Два силача без труда подняли отнюдь не легкого бритунийца и не спеша потопали за раздувающимся от гордости мальчишкой. На второй этаж постоялого двора вела скрипучая деревянная лестница, расположенная в глубине зала напротив входной двери. Поднявшись по ней, мальчик повернул направо и, прошагав по полутемному коридору мимо трех одинаковых дверей, остановился.
– Вот ваши комнаты, две слева и две справа, – ломающимся голосом сказал он, для верности показав рукой. Киммериец пинком распахнул ближайшую створку. Маленькая комнатка с единственным узким окном, плотно закрытым ставнями, грубо сработанный деревянный стол с пятнами жира и пролитого пива на исцарапанной столешнице. К нему придвинуты три таких же колченогих стула, на полу вдоль стен брошены четыре замызганных тюфяка, наводящих на мысль о полчищах обитающих в них «домашних любимцев», то есть вшей, блох и клопов. Покосившаяся на один бок и чуть теплящаяся бронзовая жаровня и горка угля рядом. Больше в комнате ничего не было.
– Эй, парень, в этих матрасах ничего не водится? – осведомился Конан, тыкая тюфяк носком сапога.
– Не-а, – замотал головой мальчишка. – Мы их только вчера на мороз выносили.
– Это радует, – пробормотал киммериец. – Кладем.
Они осторожно положили Веллана возле левой стены, накрыв несколькими плащами. Паренек подбросил в жаровню углей, отчего в комнате стало несколько теплее, и вся троица спустилась в зал. Мальчишка получил от варвара медную монетку, благодарно кивнул и умчался помогать на кухне.
За столом все еще обсуждали внезапное недомогание Веллана. Эртель считал, что его приятель перепил, но большинство не согласилось с этим предположением – все пили то же самое пиво из того же бочонка, и ничего! Конан этот разговор был не особо интересен – что случилось, то и случилось, Веллан очухается и сам все расскажет, а домыслы – дело неблагодарное. Поэтому варвар забрал свою кружку и направился к стойке – широкой доске, положенной на две бочки – с намерением поговорить с хозяином и, если повезет, выяснить кое-что полезное.
Содержатель постоялого двора как будто прочитал намерения киммерийца, и, когда тот стукнул пустой кружкой о доску стойки, предложил:
– Выпьем по одной? Я угощаю.
Конан никогда в жизни не отказывался от дармовой выпивки, а потому радостно отсалютовал трактирщику потяжелевшей кружкой:
– Твое здоровье!
– И за твое, – кратко отозвался хозяин.
Они отхлебнули пива и принялись молча изучать друг друга. Молчание совершенно не входило в планы варвара и он, протянув руку, предложил:
– Может, познакомимся? Я – Конан из Киммерии, наемник.
– То, что ты из Киммерии, видно за лигу, – с легкой усмешкой буркнул трактирщик. – Меня зовут Ревальд, и моя родина здесь, в Пограничье, – он крепко стиснул ладонь варвара своей волосатой лапой. – Давай за знакомство, что ли…
Они сдвинули звякнувшие кружки и некоторое время наслаждались темным пивом с приятным ароматом хмеля. Первым опять заговорил Конан, в душе сетуя, что Ревальд из тех людей, которые неохотно болтают с незнакомцами.
– Как у тебя дела-то идут, в такой глуши? Я и не представлял, что кто-то решит открыть трактир так далеко от поселений.
– На жизнь хватает, – пожал плечами Ревальд. – Деревенские заходят ближе к вечеру пропустить кружечку-другую, караваны иногда останавливаются.
Конан не хотел сразу же переводить разговор на интересующие его вещи, боясь, что и без того не особо разговорчивый трактирщик замкнется или пошлет его подальше, но все же рискнул спросить:
– А в последнее время у вас не происходило чего-нибудь… странного?
Ревальд насторожился и с подозрением покосился на варвара.
– Чего это тебя так интересует?
– Королевская служба. Только тс-с, – заговорщицки прошептал Конан, поднося палец к губам.
– Так бы сразу и сказал, – нисколько не удивился, а даже обрадовался трактирщик. Он допил остававшееся в кружке пиво и поудобнее облокотился о стойку, сделав киммерийцу знак наклониться поближе.
