секретная служба очень сомневается в могуществе «Треста».
Большинство шпионов переходило российскую границу через страны Прибалтики. Именно в тех государствах, а также в Скандинавии, преимущественно в Финляндии, антисоветские агенты, зачастую на виду у большевиков, жили на конспиративном положении, разрабатывая планы бегства из России нужных людей и готовя им необходимые бумаги. И там же тучи агентов ГПУ пытались маскироваться под бывших белогвардейцев. В это время Бойс возглавлял агентурную сеть СИС в Ревеле. С другой стороны «невидимого фронта» ему противостоял Михаил Владимиров, один из верных псов Дзержинского, всегда готовый к атаке. Довольно часто люди, нелегально прибывавшие в Прибалтику из России, таинственно исчезали. Как правило, все они были не больше чем пешки в большой обоюдной игре. Случалось, что в этой неразберихе белогвардеец начинал охотиться на своего коллегу, а красный провокатор ликвидировал агента ГПУ.
Среди всех британских агентов, работавших в Америке, один лишь Рейли поддерживал регулярную связь с Бойсом и внешними контрреволюционными группировками, разногласия между которыми после отъезда Савинкова разгорелись с пущей силой.
Из информации Бойса следовало, что сила «Треста» продолжает расти – в его состав стали входить видные деятели советского правительства. Особое впечатление производили донесения двух агентов – Марии Шульц и ее мужа Григория Николаевича Радкевича, выполнявших роль курьеров между «Трестом» и генералом Кутеповым. Григорий Николаевич играл при жене вторую скрипку, хотя и погиб смертью героя, метнув гранату в здание московского ГПУ. Хрупкого телосложения и не отличавшаяся особой красотой, но невероятно отважная и ненавидевшая большевизм, Мария Владиславовна Шульц четыре года воевала против Красной армии рядовым солдатом. Дочь генерала, вся семья которого была уничтожена большевиками, она одной из первых присоединилась к Белому движению и стала самым доверенным агентом Кутепова. Она бесстрашно переходила российскую границу несчетное число раз. Бойс никогда не сомневался в ее надежности.
Мария и другие агенты, работавшие с «Трестом», как никогда нуждались в деньгах и иностранной помощи. Это не было новостью для Бойса, деньги были нужны всегда. Однако актуальность поддержки антибольшевистского движения сильно возросла, поскольку внутренние разногласия между троцкистами и сталинистами достигли критической массы.
В январе 1925 года Бойс написал длинную шифровку для Рейли, в которой объяснял значимость «Треста» и настаивал на его личной встрече с Шульц в Париже:
«Я предлагаю свой вариант на Ваше рассмотрение, хотя, может быть, Вы разработали собственный, более сообразный Вашим методам. Пользуясь случаем, Вы могли бы существенно мне помочь. Единственная вещь, о которой я прошу, заключается в сохранении связи, которой я сейчас лишен, с известными в моем ведомстве персонами, являющимися членами правительства. Зная Ваш интерес к делу, в котором терпение и настойчивость, умение не поддаваться вульгарному интриганству и оппозиционерству, пребываю в уверенности, что Вы также будете соблюдать и мои интересы, без каких-либо дополнительных оговорок и соглашений».
Это было первое из множества последующих писем, написанных шифром или симпатическими чернилами в переписке между Рейли и Бойсом, завязавшейся в первой половине 1925 года. Ее кульминация, выразившаяся в решении Рейли ехать в Париж на встречу с Бойсом, Кутеповым и другими контрреволюционными лидерами, наступила в сентябре.
Камминг, имевший контакты с Рейли до его отъезда в Америку, умер в июне 1923 года. Теперь Рейли общался только с Бойсом. Последний же в письмах Рейли уговаривал его пойти на сотрудничество с «Трестом», поясняя, что ни британское правительство, ни британская секретная служба, ни сам Бойс не хотели бы оказаться замешанными в этом деле, если что-то пойдет не так. По традиции СИС, право самостоятельного решения принадлежало только самому агенту.
Получая эти письма, Рейли стал ощущать свою востребованность. Он имел все основания полагать, что у «Треста» есть шанс получить финансовую помощь от самого Генри Форда. Со своей стороны, он рекомендовал Бойсу негласно попросить Уинстона Черчилля, чтобы он от своего имени выяснил у правительств дружественных держав их готовность поддержать контрреволюционный мятеж.
