безделью. Сибиряк снова засобирался к пиратам в Зингару. В конце концов, тайна короля раскрыта, наследник в безопасности, Ирина занята больше своей личной жизнью, нежели делом – так чего торчать в этом Берлине? Пусть барон Вик вместе со своим вертлявым родичем и доводят все до конца, а Сварогу здесь больше делать нечего. Сибиряк поделился своими мыслями с Шамсудином, и полугном неожиданно согласился с другом и даже обещал подумать насчет пиратов, из чего северянин понял, насколько тяжело у туранца на душе.
Остальные тоже считали, что дело завершено, и надо подождать совсем чуть-чуть, пока король Нимед освободится от наведенных на него чар, справедливость в стране восторжествует, и им не надо будет больше скрываться. Мэтр Бебедор рассчитывал вернуться к преподаванию в Университете. Пока, чтобы не потерять навык, он обучал философии Ильму. Трудно сказать, когда девушка возымела интерес к этой науке, но занятия продвигались успешно, проходя в укромных уголках дома Сезии, и их количество неуклонно возрастало. При этом философ молодел на глазах, краснел, встречаясь взглядом со своей ученицей, и старался незаметно оттереть от нее других мужчин.
Серкл пребывал в радужных мечтах насчет своих будущих свершений. Он был уверен, что Ирина замолвит за него словечко перед Нимедом, и король предоставит тюремщику, принимавшему деятельное участие в спасении его особы от заговорщиков, какую-нибудь выгодную и почетную должность. Серкл уже забыл, что пустился в это дело ради денег, и искренне считал, что помог Шамсудину бежать исключительно потому, что знал, каким важным делом занимаются полугном, Сварог и Ирина.
Лишь Ревенд был хмур и озабочен. Он не верил, что так уважаемый им граф Корнелиус был виновен в безумии Нимеда. Вдобавок, племянник философа вообще считал колдовство и магов не более чем суеверием. Но и Ирине юноша искренне доверял, попав под ее безотказное обаяние, поэтому сейчас он буквально разрывался на части, не зная, на чью сторону встать. Ревенд растерянно бродил по дому и не мог ни на что решиться. Все, в том числе и родной дядя, благодушно посмеивались над нравственными мучениями юноши, и лишь Ингода жалела его и подкармливала мятущуюся натуру медовыми пирожками.
В это утро Сварог от скуки обучал мэтра Бебедора хитроумному искусству жульничать при игре в кости, а Шамсудин, как обычно, молча сидел рядом, глядя в огонь очага. Философ пока не мог постигнуть тонкую науку как аккуратно подтолкнуть кубики в последний момент указательным пальцем, чтобы выпали две «шестерки». Мэтр хмурился и вполголоса ворчал.
– Еще пару дней бездействия, Сварог, – с усмешкой заметил Шамсудин, – и ты начнешь посвящать мэтра в таинства своего ремесла контрабандиста.
– А что, могу, – вяло подтвердил сибиряк. – Знаю я в Берлине пару таких местечек…
Сказав это, Сварог невольно вспомнил заведение матушки Вильи, свою удачную сделку по продаже серого лотоса и недотепу-покупателя, все твердившего о своем могучем господине… Неожиданно это воспоминание наложилось на другое: дом барона Вика, и резкий голос, доносящийся из-за двери: «Как ты посмела разбить реторту моего великого господина?» Сибиряк нахмурился, досадуя на себя, что не вспомнил об этом раньше.
– Знаешь, Шамсудин, а у барона, видать, колдовством попахивает, – произнес Сварог медленно.
– Почему ты так решил? – осведомился туранец.
– Человек, что купил у меня лотос – из его дома, – пояснил Сварог. – Похоже, он слуга Арраса. Точно, матушка же говорила, что покупатель лотоса – из Аквилонии! И этот парень все твердил, что лотос нужен его господину для свершения каких-то великих планов. Конечно, для колдовства! И как я раньше об этом не подумал? – славянин возбужденно вскочил с места.
– Даже если Аррас и маг – ну и что? – пожал плечами Шамсудин. – Это не преступление.
– Не нравится мне это, – пробурчал Сварог. – От чернокнижников добра не жди.
В этот момент в комнату просунулся сын хозяйки. Сочувственно понаблюдав за жалкими попытками Бебедора бросить кости нужным образом, мальчик, наконец, вспомнил, зачем пришел, и сообщил, что некий господин, встреченный им на улице, попросил передать месьорам Сварогу и Шамсудину, чтобы они срочно явились в Рощу Девы, где их будут ждать с важными новостями.
