можно купить большевистскую литературу. Мы решили, что я доеду до Клина и куплю там московские газеты. Если газетные новости будут успокоительны, я поеду дальше в Москву. В противном случае я немедленно вернусь в Петроград, и мы снова обсудим как быть.
Разговор этот шел на квартире сестры Грамматикова. Сам же Александр с улыбкой рассказал мне, что чекисты, производившие обыск в его квартире, не обнаружили никаких компрометирующих документов.
– Это произошло не потому, что они не проявили должного старания, – сказал он, пожав плечами. – В Петрограде теперь климат нездоровый, Сидней Георгиевич. Можно легко заразиться и умереть. Я для сохранения здоровья уеду куда-нибудь через несколько дней. Но я пробуду здесь еще некоторое время. Если вернетесь из Клина, позвоните мне через Дорновского. Я должен увезти сестру куда-нибудь из города. Это решено.
Но выбраться из Петрограда было не так просто. На всех вокзалах чекисты зорко следили за прибывающими пассажирами. Вокзалы были наиболее опасным местом. Однако поездка в Москву казалась единственным выходом. Вряд ли чекистам придет в голову, что я бегу от террора в самое пекло террора.
Простившись с Грамматиковым и крепко пожав ему руку, я выскользнул на улицу.
Глава 3
У человека, стоявшего рядом со мной, стучали зубы. Каждый раз, ловя на себе чей-нибудь взгляд, он делал движение, будто хотел бежать. Женщина, беззвучно шевеля губами, шептала молитву. Но большинство толпы вокруг нас было молчаливо и покорно. Мы жались к ограде платформы, с которой поезд отправлялся на Москву. Впереди у ворот небольшая группа красноармейцев просматривала документы. Люди по очереди проходили за ограду и присоединялись к толпе на платформе.
Наконец и я дошел до ворот. Момент был напряженный. Пропуск мой был подписан Орловым, но что стало с ним самим, я не знал. Участие его в заговоре было раскрыто, но я надеялся, что он вовремя успел бежать.
Я приготовился ко всем возможным неожиданностям. Правая рука лежала в кармане на рукоятке револьвера. Левой рукой я сунул документ в лицо красноармейца, окинув его в то же время злобным, нетерпеливым взглядом. Это был пронизывающий взгляд сотрудника ЧК.
Красноармеец, едва взглянув на документ, буркнул:
– Проходи, товарищ.
Через минуту я смешался с толпой на перроне. Ругаясь, крича и толкая друг друга, люди лезли в вагоны. Давка была ужасная. Более смелые и сильные заняли места на крышах. В качестве сотрудника ЧК мне полагалось ехать в первом классе. Третий был отведен для всякой буржуазной «сволочи». Но я не желал злоупотреблять своим положением и, пробравшись в вагон третьего класса, устроился на грязном полу. Вагон был набит до отказа, от вони можно было задохнуться. Пассажиры молчали. Слышно было только шумное дыхание соседей. Фонари не горели. Темно и душно, как в трущобах Калькутты или в трюме корабля, везущего рабов.
Наконец доехали до Клина. Кое-кто из пассажиров вышел. Я тоже покинул вагон. Поезд стоял десять минут. Купив газеты в киоске, я не спеша прочитал о положении в Москве. Новости были неутешительными. Газеты сообщали, что благодаря содействию Ренэ Маршана удалось раскрыть большой антисоветский заговор, организованный союзными дипломатическими миссиями, в частности – английской. Участие Локкарта в заговоре доказано. Фриде и его сестра арестованы, сестры С. тоже. Берзин выступил с сенсационными разоблачениями.
