перевозил сюда с премиленькой девчонкой! Она еще ударила меня веслом по голове.
— Кранч! — ахнул Лафайет. — А ты-то как здесь очутился? Я думал, это клетка Прожорливого Горога…
— Да, верно, я дерусь под этим именем. Ребята герцога схватили меня по доносу одного бродяги, когда я приехал в город, чтобы найти тебя. Я пытался отбиться от этих олухов, но потом приустал, и они свалили меня, набросившись с двух сторон разом. А потом еще трахнули дубинкой по башке.
Великан осторожно ощупал затылок.
— Ты хотел меня найти? — переспросил О’Лири, прижимаясь к стене. Ему вдруг стало трудно дышать, словно в горле у него застрял биллиардный шар. — За-зачем это?
— Чтобы отдать тебе должок, приятель, вот зачем. Я не из тех, кто забывает такие вещи.
— Послушай, Кранч, я единственный кормилец двух незамужних тетушек, — пролепетал О’Лири срывающимся голосом. — Только не это! После всего, что я пережил, встретить конец в этой берлоге!
— Чего-чего? Это не конец, малыш, а только начало, — прорычал Кранч. — Мой должок не так-то просто будет отдать.
— Что я тебе такого сделал? — простонал О’Лири.
— Дело не в том, что ты сделал, приятель, а в том, чего ты не сделал.
— Не сделал?
— Вот именно. Ты не выбросил меня из лодки, хотя запросто мог это сделать. Ты не думай, что я был оглушен; я все слышал: как твоя милашка предложила бросить меня акулам и как ты вступился за меня. Сказал, что я без сознания и потому, мол, нельзя меня бросать в озеро.
— И… и вот теперь ты меня хочешь отблагодарить?
— Совершенно верно, малыш.
Великан потер рукой живот, из которого опять послышалось урчание.
— Да, я чертовски проголодался!
Лафайет зажмурился.
— Хорошо, — прошептал он. — Начинай поскорее, не то я не выдержу и закричу Гроунвельту, что я передумал.
— О чем ты, парень?
— Ну, давай, ешь меня, — выдавил из себя Лафайет.
— Что-о-о? Есть тебя? — переспросил Кранч. — Да ты что, приятель! Ты меня, видать, не понял. Как я могу съесть человека, который спас мне жизнь?
О’Лири приоткрыл один глаз.
— Так ты не растерзаешь меня на куски?
— Зачем бы это мне понадобилось?
— Неважно, — сказал Лафайет, съезжая по стене на пол. Он с облегчением вздохнул и пробормотал:
— На некоторые вопросы лучше не отвечать.
Отдышавшись немного, О’Лири взглянул на великана, который озабоченно разглядывал его с высоты своего гигантского роста.
— Послушай, если ты действительно хочешь меня отблагодарить, придумай, как нам отсюда выбраться.
Кранч почесал затылок пальцем, который был не меньше ручки молотка.
— Надо подумать…
— Что, если сделать в стене проход? — предложил О’Лири, ковыряя известку между каменными плитами. — Но нам не обойтись без стальных инструментов… И к тому же на это ушли бы годы.
Он оглядел темную камеру.
— Может, в потолке есть люк…
Кранч отрицательно покачал головой:
— Я уж неделю задеваю башкой за этот потолок. Он сделан из дубовых досок толщиной в четыре дюйма.
— Ну… тогда пол…
— Каменные плиты толщиной в шесть дюймов.
Минут десять Лафайет осматривал пол, стены и дверь камеры, а затем прислонился к решетке.
— Ну, что ж, — сказал он без всякой надежды, — приходится признать, что я проиграл. Крупкин заставит Сайнхильд делать то, что ему надо; Адоранна очутится здесь, в Порт-Миазме, и станет мыть грязные горшки; Горубл захватит Артезию, а Дафна… Дафна, скорее всего, тоже окажется здесь, после того как леди Андрагорра попадет в Артезию. И если она не достанется Родольфо, то ее получит Счастливчик Лоренцо. Или Долговязый Ланселот…
— Эй… Я кое-что придумал, — начал Кранч.
— Лучше ляг и поспи, Кранч, — без всякого интереса отозвался О’Лири.
— Да, но…
— И хватит думать об этом — все равно никакого толку. Знаешь, может, было бы лучше, если б ты в конце концов разорвал меня на части.
— А все-таки, что, если…
— Иначе и быть не могло. Ведь я только и делаю, что сижу по тюрьмам с тех самых пор, как попал в Меланж. Я бы мог догадаться, что окончу свои дни в одной из них.
— Конечно, это не бог весть что, но почему бы не попробовать? — проговорил Кранч.
— О чем это ты? — безразлично спросил О’Лири.
— Да все о том же, о моем плане.
— Ну хорошо, рассказывай.
— Так вот что я придумал… Вот только вряд ли тебе понравится: у меня все слишком просто, без всяких там хитрых подземных ходов.
— Выкладывай, Кранч.
— Ну, так вот… Ты уж только не суди меня слишком строго… Просто я подумал, что, если сорвать дверь с петель?
— Что, если со… — Лафайет повернулся и посмотрел на тяжелую стальную решетчатую дверь. Он невесело рассмеялся.
— Ну что ж, попробуй.
— Ладно.
Кранч шагнул вперед и схватился за толстые прутья. Набрав в грудь воздуха, он поднатужился: послышался легкий скрежет металла, потом громкий треск. Кусок каменной плиты отлетел от стены и упал на пол. С оглушительным скрежетом, как если бы столкнулись два «ролс-ройса», решетка поддалась, прогнулась внутрь и слетела с петель. Кранч с грохотом отбросил ее в сторону и отер ладони о кожаные штаны.
— Вот и все, приятель, — сказал он. — Что дальше?
В одно мгновение освободив Лафайета от кандалов, Кранч направился вслед за ним по освещенному факелами коридору. Из-за решеток камер к ним тянулись руки грязных, взлохмаченных узников с горящими глазами. Однако камера пыток была пуста.
— Не повезло, — сказал Лафайет. — Я рассчитывал на помощь Гроунвельта.
— Глянь-ка, какие удобные, — сказал Кранч, подбрасывая на ладони остро отточенные ножницы, предназначенные для обрезания ушей и носов. — Как раз для меня — будет чем ногти стричь.
— Послушай, Кранч, — перебил его О’Лири. — Нам необходим план действий. Если мы будем бродить по коридорам, нас в конце концов схватят и снова бросят в камеру. Во дворце полным-полно гвардейцев: стражники Родольфо плюс вооруженный отряд Горубла. Мы должны как-то отвлечь их внимание, чтобы я смог незаметно выкрасть Свайнхильд и леди Андрагорру у них из-под носа.
— Эй, вы! — закричал кто-то пронзительным голосом в одной из камер. — Я требую адвоката! Я хочу видеть американского консула! Я имею право позвонить по телефону!
— Это наверняка Лоренцо!
Лафайет бросился к камере, откуда доносились крики. К своему удивлению, он увидел молодого