– Ирина опять что-то задумала, – Сварог сдвинул брови. – И что еще за Роща Девы такая?
Как оказалось, вышеупомянутая роща находилась всего за лигу от городских стен, и считалась местом сугубо аристократическим. Почему она называлась именно Роща Девы – доподлинно никто не знал. Правда, для объяснения названия существовало немало легенд – от вполне романтических до скабрезных, и каждый мог выбрать по своему вкусу. Аристократическим же это место слыло из-за того, что его облюбовали для поединков Берлинкие дворяне. Лет пять назад, после уличной резни, в которую вылилась дуэль между двумя баронами, поединки в Немедии были запрещены особым королевским указом, но высокорожденные не собирались отказываться от возможности с честью избавиться от своего врага. И никакие наказания не в силах были остановить дуэлянтов, толпами съезжающихся в Рощу Девы.
– Ну и местечко выбрала Ирина, – хмыкнул сибиряк, привычным движением надевая перевязь с мечом.
– Странно, что она послала сюда какого-то незнакомца, а не приехала сама, – задумчиво пробормотал Шамсудин. – Ирина всегда такая осторожная, а тут доверила тайну своего убежища неизвестно кому.
– Это уже не тайное убежище, а постоялый двор какой-то, – Сварог оглянулся на обитателей дома Сезии, расположившихся в большой обеденной комнате. – К тому же, Ирина сейчас занята кое-чем поважнее таких мелочей… – славянин ухмыльнулся. По лицу Шамсудина пробежала судорога, но он ничего не ответил.
Вместе с Сварогом и полугномом увязался Серкл под предлогом, что покажет им дорогу к Роще. На самом деле, достойный тюремщик надеялся выслужиться перед Ириной, уповая на будущий высокий пост.
Роща Девы оказалась больше похожей на ухоженный парк. На земле не валялись сухие ветки и стволы рухнувших деревьев, дорожки были посыпаны гравием и обсажены кустами, кое-где были даже разбиты цветники и врыты скамеечки для отдыха. Повсюду в зеленой траве виднелись вытоптанные поединщиками проплешины. При входе в Рощу шла бойкая торговля. Крестьяне продавали молоко, эль и хлеб для ожидающих своих господ слуг, кондитеры предлагали пирожные и сласти для дам, прибывших полюбоваться на подвиги возлюбленных, кузнецы прямо здесь меняли подковы захромавшим лошадям, виноделы выкрикивали названия вин, обещая победителю продажу со скидкой, оружейники разложили прямо на траве мечи и кинжалы. Тут же примостились лекари, гробовщики и нотариусы, специализирующиеся на завещаниях. В общем, для прибывающих сюда дворян были созданы все удобства.
Сварог придержал коня и огляделся. Кое-где из-за кустов слышался звон оружия, выкрики дерущихся и манерные взвизгивания зрительниц. Ирины нигде не было видно.
– Поехали, поищем ее, – предложил Шамсудин, пуская свою лошадь рысью по одной из дорожек. Позади трясся Серкл, яростно хлещущий веткой своего ленивого мула, все норовившего сойти с аллеи в поисках сочной травы.
Наконец, они забрались в более глухую часть Рощи Девы, где никого не было. Сварог выехал на уютную поляну и спешился.
– Пусть Ирина сама нас ищет, коли ей надо, – пробурчал он, растянувшись на траве и подставив лицо солнцу. Шамсудин устроился рядом с другом. Тишину нарушало только фырканье лошадей и ругань Серкла, гоняющегося за своим философски настроенным мулом по кустам. Внезапно раздался испуганный крик тюремщика, затем хорошо слышное лязгянье стали о сталь и протяжный стон, свидетельствующий, что чье-то оружие попало в цель. Сварог и Шамсудин молниеносно оказались на ногах.
– Попался Серкл, – сказал сибиряк, вытаскивая меч. – Не повезло.
Но, к его удивлению, на поляну из кустов выскочил доблестный тюремщик с окровавленным кинжалом в руке. За ним бежали вооруженные люди.
– Ох, только не бросайте меня! – умоляюще кричал Серкл, торопясь к Сварогу и Шамсудину. Сибиряк оглянулся – на другом краю поляны показались еще противники. Это было уже похоже на спланированное нападение.
– Кром! – хмуро пробормотал Сварог, досадуя на себя, что так легко попался на чью-то уловку. Славянин и полугном торопливо вскочили на своих коней – но вооруженные наемники уже окружили друзей кольцом. Их было человек десять, и намерения у них были самые серьезные.
