расстанетесь в жизнью. Таков мой приговор, – он трижды стукнул посохом о землю и громко добавил: – Призываю в свидетели Отца-Волка!
Толпа разразилась радостными воплями, а воины изумленно уставились на старосту.
– Ты безумен, старик, – отрезал Эрхард. – Отдай свой посох более молодому и умному. Если вы хоть пальцем тронете нас, гнев короля будет ужасен, а от вашей деревни не останется даже пепелища…
– Во заливает, – вполголоса восхищенно сказал Эртель и ухмыльнулся. – Королю будет глубоко наплевать на какой-то пропавший десяток, так что жаркая драка во имя спасения собственных шкур нам обеспечена.
Конан согласно кивнул:
– И старый сморчок наверняка думает то же самое.
Старик, до глубины души разгневанный таким неуважением к его высокому сану, покрылся красными пятнами и дрожащим голосом произнес:
– Нам нет дела до вашего короля. Выдайте нам убийцу!
– Сейчас, – язвительно бросил Эрхард, сжимая рукоять меча. – А в задницу меня поцеловать не хочешь?
– Убейте их! – завизжал окончательно выведенный из себя старейшина, бестолково размахивая посохом. – Вырвите их бесстыжие языки!
– К оружию! – в свою очередь скомандовал Эрхард, выхватывая меч. – Эмерт, пристрели этого крикливого осла!
Невозмутимый боссонец мгновенно натянул лук, но старца успел заслонить какой-то молодой парень, получивший стрелу в сердце. По лицу лучника пробежала легкая тень неудовольствия, и он потянулся за второй стрелой. Старик не стал дожидаться исполнения приказа и быстренько юркнул в задние ряды толпы, сомкнувшиеся за ним. Крестьяне тем временем начали сжимать кольцо вокруг поворачивавшихся во все стороны воинов. Полетели первые камни и домашняя утварь.
Гильом вскрикнул и схватился за лицо – острый гранитный обломок, запущенный чьей-то умелой рукой, рассек ему лоб. Глаза заливала кровь и гандер постоянно вытирал ее рукой. Однако и крестьяне несли потери – стрелы Эмерта то и дело выхватывали из толпы самых сильных и самых нахальных.
Глиняный горшок с грохотом разлетелся вдребезги под копытами коня варвара. Мерин пугливо шарахнулся в сторону, основательно тряхнув всадника. Пробормотав «Ненавижу выродков…», Конан пнул животное каблуками и бросился в атаку. Толпа радостно заревела и лавиной ринулась ему навстречу. Началась бойня, ибо битвой происходящее назвать было нельзя…
Преимущество кметов в численности оказало им дурную услугу – они толкались, пихались, сбивали друг друга с ног, а тем временем огромная секира Хальмуна или двуручник Веллана страшными косами срезали трех-четырех бойцов, не защищенных ничем, кроме одежды.
Конан на всем скаку сбил лошадью самого ретивого нападающего, зарубил на ходу мужика с топором и влетел в толпу, топча ее конем и раздавая направо и налево смертоносные удары. Потеряв около шести человек, крестьяне бросились врассыпную. Дотянуться до киммерийца они не могли, хотя несколько раз вилы пролетали в опасной близости от ног. Зато досталось коню – круп животного покрылся потом и многочисленными мелкими кровоточащими ранками. Мерин жалобно ржал, спотыкался и поворачивал морду к седоку. В выпуклых блестящих глазах лошади явственно читалось – «Во что ты меня втянул, хозяин? Не могу больше!»
Киммериец решил не мучить зазря ни в чем не повинное животное и спрыгнул с седла, дав коню хорошего шлепка ладонью, чтобы тот поскорее убирался и не путался под ногами.
– Идите сюда, трусливые свиньи, и найдите свою смерть! – после такого боевого клича, отпугнувшего сунувшихся было к спешившемуся варвару нападавших, Конан побежал на подмогу братьям-гандерам. Им пришлось туговато – под Гильомом убили коня, Гарт тоже отпустил свою лошадь, и теперь они спина к спине отбивали яростные, но бестолковые атаки. У их ног уже валялось несколько трупов.
