давности. Жаркие барханы Туранских пустынь и человек по имени Хассек с разрубленным точно так же лицом валится на белый блестящий песок, чтобы никогда с него не подняться…
Руки ванира сжимали обломки секиры. Когда он ненадолго пришел в сознание, то, кашляя кровью, попросил, чтобы ему принесли его оружие.
Конан не плакал – он не умел – но душа его рыдала. Только сейчас, прожив на свете почти четыре десятка лет, он начал понимать подлинную цену чужой жизни. Особенно если это жизнь твоего друга.
Внезапно огромное тело дернулось. Многочисленные наспех наложенные повязки сразу пропитались кровью. Сидевший у изголовья Эмерт наклонился, прислушался и, поднявшись на ноги, отрицательно покачал головой, почти беззвучно пробормотав:
– Это конец.
Единственный налитый кровью глаз Хальмуна медленно открылся и увидел того, кого хотел увидеть.
– Конан, – в горле ванира клокотала и булькала кровь, но слова звучали внятно. – Я не попрощался только с тобой. Я ухожу к Имиру и вижу тебя в последний раз. Наши боги не слишком жалуют друг друга, но теперь мне на это наплевать… Прощай, Конан. Для киммерийца ты был неплохим парнем.
Варвар печально усмехнулся:
– Прощай, Хальмун. И ты был хорошим человеком для ванира.
Лицо Хальмуна начало быстро сереть, потухший взгляд остановился на вершинах заснеженных елей. Отряд молча стоял вокруг, никто не решался сказать хоть слово или протянуть руку и закрыть единственный глаз умершего товарища. Неожиданно Конан поднял голову к пронзительно-синему небу и протяжно закричал, не в силах сдержать горе.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,
в которой отряд ночует в подозрительной деревушке, а маг показывает фокусы
– Эрхард, а как вам удалось с ними расправиться? Что вообще произошло после того, как я грохнулся?
Сотник хмыкнул и пригладил усы, прежде чем начать неторопливое повествование о минувшем сражении:
– Ты еще не успел упасть, как откуда-то высочил Гильом. Он орал как бешеный, а рубился так, словно в него демон вселился. Именно он расправился с убийцей Вальсо и Хальмуна, а мы с племянником – Веллан к тому времени уже не мог держаться в седле – насели спереди. Оставшиеся в живых не выдержали и бросились в разные стороны. Их осталось всего пятеро. Один по дурости попытался проскочить между мной и Эртелем. Мы сделали из него три куска мяса. На другого бросился Гильом, стащил с коня и перерезал горло. Еще один счел Гарта легкой добычей… Два меча убедительно доказали, что это не так. Прежде чем свалиться, он прошел несколько шагов, волоча за собой кишки… Четвертого зарубила Селена, когда он попытался перелезть через дерево и удрать. Последний на счету Веллана. Наш остряк свалил его коня, и парень просто вылетел из седла, свернув себе шею.
– Исчерпывающий рассказ, – Конан оглянулся назад. Зловещая поляна была теперь лишь туманным просветом между высокими деревьями. Отряд, уменьшившийся на двух человек, медленно ехал по занесенной снегом дороге, направляясь к угрюмым клыкам Грааскаля, возвышавшимся совсем рядом и сверкавшим немыслимо чистой белизной. Позади над притихшим лесом вилась еле различимая струйка сизого дыма – догорал очередной погребальный костер.
Настроение в отряде было подавленным. Веллан еле держался в седле, то и дело морщась от боли в раненом бедре. Гарт часто кашлял, сплевывая кровь, и тревожно поглядывал на брата, выглядевшего изрядно помятым. На обычно бесстрастном лице Эмерта застыло недоумение. Память к нему возвращалась медленно, обрывками, и боссонец то и дело растерянно покачивал головой. Конана мучила постоянная боль в затылке. Бледная Селена ехала рядом с ним и никак не могла свыкнуться с мыслью, что собственными руками лишила жизни двух человек. Дядя и племянник грустно вздыхали и помалкивали.
Погода тоже не способствовала улучшению настроения. Ясное с утра небо к середине дня затянули густо-серые тучи, с полуночи подул промозглый холодный ветер. К вечеру повалил мокрый липкий снег.
