никого не оказалось рядом… Вальсо поднял тяжелеющую голову и увидел за нападающими пять знакомых лиц, искаженных ужасом и болью.
«Не бойтесь, я с вами,» – мысленно произнес он. На лице зингарца появилась странная, по-детски открытая улыбка, последняя в его жизни. Меч опустился на его незащищенную шею справа, взметнулся и ударил слева… Все с той же улыбкой Вальсо медленно повалился вперед, ткнувшись лицом в густую гриву своего коня. По рыжей шерсти животного побежали вниз тонкие струйки ярко-красной и оттого более ужасной крови.
– Не-ет!!! – надрываясь, закричал Веллан. Противники обернулись на крик. Перед ними был лес и тело упавшего с лошади лучника, позади – преступники. Отступать было некуда.
Гильом, сумевший беспрепятственно добежать до заиндевевших кустов, подхватил бесчувственного Эмерта и оттащил под ближайшую елку, скрывшую их под раскидистым шатром развесистых лап. На щеке гандера повисла одинокая слезинка. Сегодня на его глазах погибли, были жестоко убиты двое его друзей, а его мечи все еще не напились крови… Нет, этого не может быть!
Насторожившийся Гильом наклонился к самому лицу боссонца. Да, Эмерт действительно дышал. Правда, дыхание было еле заметным, но все же он остался жив! А ублюдки еще поплатятся за содеянное! Гандер почувствовал, что звереет и больше не может сдерживаться. В последний раз оглянувшись на надежно укрытого под ветвями Эмерта, он выскочил наружу, держа мечи наготове.
Гарт медленно, с трудом преодолевая каждый шаг по рассыпчатому снегу, добрел до поваленной ели, преграждавшей дорогу обратно, и, привалившись к ней спиной, стал ждать. Он был равнодушен к собственной боли и возможной близкой смерти, и сожалел лишь о том, что не может помочь друзьям. Гарт хрипло дышал и, прищурившись от резавшего глаза солнечного света, завороженно следил, как два отряда столкнулись в смертельной схватке.
Они неслись убивать. Пять человек, пригнувшиеся к гривам лошадей, скачущих в сияющих облаках снежной пыли. Они казались телесным воплощением смерти, и может поэтому заглянувшие в их лица противники попытались придержать коней, тем самым затормозив атаку и создав небольшую свалку, в которую смертоносными косами врубились пятеро.
И сразу же на истоптанный снег с короткими предсмертными воплями рухнули пятеро воинов в черных плащах. Остальные попытались вырваться из образовавшейся толпы, а мечи и секира снова и снова взлетали вверх… Это была работа для мясников.
Перед Конаном мелькнуло когда-то надменное, а теперь перепуганное лицо командира черных плащей, мелькнуло и сгинуло, залившись кровью. Рангильдор, кажется, уже действовал сам по себе, увлекая за собой сжимавшую его руку. Солоноватый запах крови пьянил не хуже старого вина и вселял уверенность в победе.
Может, уверенность и сыграла дурную шутку, но остававшаяся в живых дюжина противников вдруг начала бешено сопротивляться. Руководил ими убийца Вальсо. Увидев его, Конан издал нечленораздельный яростный вопль и пнул лошадь каблуками, поднимая ее на дыбы и бросая в самую гущу боя. Кому-то из врагов не повезло, чертивший в воздухе блестящую дугу кончик длинного меча мимоходом коснулся жилы на его шее…
Хальмун в очередной раз взмахнул огромной секирой. Единственный глаз ванира бешено сверкал, придавая ему сходство не то с каким-то чудовищем в людском образе, не то с богом войны, сошедшим на землю. Замах оказался слишком широким, ванир непредусмотрительно открыл бок и этим немедленно воспользовались. Шипастая булава ударила его справа, разорвав звенья кольчуги. В горячке боя Хальмун даже не почувствовал, что ранен, обрушивая секиру на голову противника, но тот ловко увернулся. Снова взмах, и снова тяжелая булава ударяет в незащищенный бок… Хальмун взревел от ярости и боли, и ударил топором по обладателю булавы. Тот успел только вскрикнуть, прежде чем стальное лезвие развалило череп до основания шеи. Но дело было сделано – по ногам текла горячая липкая кровь, и с ней ванир начинал терять силы.