– Странное, говоришь? Было дело… Началось все с полмесяца назад. Ты ведь знаешь, что Хезер – последнее поселение на Гиперборейском тракте? Дальше, до самого Грааскаля тянутся лишь леса да пепелища. Так вот, зачастили в ту сторону одиночные всадники. Сначала по одному, по двое, а дня три назад хлынули сплошным потоком. Но что непонятно – сегодня, кроме вас, никто по дороге не проезжал!
– Да? – прикинулся донельзя удивленным Конан, ликуя в душе. Сведения не врали, след, еще теплый, был прямо перед охотниками…
– Чистая правда! – приложил руку к сердцу Ревальд и, опасливо покосившись на потолок, добавил: – Порази меня Митра, если брешу!
– Рассказывай дальше, – перебил его киммериец, видя, что трактирщик готовит целую клятвенную речь. Ревальд на некоторое время замер с открытым ртом, затем тряхнул головой, собираясь с мыслями, и продолжил:
– Едут, значит… Почти все у меня останавливались, я даже считал – семь десятков и шесть. Сами надменные, слова лишнего не скажут, плащи, как на подбор, черные… Тьфу! – он в сердцах сплюнул на стойку, и, тут же опомнившись, вытер плевок тряпкой. – Пиво пили, ужинали, на чаевые не скупились, но все одно противно…
– Понятно, – протянул Конан и хотел уже было вернуться к столу, но вспомнил кое-что и вернулся:
– Ты говорил, дальше по тракту никто не живет? Почему?
Трактирщик оглянулся и сделал охраняющий жест:
– Грааскаль – дурное место. Там, высоко в горах, полно разрушенных и заброшенных храмов давно позабытых богов. Говорят, у гномов там копи… Раньше в предгорьях селились люди, но после появления Чернолицых они частью сгинули, частью бежали в Бритунию. Поселения заброшены… – Ревальд сокрушенно махнул рукой. – И в них обитает всякая нечисть. Не советую туда лезть. Из десяти рискнувших сунуться в брошенные деревни только один возвращался живым, и из десяти вернувшихся – только один сохранил разум. Самое безобидное из той дряни, что там обитает – ящерицы дрохо. Здоровенная тварь длиной шага в три-четыре, шкура белая, мохнатая…
– Мохнатая? – вот теперь Конан действительно удивился, о волосатых ящерицах ему раньше слышать не доводилось.
– Ну да, длинный густой мех. Чего туда люди-то лезут, на прогулку что ли? – ухмыльнулся Ревальд. – Шкуры на рынках идут один к одному – сколько потянет на вес, столько и золота получишь. Да и мясо дрохо ничего. Они теплокровные, а на вкус почти не отличаются от хорошей свинины.
– Полезные животные, ничего не скажешь, – согласился Конан.
– Единственная помеха, – вкрадчивым голосом сообщил трактирщик, – у дрохо полон рот зубов размером с хороший кинжал и дружелюбием, насколько известно, они не отличаются.
– А-а, – поднял брови киммериец. – Тогда ясно… Давай еще по кружечке?
По-зимнему быстро темнело. Начавшийся еще утром снегопад усиливался, крупные белые хлопья кружились в стылом воздухе, садились на крупы лошадей и таяли, сбегая вниз ручейками воды. Животные недовольно дергали шкурой, фыркали, переминаясь с ноги на ногу и помахивая хвостами.
Конан, случайно глянув в приоткрытую кем-то из служанок дверь, выругался:
– Кром! Наши лошади! Они же замерзнут!
Воины переглянулись. Они уже наелись и напились до отвала, впав в сонливое состояние. Все понимали, что варвар прав, но никому не хотелось вставать и вылезать из теплого трактира наружу, в холод и снеговерть. Гандеры потупили взгляды и молча вертели в руках недопитые кружки. Хальмун положил голову на руки и сделал вид, что крепко спит, для пущего правдоподобия тихонько похрапывая. Эрхард пристально следил за ползущей по стене полудохлой осенней мухой. Эртель, ухмыляясь до ушей, показывал