Ночевать пришлось в лесу. Отряд разыскал небольшой овраг, в котором можно было укрыться от наступающего бурана. Перед тем, как заснуть, Конан долго вглядывался в хмурое ночное небо и несущееся в нем неисчислимое количество снежинок. Иногда в разрывах туч выглядывала похожая на скалящийся череп луна. Где-то далеко протяжно завыл волк (или оборотень?). Ветер подхватил тоскливые звуки, выдавая их за свои, но чуткое ухо киммерийца сразу уловило отличие. Он насторожился, но звук больше не повторялся, и варвар, повернувшись на бок, заснул тревожным сном.
Утром снегопад не прекратился, но решено было продолжить путь, пока дорогу совсем не замело. На завтрак пришлось довольствоваться кусочками копченого мяса и половинкой лепешки. Желудок варвара, не желая мириться со столь скудной порцией, громко требовал добавки.
Эрхард, спрятавшись под деревьями от ветра и снега, развернул карту. У перевала, за которым лежало ущелье с развалинами капища Чернолицых, было обозначено селение Бринвелктон. Наверняка там сейчас никто не живет, но в пустых домах можно будет укрыться и переждать метель. Если верить карте, до деревушки оставалось около лиги.
Когда наконец сквозь плотную занавесу снега показались темные очертания домов, почти все воины из отряда вздохнули с облегчением – дорожка выдалась не из легких. Лишь киммерийцу, выросшему как раз в таком климате, было все нипочем. Он даже радовался резкому порывистому ветру, швырявшему в лицо пригоршни мокрых снежных хлопьев.
Село давно вымерло – это было ясно с первого взгляда. Мертво глазели пустые окна, хлопала где-то рассохшаяся дверь, некогда добротно срубленные избы покосились и почернели, в крышах виднелись рваные дыры. Некоторые строения и вовсе превратились в груды гнилых бревен…
Пригнувшись к холкам коней, воины медленно продвигались вперед. Очередной порыв ветра залепил глаза липким снегом, временно ослепший Конан потряс головой, поморгал. Вытираться рукой не имело смысла – рукавицы покрывал толстый слой налипшего снега. Зрение постепенно вернулось само, правда, глаза слезились и поначалу киммерийцу показалось, что они его обманывают – следующая пара домов была совершенно целой! Окна затянуты слюдой, дверь плотно прикрыта, драночная крыша в полном порядке…
– Мне, наверное, миражи видятся, – озадаченно сказал Конан, поворачиваясь к Эрхарду.
– Тогда у меня тоже самое, – буркнул сотник. – Я вижу целый дом, а ты?
– Эй, ребята! – восторженный крик Эртеля перекрыл даже неумолчный вой ветра. – Мы спасены! Чур, я сплю на печке!
Дома и вправду оказались в порядке. Внутри было ненамного теплее, чем на улице, но зато не дул ветер. Конан, войдя, удивленно покосился по сторонам, по-прежнему не доверяя собственному зрению. В единственной просторной комнате дома царила идеальная чистота. На полах – цветные тканые половики, лавки вдоль стен застланы медвежьими и волчьими шкурами, в центре комнаты расположился длинный обеденный стол, поверх него красуется льняная скатерть, расшитая красными петухами. В противоположном от двери углу высилась огромная печь, побеленная известкой, возле нее находилась аккуратная кучка березовых поленьев.
– Не нравится мне все это, – протянул Веллан, нехорошо прищуриваясь и не решаясь войти в комнату.
Конан стянул замерзшую рукавицу, нагнулся и провел рукой по желтым, словно только что обструганным доскам пола. Пальцы оказались чистыми.
– Кто-то мыл пол не далее сегодняшнего утра, – уверенно заявил он. – Ни пылинки.
– Может, тут охотник какой поселился? – предположил Эртель. Никто ему не ответил. Эрхард поглядел на потолок и задумчиво спросил, ни к кому не обращаясь:
– Любопытно, что на чердаке?
– Я в сенях видел лестницу, можно слазить и проверить, – пожал плечами Конан. – Давайте отведем лошадей на конюшню, а потом осмотримся как следует. По мне так лучше остаться здесь, чем торчать на улице.
– Конечно, – подумав, согласился Веллан. – Только подозрительно это все…
В конюшне царил такой же порядок, как и в доме. Поставив удивительно спокойных животных в стойла,
