его лениво-безразличном доселе голосе появился даже некий намек на просительность.
– Железом мы помашем, успеется – зря, что ль, собрались? Только сперва я кой-что прояснить хочу, и для тебя, и для себя, и для Братства. Меня, бывало, по-разному называли всякие людишки, земля им пухом. Но чтоб слушок покатился, будто Марди с Каменного Рынка воровской закон забыл – этого я допустить не могу! Так что прежде чем мы друг друга начнем на куски рвать, давай разберемся с этой твоей «Норой» как ты хотел, по-человечески. Потому как чую я во всей этой заварухе мерзкий такой запашок. Навроде того смердения, что из твоей, Кодо, пасти исходит, когда ты ее распялишь до ушей.
Поскольку Марди понизил голос, бойцам обоих шаек тоже пришлось притихнуть, дабы расслышать своих вожаков. Хисс стоял, не веря своим ушам – их безумная затея, их сметанная на живую нитку история из полуправды и лжи, грозила вот-вот обернуться чем-то непонятным и непредсказуемым! Это поняли даже засопевший от умственного и душевного напряжения Конан и сбросивший оцепенение Ши. Змеиный Глаз подскочил от неожиданности, когда за его спиной послышался громкий шепот:
– Получилось! Будь я проклят!
– Будешь, если не заткнешься, – пробормотал Малыш, незаметно наступая болтуну на ногу.
Хисс только открыл рот, собираясь пригрозить обоим приятелям за невместную болтливость самыми жуткими карами, но тут Марди Крохобор ткнул в его сторону черенком своей булавы:
– Подойди-ка ближе, умник. Да повтори, внятно и раздельно: на кого из моих людей ты возводишь поклеп в разгроме вашего паршивого хлева?
– Варин, Тишван, Пег Конокрад, иль-Нарим, Гобдик, Джавад… – начал перечислять Хисс. Список вышел немаленьким. – Старшим над ними ходил Зуад по прозвищу Шептун. Твой, достопочтенный Марди, верный пес и «пастух». Я уже сказал это один раз и повторю, сколько понадобится. Если ты по-прежнему считаешь, что мое слово верблюжьего плевка не стоит, позови сюда тех, кого я обвинил. Пускай скажут, прав я или нет, перед всеми братьями и перед старшинами…
– Прыткий какой, – буркнул Марди, заметно помрачнев лицом. – Ну да, все как один, весь зуадов десяток до последнего… Позвать, говоришь? Договоришься с Нергалом – позову. Все они теперь там, у него на постое…
– Как? Они что, мертвы?! – опешил Змеиный Язык. Такого поворота он не ожидал.
– Нет, живыми на Серые Равнины ушли, обещали вернуться! – взорвался хозяин Каменного Рынка. – Ясное дело, мертвы! Мертвее не бывает! А вот теперь смотри, как все было. Пег-Конокрад своему гнедому овса задавал и вроде как палец наколол. Еще гнедой морду в кормушку не сунул, как Пег почернел весь и в корчах помер. Иль-Нариму ночью в ухо сколопендра заползла, утром глядь – он уж остыл. Джаваду прямо за столом крохотный паучок за шиворот упал с потолка, раз-два – и нету Джавада. Гобдик Пыльный Мешок в «Дубовой ветке» гулял с парнями, пошел отлить на задний двор. Через полколокола нашли его там синего, перекошенного и вся рожа в пене. Хосреф-Здоровяк умудрился сесть на черного скорпиона. Скорпион, понятно, своего не упустил… И все за последних три дня!
– А Шептун… – заикнулся Хисс. Марди рыкнул:
– Ты слушай дальше! Значит, за три всего-навсего дня я узнаю, что шестерых моих бойцов до смерти покусали какие-то мухи, пауки и прочие скорпионы, а еще четверо пропали начисто – как сквозь землю провалились. Все, заметь, из одного десятка, где старшим – Зуад Шептун. А что самое смешное, при покойниках денег нашли гораздо больше, чем полагалось бы им по уму. Полновесные туранские империальчики недавней чеканки. Та-ак, думаю, что-то тут нечисто. Говорю парням: а подать сюда Шептуна!
Крохобор повернулся к своим и гаркнул:
– Тащите ублюдка!
Нестройная шеренга головорезов с Каменного Рынка раздалась в стороны, пропуская двоих громил. Между ними, обвиснув и неохотно перебирая ногами, влекся жилистый полуголый туранец – нечесаная копна смоляных волос закрывала лицо, лишь яркой искрой блестела золотая серьга-кольцо в мочке левого уха. Пленника выволокли на середину и бесцеремонно стряхнули наземь. Туранец тут же подобрал под себя ноги и уселся прямо в пыли, чуть заметно покачиваясь и глядя перед собой пустым взглядом, да еще еле слышно мычал себе под нос тягучую, заунывную мелодию.