Игра была проиграна. Согласно договоренности с Грамматиковым, мне надо было немедленно возвращаться в Петроград. Но ответственность, лежавшая на мне, была слишком велика. Из-за меня ни в чем не повинным людям грозила смертельная опасность: Локкарт сидел в тюрьме, а мои русские агенты остались без руководства. Мне оставалось только умереть, как умер Кроми. Но я принял решение продолжать путь в Москву. Приехать на поезде было слишком рискованно – по мере приближения к столице проверки документов становились все более частыми и тщательными. Поэтому, не теряя времени, я пошел в Клин и нанял подводу. В половине девятого утра я выехал из города и, меняя в деревнях лошадей, к ночи добрался до Москвы. Ночь, к счастью, была темная. Я щедро расплатился с возницей и быстро зашагал по дороге в «город смерти». Утомленный долгим путешествием на подводе, я едва передвигал ноги. Смертельно хотелось лечь где-нибудь и отдохнуть. Однако идти на свои конспиративные квартиры я не решался. В конце концов я обратился за приютом к бывшему белогвардейцу, фамилию и адрес которого запомнил на случай непредвиденных обстоятельств. Сейчас как раз и настал такой критический момент. Тамара была его дальней родственницей и всегда хорошо о нем отзывалась. В тишине я поднялся по грязной лестнице и постучал в дверь. Не прошло и минуты, как раздались шаги и послышался встревоженный женский голос:
– Кто там?
– Друг Тамары, – ответил я шепотом.
– Мы не знаем никакой Тамары!
Страх женщины, как ни странно, меня успокоил.
– Нет, вы ее знаете, – повторил я. – Не бойтесь. Я офицер и скрываюсь от ЧК. Мне нужно спрятаться. Впустите меня.
Звякнула цепочка, и дверь раскрылась ровно настолько, чтобы пропустить меня. Я проскользнул в темную переднюю и зажег спичку. Передо мной стояла пожилая женщина.
– Где Иван Степанович? – спросил я. – Дома?
– Ах, мы ничего не знаем, – застонала она. – Мы тихие люди и не занимаемся политикой.
– Стало быть, вы меня не выдадите. Я беглый офицер и был бы признателен вам, если бы вы приютили меня на ночь.
– Как мне вас звать? – спросила женщина.
– Михаилом Марковичем, – сказал я. – Я был офицером царской армии, и большевики охотятся за мной по причинам, им лучше известным.
– Хорошо, Михаил Маркович, мы вас устроим, – успокоилась хозяйка. – Есть хотите? У нас есть немного хлеба.
– Спасибо. Все, что мне нужно, это выспаться.
– Идите сюда, – сказала женщина и провела меня в заднюю, полупустую комнату. – Мебель забрал домовый комитет. Это все, что я могу предложить вам.
В углу лежал один тюфяк. Пробормотав слова благодарности, я бросился на него и тотчас уснул. Смутно сквозь сон я слышал, как закрылась дверь и щелкнул ключ в замке, но, возможно, мне это почудилось.
Проснулся я внезапно с тревожным чувством, что в комнате кто-то есть.
– Проснулись, Михаил Маркович? – прошептал знакомый голос. – Это я, Тамара.
Она была в сопровождении хозяйки и незнакомого господина, которого Тамара представила мне как своего двоюродного брата Бориса Сергеевича.
Хозяйка, Вера Петровна, поставила самовар. Во время чаепития выяснилось, что Тамара скрывалась от преследований ЧК в этой же квартире. Она мне рассказала, что происходило в Москве за время моего отсутствия.
После убийства Урицкого в Петрограде и покушения на Ленина в Москве начались массовые обыски и аресты. Город был разделен на участки, и в каждом участке отряды чекистов переворачивали каждый дом сверху донизу. Подверглась обыску и квартира в Шереметьевском переулке. В это время там находились Тамара и обе сестры С, а в ящике письменного стола лежали два миллиона рублей в тысячерублевых банкнотах. Когда чекисты забарабанили в дверь, Тамара схватила деньги и спрятала их в трусиках. Чекисты, которые устали от своей работы и делали обыск весьма поверхностно, ничего не нашли в квартире. Но в подъезде они столкнулись с Фриде с портфелем в руке.
– Вы к кому?
– К артистке С.
– Покажите портфель.
Это был провал. Фриде несла для передачи мне копии телеграмм, полученных от брата. Она была немедленно арестована, и чекисты вернулись в квартиру. Обеих сестер С. арестовали. Арестовали также полковника Фриде и Берзина. Но Тамару оставили на свободе.
