— Именно в том и проблема, что вы переключили на себя управление, — ответил он. — Вместо того, чтобы действовать как пассивный реципиент импульсов, подаваемых в ваш мозг, вы перехватили их, создали из них новый сценарий, более соответствующий вашим потребностям, подходящий для выбранной вами роли.
— Почему я ничего этого не помню? И что вы имеете в виду под Старой Землей?
— Какая-то часть вашего мозга тщательно стерла из памяти все свидетельства ситуации, которую вы — в своей новой роли — считаете немыслимой. Давая вам информацию, я фактически обхожу с фланга защитные механизмы мозга. Что касается Старой Земли — это наименование второстепенной планеты, которую кое-кто считает «колыбелью человечества».
— Ван Ваук пришел в отчаяние. Он намеревался умиротворить вас, предложив альтернативный путь разумного бегства, приемлемое алиби, за которое можно ухватиться: мол, вы являлись тайным агентом, пострадавшим от воздействия на мозг. Но вы довели его гамбит до абсурда. Затем он попытался внушить вам благоговение перед авторитетом, убеждая, что у вас горячка, возникшая после анестезии, и вновь вы превратили его шараду в абсурд. Он предпринял еще одну попытку, ближе к реальному положению вещей, стараясь навязать вам роль высокопоставленного лица, заболевшего от переутомления, ив третий раз вы использовали его силу против него же, более того — набросились на него и чуть не убили. Именно в этот момент я почувствовал необходимость вступить в игру — как для того, чтобы спасти вашу психику, так и для того, чтобы предотвратить катастрофу.
— Понятно: самоотверженный индивид во время прогулки совершает небольшое благодеяние в огромном и ужасном выдуманном мире.
— Не совсем. — Он стряхнул пепел с сигареты. — Я упомянул об услуге, которую вы можете оказать.
— Полагаю, вы сообщите, в чем она заключается?
— Машина Грез, — сказал он, — является самым гениальным Вашим изобретением, но боюсь, чересчур гениальным. Вас следует поздравить, дорогой Флорин, с таким достижением, однако у него нет будущего. Машина должна быть уничтожена.
Я потер подбородок и обнаружил, что давно не брился, это могло послужить ключом к чему-нибудь, но в тот момент я не стал размышлять к чему.
— Давайте уясним проблему, — продолжал Дисс, — которая могла бы возникнуть, если бы группа простодушных аборигенов на забытом в океане острове случайно наткнулась на аппарат, генерирующий мощные радиоволны. При всей своей невинности они могли бы прервать планетные системы связи, вмешаться в управление спутниками, внести хаос в телерадиосистемы.
— Это звучит не столь ужасно. Но я уловил мысль.
— Машина Грез, к несчастью, может привести к гораздо более серьезным последствиям. Когда ваш Совет запустил ее в действие, то непроизвольно повлиял на структуру вероятности, которая распространилась на половину Галактики. Это создало поистине невыносимую ситуацию. Однако галактические законы запрещают прямое вмешательство. Строго говоря, мои нынешние действия в полуматериальном состоянии граничат с беззаконием. Но я посчитал, что обстоятельства вынуждают пойти на небольшое отклонение от правил.
— Что означает «полуматериальное состояние»?
— Только то, что в действительности я не совсем здесь — как, впрочем, и вы.
— Где же?
— В передающей кабине моей лаборатории, на космостанции, примерно в двух световых годах от вашего Солнца. В то же самое время вы находитесь в Машине Грез в собственной лаборатории.
— Откуда эти экзотические пески?
— Вы видите пустыню? Плод вашего собственного воображения. Я просто набрал программу нейтрального окружения.
Я смотрел на пустыню позади него, она выглядела настоящей, как любая другая пустыня. Он дал мне время проникнуться этой идеей.
— Сейчас я вмешаюсь в работу вашей машины, — сказал он, — чтобы привести вас в сознание. В обмен вы разрушите машину, включая все записи и диаграммы. Договорились?
— Предположим, я скажу нет?
— В таком случае она будет остановлена другими средствами, менее безболезненными для гордости вашей планеты.
— Даже так, а? Я вам не верю.
— Это ваше право.
— Я смогу восстановить ее, если то, что вы говорите, правда.
— Если вы будете настолько неразумны, то снова обнаружите себя здесь — но совершенно одного. Итак, что вы скажете?
— Сделка не состоялась, — ответил я.
— Подумайте как следует, Флорин.
— Я не люблю совершать сделки с завязанными глазами. Может быть, вы лжете, а может, нет. Может быть, я великий изобретатель, а может быть, я подвешен к люстре за хвост. Вам придется доказать мне все это.
— Послушайте, Флорин. Я был сверхтерпелив с вами. Я мог бы сразу же обратиться к силовым методам, но я воздержался. А вы пытаетесь теперь шантажировать меня.
— Или выполняйте, или проваливайте, Дисс.
— Вы упрямый человек. Флорин — очень упрямый! — он скрестил свои узкие руки и стал барабанить пальцами по бицепсам. — Если я возвращу вам рассудок и вы убедитесь, что дела обстоят именно так, как Я их описал, — в этом случае разрушите ли вы машину?
— Я приму решение, когда попаду туда.
— Нет, вы неисправимы! Я не знаю, почему трачу на вас время. Хорошо. Согласен. Но я предупреждаю вас…
— Не надо. Это испортит нашу дружбу.
Он сделал нетерпеливый жест и отвернулся, возникло мимолетное, призрачное видение вертикальных панелей, горизонтальных полосок света; Дисс производил быстрые движения руками, свет угасал, изменялся; далекий горизонт резко приблизился, заслонив собой все небо. Какое-то мгновение существовала только темнота, где-то далеко раздавались звуки хлопающих одна за другой дверей. Мысли, имена, лица ворвались в мой мозг, как вода, наполняющая ведро.
Затем медленно вернулся свет.
Я лежал на спине в комнате тридцать футов с потолком из сверкающих панелей, с полом из узорчатого кафеля. Носатый стоял у консоли, которая подмигивала и вспыхивала аварийными сигналами, попискивающими и взвизгивающими в скрипучей тревоге. Серый человек в белом халате склонился над панелью поменьше. Барделл похрапывал на соседней койке.
Я издал стон, и Носатый, повернувшись, пристально уставился на меня. Его губы зашевелились, но он не произнес ни слова.
— Можете развязать меня, доктор Ван Ваук, — сказал я. — Я уже не буйный.
XXXI
Прошло полчаса. Круглолицый — известный близким, как доктор Вольф — снял контакты с моих запястий и лодыжек. Серый человек — доктор Иридани — поспешил выйти и вернулся с горячим кофе, в который было добавлено спиртное, что возвратило блеск, по крайней мере, моим щекам, если не гордости. Другие — Трейт, Томми, Хайд, Джонас и др. (имена были в памяти, так же как и множество других вещей) собрались вокруг и по очереди говорили мне, как они волновались. Только Барделл оставался хмурым и заспанным.
— Боже мой, Джим, — сказал мне Ван Ваук, — некоторое время мы думали, что потеряли тебя.