Из письма Рейли к Бойсу:
«Как залог ближайшего интернационального взаимопонимания, я думаю, начало конструктивного диалога может начать только Мальборо (Черчилль). Я всегда находил с ним общий язык… Его уши всегда открыты для выслушивания реальных предложений, особенно если дело касается интересов меньшинства (антикоммунисты). Об этом он писал мне лично в одном из частных писем».
Несмотря на энергичную деятельность против большевиков, Рейли никогда не терял чувства опасности. Никто из лидеров «Треста» не был знаком даже с Марией Шульц, следовательно, Бойс и его сеть оставались в тени. Рейли прекрасно понимал всю тщетность попыток объединения «Треста» с другими внероссийскими группировками в единый кулак, поскольку они состояли и из монархистов, и из анархистов, и из эсеров, не говоря уж о многочисленных военных кликах. Именно поэтому, обращаясь к Бойсу, Рейли настаивал на том, что «Трест» является первой организацией, лишенной внутренних противоречий, и ее лидеры признаются за рубежом. Из письма Рейли к Бойсу:
«Без внутреннего взаимопонимания, которое приходит крайне медленно и лишь по отдельным вопросам, невозможно говорить о наличии твердой базы необходимой реорганизации, особенно с точки зрения финансирования. Без решения этих проблем контрреволюционеры не могут собраться в единую силу, какая бы организационная поддержка им ни оказывалась».
Лидеры «Треста» воздерживались от засылки своих агентов в далекую Америку, но с явным подобострастием прислушивались к советам и рекомендациям Рейли. В этой связи Бойс просил у него напрямую выходить на самого представительного агента «Треста» в Хельсинки Николая Николаевича Бунакова. В свою очередь, Бунаков получал полномочия обращаться непосредственно к Рейли по любому вопросу, принимать письма для передачи в московский Центр, представлять любые коммерческие интересы, выполнять все, что в его силах в любое время суток, а также информировать его обо всем, что с точки зрения Бунакова могло заинтересовать Рейли.
Этот канал связи представлялся Рейли слишком неопределенным. Он ответил Бойсу в письме, написанном в марте, что его терпение ждать зарубежной помощи для России за семь лет окончательно исчерпалось. Несмотря на уверения коллеги о надежности «Треста», Рейли опасался углубляться в дела этой организации, не имея приличных денег на личном счете: обладая бесстрашием, он тем не менее никогда не терял головы. Еще с детства он был приучен быть игроком, предпочитавшим расчет случайности. Из письма Рейли к Бойсу:
«Есть другие дела, которыми я обеспокоен намного больше, нежели личные, хотя, как Вы знаете, их состояние просто ужасно. Если я вижу настоящих людей и реальную перспективу действий, то готов отбросить все остальное и посвятить свою жизнь интересам «Треста».
Вчера мне исполнился 51 год, и я хочу сделать что-нибудь выдающееся, пока еще позволяют силы. Я не желаю уходить на отдых. Хотя Вы и моложе, чем я, мне почему-то кажется, что Вы мыслите таким же образом.
Нет смысла говорить, насколько глубока моя благодарность за Ваши предложения. Я ощущаю уверенность, что в случае договоренности с нужными людьми мы сможем сделать работу не только в величайших интересах в общем понимании, но и для себя лично.
Ждите от меня еще одно письмо.
Всегда Ваш».
4 апреля он получил из Хельсинки копию письма, в котором лидеры «Треста» излагали Бунакову простое и быстрое решение переброски Рейли в Россию для личной оценки возможностей их организации. После прочтения этого письма Сидней немедленно сообщил Бойсу следующее:
«Я не только готов это сделать добровольно, но даже озабочен немедленной подготовкой к выезду, как только приведу свои дела в порядок. Безусловно, я осуществлю поездку только после консультаций с Вами и инженером Б. (с Бунаковым). Думаю, что не буду сильно преувеличивать, если предположу, что успешное инспектирование завода («Треста») с полным предоставлением технического отчета окажет огромное впечатление на конструкторское бюро, особенно в части, касающейся реализации всего проекта».
Через два месяца Бойс напомнил Рейли о достигнутом соглашении по «инспектированию
