонов.
Сначала я отправился в городской торговый центр купить что-нибудь Кьеркегора, но радости это мне не доставило. В «Уотерстоуне» было только пингвиновское издание «Страха и трепета», я купил его и пошел в «Диллонз». Когда оказалось, что «Диллонз» предлагает ту же книгу и ничего больше, я почувствовал обычные симптомы своего магазинного синдрома, то есть иррациональную ярость и нетерпение. Низкая Сопротивляемость Разочарованию, НСР, по определению Александры. Боюсь, я был очень язвителен с безобидной продавщицей, которая подумала, что «Кьеркегор» это два слова, и начала искать на своем компьютере на «Гор». К счастью, Центральная библиотека оказалась укомплектована лучше. Я смог взять «Понятие страха» и две другие работы, которые заинтриговали меня своими названиями: «Или — или» и «Повторение». «Дневник» был на руках.
Я уже довольно давно не пользовался библиотекой и с трудом отыскал ее. Типичное здание гражданской архитектуры шестидесятых, брутальная конструкция из необработанного бетона, напоминающая, по словам принца Уэльского, муниципальный завод по сжиганию отходов. Стоит она на голой площади рядом с центральным парком, в котором когда-то был мелкий прудик и изредка действовавший фонтан — свалка самого разнообразного мусора. Это унылое и продуваемое всеми ветрами пространство считалось сердцем города, хотя большинство людей старалось его избегать, особенно ночью. В последнее время эту площадь превратили в застекленный и выложенный плиткой атриум, украшенный гирляндами зелени, неоклассическими статуями из стеклопластика и розовой неоновой надписью «Риальто». Большие торговые площади отведены здесь под разные бутики, киоски и филиалы ресторанов и кафе с намеком на итальянское происхождение, а из спрятанных динамиков сочится оперная музыка и неаполитанские песни. Я сел за столик кафе-бара «У Джузеппе» (снаружи, но все равно внутри этого похожего на студийную декорацию сооружения) и заказал капучино, приготовленное, похоже, специально для того, чтобы его вдыхали, а не пили, потому что в основном оно состояло из пены.
Такую вот своего рода подтяжку лица сделали городскому центру в смелой попытке придать ему привлекательность в глазах туристов и приезжих бизнесменов. Смирившись с развалом традиционных для этого региона отраслей промышленности, отцы города обратились к индустрии услуг как к альтернативному источнику занятости. Теперь напротив библиотеки, с другой стороны этой мощеной пьяццы, стоит громадный конференц-центр и концертный зал — настоящее произведение искусства. По соседству чуть ли не за одну ночь выросли гостиницы, ночные клубы, рестораны и винные погребки. Каналы вокруг вычистили, а пешеходные дорожки по их берегам выложили плиткой, чтобы можно было ходить и любоваться результатами строительных работ. Это был типичный для последних лет правления Тэтчер проект, краткая вспышка процветания и оптимизма между спадом начала восьмидесятых и рецессией начала девяностых. Теперь эти почти пустые новые здания с их эскалаторами из нержавеющей стали, стеклянными лифтами и звучащей из ретрансляторов музыкой замерли в ожидании, как парк аттракционов накануне открытия или как некая утопическая столица в государстве третьего мира, построенная из идеологических соображений посреди джунглей, — на нее дивятся местные жители, но редко посещают иностранцы. Днем главные завсегдатаи «Риальто» — безработная молодежь, школьники, прогуливающие уроки, и матери с младенцами, радующиеся теплому и приятному месту, где можно погулять зимним днем. Плюс случайные привилегированные праздношатающиеся вроде меня.
Слово «рецессия» я услышал всего несколько лет назад. Откуда оно взялось и что точно означает? Впервые от словаря оказалось мало толку: «
Мой младший брат Кен эмигрировал в Австралию в начале семидесятых, когда сделать это было легче, чем теперь, приняв тем самым самое удачное решение в своей жизни. По профессии он электрик, в Лондоне работал в большом универмаге в Уэст-Энде и никогда не мог заработать на приличный автомобиль или на достаточно большой дом для растущей семьи. Теперь у него своя строительная фирма в Аделаиде, дом в стиле ранчо в пригороде, гараж на две машины и бассейн.
Пока «Соседи» не пошли в гору, дела у него шли значительно лучше, чем у меня. Причем, заметьте, он всегда был счастливее меня, хотя ему часто приходилось туго. У него от природы веселый нрав. Удивительно, до чего же разными рождаются люди, даже те, чьи гены зачерпнуты из одного котла.
Я поехал на сеанс к Александре прямо из «Риальто» и, описывая ей этот эпизод, позволил слететь с моего языка словам «привилегированный праздношатающийся».
— Почему вы так себя называете? — потребовала она ответа.
— Праздношатающийся, потому что я сидел и пил кофе в середине дня, — ответил я, — а привилегированный, потому что это был мой свободный выбор, а не потому, что мне некуда было себя деть.
— Насколько я помню, — сказала она, — вы говорили мне, что работаете чрезвычайно напряженно, когда пишете сценарии для телевизионного сериала, часто по двенадцать часов в сутки. — Я кивнул. — Разве в оставшееся время вы не можете отдыхать?
— Да, конечно, — согласился я. — Я хочу сказать, что меня поразил контраст между моей жизнью и