Похоже, ничто более в бренном людском мире не волновало Зуада по прозвищу Шептун, бывшего «пастуха» с Каменного Рынка. Хисс взирал на это странное и жалкое существо с молчаливым изумлением. Зато Ходячий Кошмар нехорошо оживился.
– Клянусь единственным зубом моей покойной тетки! – воскликнул он. – Точно, и впрямь Шептун! Но какого демона вы с ним сделали?!
– Мы? – мрачно ухмыльнулся Марди. – Да мы только и делали, что следили, дабы ни один волос не слетел с этой трижды презренной башки, – он наградил туранца увесистым пинком. Тот и глазом не моргнул. – Мои люди отыскали это тело у старого Ишмика в его курильне. Закопался там, как клоп промеж старых ковров, и не выпускал изо рта трубку с дурманным зельем. Докурился до того, что разве только из ушей дым не пускал. Ну, помня, что приключилось с остальными, я велел запереть его в пустом чулане и приставил аж трех человек, чтоб денно и нощно приглядывали за его здоровьем и в особенности – за всякими ползучими гадами…
Зуад вздрогнул и покосился на хозяина.
– Сперва тихо сидел, – продолжал Крохобор. – Потом, когда дурман отошел, те трое его едва удержали. Рвался как одержимый, требовал лотоса и вопил, чтобы убрали пауков…
Шептун тоненько завыл. Крохобор, поморщившись, легонько тюкнул его по макушке тяжелым шаром булавы, и туранец умолк.
– …пауков, значит, требовал убрать – мол, из стен лезут, большие, ядовитые… Пришлось связать и принести кальян с зельем, а то у меня от его воплей уши заболели. Вот с тех пор он такой. А знаешь, что самое интересное? Мои люди, те, что его стерегли пуще глаза, и впрямь прибили рядом с ним двух скорпионов и одну «черную вдову» – это в закрытой-то, начисто выметенной комнате без единого окна! Вовремя успели, кстати. Иначе бы он тут не сидел.
– А говорить он пока не разучился? – полюбопытствовал Кодо.
– Ха, а как же! Зачем бы я иначе до сего дня его стерег и на стык тащил? Все он мне выложил, как миленький, про кабак ваш разнесчастный, про кровь беззаконную да про деньги легкие… Но тут особый подход нужен. Хочешь послушать? – не дожидаясь ответа, Арбис отвесил туранцу крепкий подзатыльник и вкрадчиво произнес, нагнувшись к самому уху сидящего в пыли человека:
– Гляди-ка, сюда скорпион ползет. Большой такой, черный. Отвечай на вопросы, иначе засуну его тебе в глотку и пасть зашью. Понял меня?
Зуад взвыл и на карачках пополз прочь от несуществующего скорпиона. Марди изловил его за шею и встряхнул так, что у проштрафившегося «пастуха» отчетливо щелкнули челюсти.
– Говори давай!
– Уберите скорпиона! – завизжал в ответ пленник, судорожно дергаясь и пытаясь закопаться в твердую, как камень, землю пустыря.
Крохобор с отвращением сплюнул, изобразив, что давит сапогом нечто невидимое. Из шеренг долетело чье-то приглушенное ругательство, послышались изумленные возгласы. Кое-кто из бойцов посуевернее делал знаки от дурного глаза.
– Все, раздавил! Теперь отвечай! – скомандовал Крохобор. – Кто вас купил? Какого демона им нужно было в той таверне?
Шептун продолжал дергаться, однако теперь его невнятные вопли стали больше походить на членораздельную речь:
– Он уверял, что это совсем несложно! Что Братства это вовсе не касается, а никакой крови не будет!.. Всего лишь открыть пару замков и приглядеть, чтобы никто не крутился под ногами! И все! Он мне сам так говорил!.. И платил, щедро платил, сколько бы мы не требовали!
– Кто «он»? – почти одновременно спросили Кодо и Хисс.
– Имя у него есть? – рыкнул Кодо.
– Он – это он, – Зуад съежился, безуспешно стараясь стать совсем маленьким и незаметным. – Подошел ко мне луну назад в «Дубовой ветке». Я не спрашивал имя… потом спросил, он не ответил… Но – земляк мой, туранец, это точно! По выговору судя – из самого Аграпура, да не из простых. Здоровенный, огромный,
