Ниорг откашлялся, немного погримасничал и продолжил:
– Так вот. Дуалкам, однажды открывший Нейглам и так жестоко наказанный за ничтожность желаний своих, все эти годы провел в учениках одного мага. Если бы мы тогда знали о его замыслах, то сумели бы подготовиться к встрече. – Джавид жестко усмехнулся и Конан подумал, что не пожелал бы оказаться на месте Дуалкама. – А в один далеко не прекрасный для нашего рода день Дуалкам привел своего сына к вратам гномьего царства. Щенок мало отличался от папаши. Тот сумел воспитать его так, что этот жалкий выродок только и умел, что ненавидеть всех и вся, а тем паче нас, гномов.
Не стану вдаваться в подробности того, как двое негодяев с помощью магии, вероломства и подкупа сумели овладеть кувшином…
Ниорг замолчал, несколько раз глубоко, тяжело вздохнул и тихим, скорбным голосом произнес:
– Сила, вложенная в Нейглам, обратилась против нас. Проклятие, наложенное на род моего отца тяготеет над нами по сей день вот уже тридцать с лишним лет. Ты знаешь, что означает слово «джавид»?
– Ну? – буркнул Конан.
– «Джавид» – «проклятый»… Сын Дуалкама не стал губить нас, ибо жестокость его не знала границ! Он изменил облик гномов и сделал нашу многочисленную семью изгоями народа гномов. Мы потеряли все – богатства, пусть и небольшое, но свое, подгорное королевство… И потеряли надежду на будущее. Этот паршивый пес знал, что лучше умереть, чем жить презираемым, гонимым всеми изгоем.
– Что же вы так скисли-то? – с удивлением спросил киммериец. – Добыть кувшинчик – и порядок! Теперь-то мне понятно, отчего вы осмелились напасть на оазис шейха Джагула. Ведь выкупом за его дочку должен был быть ваш… этот… Нейглам, что ли?
– Больно много ты знаешь, как я погляжу! – Ниорг покосился на Конана с недоверием. – Только не все так просто, как кажется. Как ты, варвар думаешь, знающий маг, представляя себе мощь, сосредоточенную в кувшине, не захочет ли им обладать? На счастье, Турлей-Хан почитает Нейглам заурядным, пусть и очень дорогим украшением… Вот то-то же!
Конан тихонько рассмеялся, хлопнув себя ладонью по бедру. Перехватив удивленный взгляд джавида, он пояснил сквозь смех:
– А я-то, дурак, голову ломал, чего столько народу за вашей погремушкой гоняются! Воображаю, какую армию сможет создать тот же кофийский король Страбонус!
– Не понял? – Ниорг поднял кустистые седые брови. – Что ты знаешь?!
– Веселенькая история! Ты хоть знаешь, почему сейчас ведешь меня на свободу, а?
– Мораддин попросил… – угрюмо ответствовал Ниорг после недолгого молчания, словно не очень хотел признаваться. – Если бы не он, то гнить тебе на каторге – кстати, за какой грех тебя туда упекли? – или же от родичей моих кинжал в бок получил бы ночью. Думаешь, забыли джавиды тот проклятый день, когда Нергал занес тебя в крепость Баргэми?
– Они погибли в честном бою, – отмахнулся Конан. – А что ты скажешь, если узнаешь, что Мораддина твоего подкупил посланник короля Страбонуса, нанявший меня не столь давно? Догадываешься, для чего?
Ниорг остановился, губы его гневно тряслись, а глаза смотрели так яростно и зло, что если бы джавиды умели испепелять взглядом, от Конана осталась бы кучка угольков.
– Ты останешься в этом подземелье навеки! – прошипел Ниорг, брызгая слюной, и начал медленно отступать в темноту. Светящийся шарик в его руке постепенно гас.
– Эй, погоди! Да стой ты! – поднял руку Конан. – Ты думаешь, я буду работать на полудурка Страбонуса и его ублюдочного мага? Да сдались они мне!.. К тому же, ты скоро получишь свой золотой горшок от Турлей-Хана…
– Не получу! – гулко отозвался из полумрака Ниорг, все еще продолжая отходить от киммерийца. – Он обманул! Вернее, девицу старого шейха у него похитил какой-то негодяй, и Турлей-Хан отказывается платить нам за нее выкуп.
