отростками на мордочке, тихонько попискивая.
– Нергал с ней, с магией, – решительно сказал киммериец и медленно двинулся к воротам. Мораддин тенью следовал за ним.
Оказавшись между створками, Конан оглядел внутренний двор, остановился и попятился назад, вытягивая меч из ножен. Полугном выглянул из-за его широкой спины и прошептал несколько непонятных слов, видимо, гномских ругательств.
Двор, точно разлагающаяся туша, кишел тварями, напоминающими гигантских насекомых, червей, каких-то членистых многоногих чудовищ, подобных тем, что пожрали лошадей. Они ползали по каменным плитам, которыми была вымощена земля, по стенам хозяйственных построек, перебирались друг через друга – с полным безразличием или иногда яростно сцепляясь. В воздухе стоял неприятный запах, слышалось ровное жесткое шуршание хитиновых панцирей, а вся внутренняя часть крепости озарялась призрачным зеленоватым светом, колеблющимся и не имеющим единого источника – словно, светились сами странные создания и стены строений. Но более всего потрясли варвара люди. Они медленно бродили меж отвратительных гадов, точно во сне – смотрели невидящими глазами в пустоту, натыкаясь друг на друга или на какое-нибудь насекомое, останавливались, а потом поворачивали в другую сторону.
– Мораддин, что это? Что все это значит? – хрипло проговорил киммериец, отирая тыльной стороной ладони пот, выступивший мелкими каплями над верхней губой.
– Не представляю, – отозвался тот, как завороженный, глядя прямо в круглый, немигающий глаз кошмарной твари, которая, заметив варвара с полугномом, повернула к ним свою улиточью полупрозрачную голову, вывернув наружу рога с желтоватыми глазами на концах.
– Смотрит… – прошептал Конан, тоже будучи не в силах оторвать взгляда от бессмысленных глаз, казавшихся безгранично жестокими. Что-то черное стремительно метнулось над рогатой неподвижной головой гигантской улитки, и Мораддин вскрикнул, падая ничком на песок:
– Берегись!
Киммериец вскинул меч, и темная тварь с длинными, как у саранчи, ногами, звонко стукнувшись о клинок, упала чуть в стороне, целая и невредимая. Полугном вскочил и вовремя: «саранча», подобравшись, оттолкнулась и взвилась в воздух, намереваясь опуститься на голову Конану. Оба клинка одновременно ударили насекомое и перерезали его пополам, точно ножницами. Брызнуло что-то белое, и половинки сухо стукнулись о песок.
Посмотрев во двор и увидев, что уже не одно чудовище заметило чужаков, Конан и Мораддин, не сговариваясь, развернулись, бросились за ворота, скользнув в темноту, к стене. Отдышавшись и стряхнув оцепенение ужаса, они переглянулись.
– Что скажешь? – проронил варвар, глядя на Мораддина широко раскрытыми глазами.
– А ты? – выдохнул полугном.
– Джафир помешался, это точно.
– Согласен, – быстро кивнул Мораддин.
– Такое только с похмелья пожелаться может…
– Тоже согласен. Как ты думаешь, в чем наша задача?
– Понятия не имею… Отыскать пьяного зуагира и… – Конан сделал красноречивый жест.
Мораддин сглотнул слюну, потер бороду и оглянулся, явно опасаясь, что жуткие твари выползут за ворота в поисках ускользнувших жертв, и неожиданно спросил:
– А почему звери тех людей не трогают? Чем мы хуже?
– Лучше, – едко усмехнулся Конан. – Те пришибленные какие-то, а мы – свеженькие, бегаем… Вот… – киммериец и сам испугался своих слов, представив, как он станет точно так же, шатаясь, бродить среди громадных насекомых, натыкаясь на их шершавые панцири или поскальзываясь в слизи улиток- переростков…
– Дурацкий разговор, – вздохнул Мораддин.
И вдруг варвар издал звериный вопль, хлопнув полугнома по плечу так, что тот едва не свалился.
– Кинжал! Проклятый аквилонский кинжал! Как я мог забыть про дагарнусову игрушку!
– Вот-вот, испытай ее вот на том… – он указал подрагивающим пальцем за спину киммерийцу, а мышь на плече зашлась в истеричном шипящем визге.
