механическое чудище.
— Экий ты, Женя, нетерпеливый, — сказал я. — Успеем. Меня тут одна мысль посетила.
Я поделился своей идеей.
— А что, — одобрил Влад. — Мне нравится. Это лучше, чем сразу атаковать. Благороднее.
— Благородство на войне чревато поражением, — сказал Женька. — Но в данном случае, согласен, мы ничем не рискуем.
— Какое счастье, — не удержался я от реплики. — Просто ума не приложу, что бы мы делали в случае твоего несогласия.
Аничкин промолчал. Видать, почувствовал, что лучше держать язык за зубами. Хотя бы время от времени.
— Может, ещё и Свема пригласим на демонстрацию? — предложил Никита.
— Для чего? — удивился Женька. — Напугать лишний раз?
— Я думаю, напугать его трудно, — усмехнулся Никита. — Наш охотник парень не трусливого десятка.
— Для вящей информативности, — догадался Влад. — В сущности, цель та же, что и с нашим пленным. Свему рано или поздно придётся возвращаться в племя. Пусть расскажет, что видел.
— Принято, — подумав, сказал я. — Надо же чем-то занимать гостя, в конце концов. Чтобы не скучал.
— Да уж, — фыркнула Маша. — Что может быть интереснее военных игр на свежем воздухе! Хотя, если честно, я и сама с удовольствием посмотрю.
— Обожаю женскую непоследовательность, — заключил Женька. — Ну что, переправляем роботов на берег?
— Действуй, — разрешил я.
Для испытаний и демонстрации была выбрана торчащая из песка семиметровая скала почти на траверзе Пирамиды.
— Лучше не придумаешь, — заключил Влад. — Не деревья же валить живые.
— Что-то слишком гуманны мы в последнее время, — сказал я. — Не находишь?
— Это естественно, — ответил Борисов. — Раз мы теперь хозяева Пирамиды, на нас особая ответственность. Без гуманизма теперь никуда.
— Наверное, ты прав, — вздохнул я. — Но тут главное — не переборщить. Гуманизм вещь хорошая, но до определённой степени.
— Как и почти всё на свете, — пожал плечами Борисов. — Но ты правильно себя уговариваешь, молодец. Особенно с учётом последнего решения насчёт киркхуркхов — самое то.
Я посмотрел на Влада, чтобы определить, не издевается ли он, и не определил.
И пленник Рийм Туур, и наш гость Свем, узнав о предстоящей демонстрации, проявили самый живой интерес. Что было понятно, несмотря на разность их мотивов. Киркхуркху хотелось вырваться из плена и вернуться к своим, а Свем и так пребывал в перманентном состоянии радостного изумления, поэтому был согласен на что угодно.
Испытания много времени не отняли, но впечатление оставили сильное.
Вместе с роботами мы переправились на берег, и Женька отдал простой приказ — атаковать скалу из всех имеющихся видов оружия.
От места нашей дислокации до несчастной скалы было ровно двести три метра, и десять электронно-механических чудищ сначала пустили в ход ракеты.
Затем, когда пыль осела и мы увидели, что скала уменьшилась в размерах наполовину, роботы приблизились к цели на пятьдесят метров и врубили лазеры. Красивое зрелище, надо сказать. И главное, малошумное.
А завершили дело пулемёты. Собственно, после лазеров и завершать-то особо было нечего — из песка к тому времени торчал оплавленный кургузый огрызок высотой не более полутора метров. Но нам просто хотелось убедиться, что пулемёты тоже работают исправно.
И мы в этом убедились.
Через две минуты интенсивного огня (грохот стоял жуткий!) от некогда вполне приличной скалы практически ничего не осталось.
— Да, — подвел итог Женька, когда мы снова обрели слух. — Вот и нету великана. Что и требовалось доказать, — и, обращаясь к роботам, гаркнул: — Благодарю за службу, товарищи бойцы!
Все десять боевых махин немедленно приняли некоторое подобие стойки «смирно» и дружно рявкнули в ответ:
— Служим человеку!
Я опешил.
Влад захохотал.
Никита закашлялся.
Пленный киркхуркх (коммуникатор ему немедленно всё перевёл) попятился, споткнулся и сел на песок.
— Круто, — уважительно заметила Маша. — Ты научил?
— Ну! — гордо выпятил грудь Женька и, подмигнув, добавил: — А что? По-моему, правильно ответили. По уставу.
Глава 16
Сегодня с утра была вахта Марты.
С первых дней пребывания в Пирамиде мы решили, что оставлять «цитадель» без присмотра нельзя.
Нет, все отчётливо понимали, что это фантастическое, уникальное сооружение простояло само по себе (если, разумеется, не считать Оскара, Локотка и Цили Марковны Перпельпихтер) больше миллиона лет, и ничего с ним не случилось. Но тем не менее… Теперь мы были хозяевами Пирамиды и, значит, за неё отвечали. Из чего следовал простой вывод: при любом раскладе внутри должен оставаться хотя бы один человек. На всякий случай. Дежурный или вахтенный. Назови как угодно — суть не меняется. Если все за стенами Пирамиды погибнут, то этот один сможет набрать новую команду и попробовать начать всё сначала. Или не набрать и не попробовать. Но шанс оставался в любом случае.
Никто из нас никогда не имел ни малейшего отношения к флоту, но слово «вахтенный» показалось самым удобным. Может быть, потому, что всякий корабль или судно тоже автономны, как и Пирамида. Хоть и не в такой степени, разумеется.
А где ж ещё нести вахту, как не в «машинном зале»? Это, можно сказать, сердце каждого уровня. Сюда централизованно стекается вся информация и отсюда осуществляется любая связь и управление всеми функциями Пирамиды. Начиная от приготовления и доставки пищи и заканчивая прыжками- переходами в иные миры по каналам Внезеркалья. Во всяком случае, делать всё это здесь, в «машинном зале», наиболее удобно. Больше психологически (и связь, и получение информации, и управление возможны почти из любой части Пирамиды, было бы желание), но удобство — оно и есть удобство. И неважно, за счёт чего — физики или психологии — оно достигается.
Марта сидела в удобнейшем кресле и в режиме реального времени наблюдала на сотканном, будто из воздуха, экране за военными забавами коллег и друзей.
По левую руку от неё ярко переливалась всеми сорока пятью «живыми» мирами и тускло пятьюдесятью двумя «мёртвыми» «доска объявлений». Изредка Марта бросала на неё короткий взгляд, но и только.
В первые дни пребывания в Пирамиде все часами могли сидеть перед «доской объявлений», напялив на головы «шлемы погружения» или без оных — наблюдение за чужой жизнью казалось очень интересным и важным занятием. Но довольно быстро оно приелось. Оказалось, что есть более важные дела.