Варвар обрушился на нападавших, как ураган. Сейчас он больше напоминал мясника, разделывающего коровьи туши: взмах – и, разбрызгивая кровь, падает разваленное почти надвое тело, второй – и чья-то голова взлетает вверх, неожиданно покинув своего владельца… Кметы в ужасе бросились прочь от яростного северянина, точно овцы от ворвавшегося в стадо волка. Некоторые бросали оружие и падали на колени, прося пощады, но Конан, кажется, даже не замечал этого, во всяком случае, рука у него не дрогнула ни разу. Оставляя за собой страшную просеку, он быстро оказался рядом с гандерами. Обычно легкомысленный Гарт с отвращением посмотрел сначала на разделанные тела, потом на тяжело дышащего и покрытого кровью Конана, и с почти суеверным ужасом проговорил:
– Ну и отвратительно ты убиваешь…
– Кажется, я вас спасаю! – возмутился киммериец, но, обернувшись, невольно содрогнулся. – М-да, вот это называется – увлекся… Ладно, пойду посмотрю, что произошло с Вальсо.
Тем временем деревенская площадь все больше напоминала поле на редкость кровопролитной битвы. Повсюду в изобилии валялись трупы и тяжелораненые, о которые, проклиная все на свете, постоянно спотыкались сражающиеся. Эрхард вместе с Хальмуном и Вальсо, прижатые к стене одного из выходящих на площадь домов, сдерживали большую толпу напирающих крестьян. Огромный ванир с легкостью раскалывал своей ужасной двухлезвийной секирой черепа, и от него бежали, будто от демона, бормоча заговоры, отгоняющие нечистую силу. Эрхард тоже держался неплохо, его меч казался странным блестящим продолжением правой руки. А вот зингарцу приходилось хуже всех – его удобная в одиночных поединках сабля почти сразу сломалась, не выдержав удара дубинки, и теперь Вальсо отбивался подручными средствами – то топором, то вилами. Товарищи старались прикрывать его, но из-за обилия врагов это не всегда получалось. Бледное лицо зингарца покрылось потом, он пропустил несколько чувствительных тычков дубинкой, зашатался, и, если бы не Хальмун, вовремя ударивший секирой, его наверняка проткнули бы вилами. Впрочем, на ногах Вальсо все равно не устоял и, получив колом в солнечное сплетение, без сознания повалился под ноги десятнику и ваниру.
Эртель и Веллан, чудом сохранившие лошадей, галопом носились по площади, рубя все, что движется. Единственным сохранившим спокойствие человеком оказался Эмерт, неподвижно сидевший на своей лошади и без остановки разивший смертоносными стрелами наиболее опасных врагов.
Конан внезапно заметил старосту – белая растрепанная борода мелькнула за спинами кучки кметов у края площади.
«Сейчас ты у меня попляшешь,» – пообещал варвар и мягко двинулся вслед, отражая по пути робкие одиночные попытки убить себя.
Пронзительно закричал Веллан – какой-то селянин подкрался к нему сбоку и всадил вилы в левое бедро, пригвоздив к крупу коня. Но торжествовать победу ему пришлось недолго – бритуниец перегнулся в седле и ударом своего двуручника расколол нападавшему череп. Затем с воплем «Всех убью!» выдернул вилы и с омерзением отбросил от себя. Из четырех ран обильно хлынула кровь, Веллан, ругаясь, оторвал клок от рубахи и попытался перетянуть бедро.
Над селом висели лязг оружия, предсмертные вопли и стоны раненых. Несмотря на численное превосходство, кметы проигрывали бой – уже трем десяткам их сородичей не было суждено подняться со слегка подсохшей земли, и в два раза большему количеству предстояло остаться калеками. Самые сильные и самые дерзкие уже поплатились, остальные осторожничали, стараясь избегать встреч с Хальмуном и Конаном. Но и все из десятка уже получили хотя бы по царапине. Серьезнее всех был ранены Вальсо и Веллан со своей проткнутой ногой.
– Мы побеждаем! – восторженно завопил Эртель и швырнул вверх свой меч. Подбросить-то он его подбросил, но не поймал – клинок описал сверкающую дугу и воткнулся в тело какого-то несчастного, погибшего в самом начале схватки. Эртель несколько изумился такому поведению оружия и какое-то время неподвижно сидел в седле, почесывая затылок и явно предаваясь размышлениям на тему – «Зачем я это сделал?»
Этим обстоятельством немедленно решил воспользоваться один из уцелевших крестьян, вооруженный топором. С нечленораздельным воплем он кинулся к задумавшемуся Эртелю, намереваясь, видимо, отрубить ему ногу или хоть что-нибудь. Намерения так и остались намерениями – в боевом азарте кмет подбежал слишком близко, и Эртель невозмутимо лягнул его в лицо, попав каблуком точно в нос. Голова нападавшего