Быстро обернувшись, Конан увидел подбиравшегося к ним не то паука, не то осьминога, размером с повозку. Круглая голова с несколькими парами черных тусклых глаз и серповидными паучьими челюстями вращалась на тоненькой шее, а передние недоразвитые лапки сжимали болтающееся человеческое тело. «Зуагир…» – успел рассмотреть киммериец, прежде чем события понеслись с невероятной быстротой. Он едва мог вспомнить потом, как паук разжал жвалы, подмяв под себя человека, и с неожиданной прытью быстро побежал, перебирая высоко поднимавшимися над туловищем лапами к новой жертве, показавшейся, верно, ему более лакомой; как, передернувшись от отвращения, он кинул наугад клинок, и когда сталь вонзилась в голову паука, чудовище резко остановилось, отшатнулось, и тут случилось нечто совсем непонятное.
– Кром!.. – восхищенно проговорил Конан, глядя как тело твари вспыхнуло ярким оранжевым пламенем, начало оплывать, словно сделанное из воска, и разлилось дымящейся лужицей по песку. Спустя несколько мгновений темная жидкость впиталась, не оставив следа, а на ее месте остался лежать обычный стальной кинжал.
– Что ж, путь в крепость открыт, – сказал Мораддин, утирая рукавом пот с шеи. Конан подошел к своему кинжалу и, помня, что он может быть горячим, осторожно поднял его. Повернувшись к спутнику, варвар махнул рукой и пошел обратно к воротам, уже нисколько не опасаясь за свою жизнь.
Конан искренне веселился, протыкая тварей аквилонским клинком, а Мораддин только успевал обходить зловонные лужи жидкого огня, в которые превращались порожденные к существованию неведомой магией зверюги, что могут привидеться лишь в ночном кошмаре. Несколько раз Конан осторожно касался острием кинжала оказавшихся поблизости людей, но пробудить их от непонятного оцепенения ему не удавалось. Складывалось впечатление, что они тоже созданы волей, сотворившей жутких тварей.
– Представь, что будет, когда эти люди, повинуясь приказу своего хозяина, набросятся на нас?
– Заткнись! – Конан с силой вонзил кинжал в рогатую голову зверя, смахивающего на большого моллюска с витой, утыканной зазубренными шипами раковиной.
Наконец, оставив позади слизистые пятна, испуганно расползающихся чудовищ и все так же бесцельно слоняющихся по двору подданных шейха Джафира, Конан и Мораддин оказались перед дворцом.
– Можно сказать, добрались, – пробасил киммериец, отбрасывая пинком ноги какого-то удивительно маленького членистого уродца. – Теперь осталось найти шейха и намотать ему…
– …Кишки на уши, – заучено повторил Мораддин. – Это ты всегда успеешь. Сейчас лучше подумай о том, что может ожидать нас внутри.
– Думаю, вот это, – Конан кивком указал на стражника, лежавшего у дверей с уже хорошо знакомым отрешенным видом. Киммериец заметил даже, как по подбородку человека текла вязкая слюна. Перешагнув через простертое тело, он вошел в хорошо знакомый коридор, освещенный догоравшими факелами. Здесь лежали еще несколько стражей, один из них сладко похрапывал, обняв короткое копье.
До покоев шейха они добрались очень быстро – страшных животных во дворце было мало, а все люди либо спали, либо бродили по залам как в воду опущенные, ничуть не обращая внимания на двоих неизвестных бродяг, проникших во дворец шейха аль-Баргэми. Обшарив несколько комнат в поисках Джафира, варвар и полугном забрели в маленький зальчик, где среди беспорядочно раскиданных подушек, пустых кувшинов, разбитых кубков и объедков, широко раскинувшись, возлежал Джафир, распространяя тяжелый винный дух.
– Я же говорил, – вздохнул киммериец, подойдя поближе и осмотрев бесчувственное тело царственного шейха – Этот стервец нализался на радостях и дрыхнет теперь. А его кошмарные сны ползают во дворе…
– А вот и Нейглам, – сказал Мораддин, указывая в угол.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Сосуд, простая форма которого могла ввести в заблуждение относительно его ценности, целиком состоял из замысловато перевитых тончайших нитей белого золота. Даже если забыть о магических свойствах кувшина, одна филигранная работа древних подгорных мастеров могла быть оценена в стоимость
