В итоге тщательно подготовленный заговор провалился по оплошности Фриде. Ведь всем было известно, что все автомобили в Москве были реквизированы ЧК и большевиками и нельзя входить в дом, у подъезда которого стоит автомобиль. Это было лучшим свидетельством того, что в доме находятся чекисты. Но бедная Фриде так привыкла к опасности за два месяца, в течение которых она была моим агентом, что перестала принимать элементарнейшие меры предосторожности. Наш заговор провалился.
Глава 4
Все мои вымышленные имена стали известны властям: Рейлинский, Массино. Советские газеты опубликовали их вместе с приказом об объявлении меня вне закона. Установили, что под разными масками скрывается личность Сиднея Джорджа Рейли, агента английской разведки.
Но о том, где меня искать, никто не знал. Одни говорили, что я скрываюсь в Петрограде, другие – что я бежал в Финляндию, третьи – что я успел вернуться в Англию. Некоторые советовали искать меня в Москве – в самом логове зверя. Всюду говорили только обо мне. Не могу сказать, чтобы такая известность льстила тогда моему самолюбию.
Каждую ночь я проводил на новом месте и под новым именем, становясь попеременно то греческим купцом, квартиру которого реквизировали для рабочих, то царским офицером, стремящимся выбраться из Москвы, то русским торговцем, пытающимся уклониться от воинской повинности.
Добрые люди оказывали мне приют. Я знал имена и адреса заговорщиков, лично меня не знавших. Я знал также членов их «пятерок». А затем большую помощь оказывали мне и сами большевики. Они ежедневно публиковали отчет о своих успехах в деле раскрытия заговора. Зная поэтому, кто арестован, я легко догадывался о том, кто может находиться на подозрении и к кому я мог идти, не рискуя попасть в засаду.
С наступлением темноты я отправлялся на новую квартиру. Убедившись, что за мной не следят, я входил в дом и звонил в дверь. Затем все происходило в обычном порядке. Дверь приоткрывалась, и голос спрашивал, кто там. Ответ бывал одинаков: «Сергей Иванович (или кто-нибудь другой) сказал мне, что у вас можно переночевать». Затем я называл свое вымышленное имя и излагал причины, которые заставляют меня искать убежища у чужих людей.
Боюсь, что я редко бывал желанным гостем. Появление мое обыкновенно повергало хозяина или хозяйку в неописуемый ужас. Глядя на них, я ждал, что каждую минуту с их уст сорвется: «Ах, ради бога, оставьте нас в покое, оставьте нас». Губы их дрожали, в глазах стоял страх, но все-таки мне никогда не отказывали в приюте.
Многие, подобно мне, скрывались в эти дни в Москве. Мой друг и соратник капитан Хилл тоже прятался, переходя с квартиры на квартиру и прикрываясь вымышленными именами. Временами мы встречались и обсуждали наше положение. Дело, которое привело меня в Москву, продолжалось.
Одного за другим мы сплавляли из Москвы наших агентов, кого-то направляли в Петроград, других – в Вологду.
Меня особенно заботила судьба артистки С. Один из моих агентов сообщил, что ее можно выкупить, и познакомил меня с неким М., приятель которого был следователем ЧК.
Я выдал себя за родственника С. и спросил у М., во сколько обойдется согласие его приятеля вынести благоприятное заключение по делу С. По мнению М., это должно стоить примерно 50 тысяч рублей.
– Вы понимаете, конечно, – говорил он, – что положение вашей двоюродной сестры очень серьезно. Улики против нее неопровержимы. Несомненно, ее не расстреляют, пока не получат от нее всех сведений, и это дает нам время, чтобы принять меры. Но положение ее, повторяю, очень серьезно. Ни один следователь не может отпустить ее, не рискуя собой. Моему приятелю придется потом самому бежать. Сделать это можно, однако это будет стоить дорого. Но раз она ваша двоюродная сестра… Вы ведь говорите, что она ваша двоюродная сестра?
М. не внушал мне доверия. Разговаривая со мной, он бросал на меня косые взгляды и задавал неожиданные вопросы. Все это действовало мне на нервы.
– Между прочим, вы слышали, что Сидней Рейли находится в Москве? – спросил он, окидывая меня пытливым взглядом.
– Сидней Рейли меня не интересует, – ответил я, не совсем придерживаясь истины. – Как насчет С?