– История… – почесал в затылке Конан, едва не рассмеявшись, хоть веселиться повода не было. Теперь у Ниорга имелись все основания бросить киммерийца на произвол судьбы в бесконечной путанице подземелья, в которой мог разобраться один лишь гном. Или джавид.
– Ладно, – сказал Конан, звонко ударив ладонью о ладонь. Решение варвар принял, как всегда, немедленно и не раздумывая. – Достану я тебе кувшин.
Некоторое стояла полнейшая тишина, нарушаемая лишь сопением Ниорга. Огненный шарик в его ладони продолжал неровно мерцать, а потом вдруг вспыхнул с такой силой, что Конан зажмурился.
– А не обманешь? – прохрипел джавид.
– С какой стати? – жестко произнес Конан. – Я сказал.
Ниорг еще немного помолчал, а потом подошел к киммерийцу, заглянув ему в глаза.
– Знаешь старую сторожевую башню в пустыне, на полпути от Баргэми к Султанапуру?
Конан кивнул.
– Отлично. Там есть вход в подземелье. В течении одной полной луны в башне тебя будут ждать. Если вернешь кувшин – мы простим тебе смерть сородичей и, кроме того, не забудь – сила Нейглама сможет выполнить и твою просьбу. Но только одну.
«Ого!.. Да все деньги кофийского посланника не идут ни в какое сравнение с такой возможностью, – молнией мелькнула мысль в голове Конана. – Плевать мне на Дагарнуса, Турлей-Хана и Мирдани скопом! Теперь главное – достать кувшин. И тогда…»
Киммериец невольно потер руки, и глянул на Ниорга, в глазах которого засветилась надежда.
– Веди к выходу, – бросил Конан.
Дальнейший путь проходил почти в полном молчании, и варвар с удивлением обнаружил, что Ниорг ведет его к оазису шейха Джафира. Старый карлик прекрасно знал, что северянин может получить от подданных молодого шейха и лошадь, и пищу, да и деньгами разжиться. Миновав череду темных широких коридоров, Конан, ведомый джавидом, оказался в памятной пещере, где начальник стражи Баргэми Самил нашел свое последнее пристанище. Его разлагющийся труп Конан обошел с отвращением. Затем Ниорг вывел киммерийца в тоннель, выходящий непосредственно в оазис, и указал рукой в темноту.
– Иди туда. Отсчитай отсюда восемьдесят шагов, и по правую руку найдешь проход наверх, – потом джавид отрывисто поклонился и бросил напоследок:
– Ты дал слово.
– Нет нужды напоминать, – мрачно ответил киммериец. – Но и ты тоже обещал кое-что…
Конан повернулся на каблуках и начал отсчитывать восемьдесят шагов, стараясь держаться стены справа…
Да, это место было Конану знакомо. Не зря старый Ниорг говорил, что приведет туда, где встрече с киммерийцем будут рады. Полуобвалившаяся кладка один к одному походила на стену, которой некогда жители аль-Баргэми отгородили подземелья под дворцом шейха от уводящих в пустыню и под Кезанкийские горы ходов раваха… Недалеко должны быть кладовые с сокровищами рода аль-Баргэми, но сейчас Конана не заботили золото или самоцветы – скорее бы покинуть мрачные коридоры, проложенные червем пустыни, да выйти наверх, туда, где светит солнце и живут люди…
Киммериец остановился возле того самого наклонного прохода, по которому много дней назад джавиды пробрались в дворцовый сад, и ненадолго задумался, глядя вверх. Взобраться по довольно широкой и не столь уж крутой норе, прорытой карликами, было делом нетрудным, но, когда Конан бывал здесь в последний раз, наверху находились ожидавшие его люди, да и выйти на поверхность можно было сквозь отверстие, сейчас наверняка заваленное, причем накрепко.
– Воображаю, какой поднимется переполох, когда и если мне удастся выбраться, – сам себе сказал киммериец, заглядывая в выводящую наверх нору и пытаясь пристроить подаренный Мораддином меч за спиной. – Ну вперед, что ли…
Подтянувшись, он перевалился за край прохода, начинавшегося на высоте человеческого роста, и стал карабкаться, изредка изрыгая проклятья – пальцы соскальзывали с камней и под ногами осыпался песок. О том, что вся работа может оказаться тщетной и на пути вдруг встанет неодолимая преграда, Конан старался не думать. Пару раз он не сумел удержаться и сползал вниз на несколько локтей, но с истинно киммерийским