Неуловимый враг все еще вертелся перед ним, пытаясь тонкой сабелькой парировать удары боевой секиры. Хальмун так и не понял, каким образом легкая сабля смогла разрубить толстое, окованное для крепости железом дубовое топорище, однако рукоять вдруг стала почти невесомой, а два лезвия, прощально сверкнув, вонзились в снег. Рука ванира легла на кинжал, именно легла – он потерял слишком много крови и не мог тягаться в быстроте с нападавшим. Лицо Хальмуна выражало безграничное удивление, когда сабля пролетела совсем близко от него. Удар вышел на славу, с оттяжкой, располосовав физиономию северянина. Ванир заревел от боли и обиды, и нетвердой рукой метнул кинжал. Противник без труда уклонился и, привстав на стременах, нанес удар сверху вниз, вложив в него всю силу и свалив великана на землю.
Почти сразу коротко вскрикнул Веллан, которому в свалке распороли бедро. Гнедой Вихрь киммерийца споткнулся и грузно повалился на передние ноги. Варвар кубарем свалился на землю и тут же вскочил, с легкостью отразив направленный в голову сабельный удар. А вот ответного удара не получилось, усталая рука дрогнула и вместо того, чтобы поразить всадника, Конан с хряском подрубил ноги бедной лошади.
Киммериец был уверен, что раздавшееся пронзительное ржание, напоминающее человеческий крик, будет теперь преследовать его всю оставшуюся жизнь. «Старею, – с грустью констатировал Конан. – Старею…»
Всадник успел соскочить с повалившегося набок коня и, едва обретя под ногами твердую землю, очертя голову кинулся на варвара. Тому оставалось только выставить перед собой меч. Противник всем телом навалился на острие, Конан от неожиданности отступил на шаг назад, пытаясь сохранить равновесие и запнулся о тело бьющейся в агонии лошади. Уже умирающий враг с хриплым воем бросился на варвара, насаживаясь на клинок, как медведь на рогатину, и они оба опрокинулись в снег. При этом Конан хорошо приложился затылком о чей-то шлем.
Последнее, что он услышал, был хриплый тоскливый волчий вой. А может, это ему только показалось.
Придя в себя, варвар ощутил тупую, ноющую боль в затылке и тяжелую свинцовую усталость, заполнившую, казалось, все тело. Кто-то – скорее всего, Селена – обернул его раскалывавшуюся от боли голову тряпкой со снегом, но все равно…
Конан с трудом приоткрыл глаза. Над ним было ярко-синее и, вне всякого сомнения, утреннее небо. Выходит, он провалялся без сознания целую ночь? Они победили, но какой ценой? Кто остался жив?
– Се-ле-на, – вяло позвал киммериец, даже не пытаясь встать. Почти сразу же небо заслонило знакомое милое и встревоженное личико.
– Я здесь, – тихо сказала девушка. – Лежи спокойно, у тебя голова разбита.
– Кто выжил? – с замиранием сердца задал Конан единственный интересующий его вопрос.
– Погиб только Вальсо, – с горечью отозвалась Селена. – У Эмерта здоровая шишка на виске и он не помнит ничего после нашей ночевки в Хезере. Гарту, кажется, сломали ребро, он еле дышит. Гильом сильно хромает, а так с ним все в порядке. Веллану распороли бедро и бок, а Эртель и дядя отделались парой порезов.
– А Хальмун?
Девушка помолчала, вздохнула и неохотно ответила:
– Он жив, но очень плох – его почти изрубили на куски. Наверное, он не дотянет даже до вечера… – она еле слышно шмыгнула носом.
– Не хнычь, – мрачно сказал Конан и с трудом поднялся на непослушные и предательски дрожащие ноги. Голова кружилась, деревья, растущие вокруг поляны, прыгали с места на место, но варвар все же устоял – хотя и с помощью Селены – и огляделся по сторонам. Поляна выглядела ужасно – чистый белый снег был истоптан и стал красноватым от пролитой крови. То тут, то там валялись трупы. Много трупов, почти три десятка…
– Они все здесь? – спросил Конан у подошедшего Эрхарда, заранее зная ответ.
– Все, – кивнул сотник и вполголоса добавил: – Я рад, что тебе лучше. Пойдем, Хальмун умирает. Он говорил, что хочет тебя видеть.
Ванир лежал на груде елового лапника, накрытого плащами, и почти ничем не отличался от мертвецов на снегу. Только время от времени на рассеченных губах пузырилась розовая кровь, доказывая, что безжалостно изрубленный человек еще дышит. Его лицо напомнило варвару события почти двадцатилетней