– Ах да, насчет С, – сказал М. – Я уже говорил вам, что это будет стоить много денег. Кроме того, здоровье ее сильно расстроилось. Я знаю, что вчера она подвергалась перекрестному допросу в течение восьми часов, а во время допроса арестованным не дают есть и не позволяют садиться. Может быть, мне удастся перевести ее из Бутырской тюрьмы.
Из наших переговоров ничего не вышло. Я обнаружил, что М. врал мне. Единственным результатом нашего свидания было то, что он присвоил себе 10 тысяч рублей, выданных ему мной в качестве аванса.
Вскоре после этого один из моих агентов сообщил, что М. явился к нему с предложением устроить бегство Сиднея Рейли из Москвы. Он предлагал достать подложные документы, подкупить железнодорожную стражу и доставить Сиднея Рейли на финскую границу.
Не оставалось сомнений в том, что М. – провокатор. Ясно также стало, что большевики догадываются о моем пребывании в Москве. Кольцо вокруг меня начинало сжиматься, но, к счастью, моя работа в Москве близилась к концу.
Узнал ли меня М.? Действительно ли чекисты напали на мой след? По словам М., ареста моего надо было ждать с часа на час. Для того чтобы устроить мой побег, он требовал 100 тысяч рублей.
ЧК совершила налет на французское и американское консульства. Но вовремя предупрежденные дипломаты-агенты успели укрыться в норвежском посольстве, которое с тех пор постоянно находилось под наблюдением чекистов. Но у британского правительства был на руках крупный козырь. Оно арестовало Зиновьева и несколько других русских коммунистов, находившихся на британской территории. Начались переговоры об обмене арестованных на британских граждан, задержанных в Москве. Конечно, ни мне, ни моим агентам это обстоятельство не облегчало положения.
Скрываться в это время в Москве становилось все труднее. Я не смел никому открыться, избегал встреч с людьми и несколько ночей подряд провел в пустой комнате, без еды и табака. Наконец один из заговорщиков явился ко мне на выручку, принес еду, одежду, папиросы и известие, что на ближайшую ночь он устроил меня в доме друзей. Впервые после многих дней я провел ночь в теплой кровати.
Но опасность преследовала меня по пятам. Рано утром я услышал ужасный шум одного из тех грузовиков, которыми пользовалась ЧК. По лестнице поднимались чекисты. Хлопали двери. Из нижних квартир доносились глухие крики. Шум шагов раздался в соседней квартире. Далее я не мог медлить. Решалась судьба не только моя, но и моих хозяев. Я надел пальто и вышел прочь. В подъезде стоял красноармеец, дымя папиросой. Я медленно подошел к нему, вынул папиросу и сказал:
– Дай прикурить, товарищ!
Он протянул окурок. Я поблагодарил и вышел на улицу. Я едва избежал ареста. И снова мне некуда было идти. Единственным убежищем в моем положении был публичный дом. В такого рода домах обыски были редким явлением. Я знал содержательницу одного из этих учреждений. Конечно, я подвергался большой опасности, так как она знала, кто я. Но падшие женщины часто оказываются лучшими патриотками, чем их добродетельные сестры. Меня немедленно приняли и провели в комнату одной из проституток. Здесь меня устроили со всеми возможными удобствами, а хозяйка комнаты сама вызвалась пойти и сообщить моим друзьям о моем новом убежище. Сделала она это, зная, что всякому, кто окажет мне приют и помощь, грозила смертная казнь. Но эти женщины беспечно относились к смерти. И когда я расстался с ними, они отказались принять от меня деньги.
Глава 5
Моя работа в Москве подходила к концу. Почти все мои русские агенты покинули город. Те же, кто остался, чувствовали себя в сравнительной безопасности. Судьба капитана Хилла меня больше не тревожила. По моему совету он явился к капитану Хиксу, возглавлявшему британскую миссию, пока Локкарт сидел в тюрьме. Хикс принял его и включил в список британских подданных, об эвакуации которых велись переговоры с советским правительством.
Оставалось только мне самому выбраться в Петроград. В течение нескольких дней один из моих агентов разведывал на вокзалах возможности проехать по железной дороге. Сообщения его была малоутешительны. На всех вокзалах документы каждого пассажира строго проверялись, а кроме того, в пути
