Все вышло очень просто и хорошо. Сначала Милан пытался придумать благовидный предлог для своего несвоевременного визита – что-то ему там показалось, послышалось, – а она просто стояла и смотрела на него, ожидая, когда он поймет ненужность этого, когда ему надоест наконец оправдываться. И едва Милан замолчал, Анна прошептала:
–?Можно я залезу обратно под одеяло? У меня совершенно застыли ноги.
Милан кивнул, придя на секунду как бы в легкое замешательство, а потом двинулся за Анной и наклонился к ней, уже лежащей, дрожащей, уже почти желающей, чтобы он ушел. Его губы были настойчивыми и сухими, руки – горячими. Что происходит, подумала Анна, неужели нас обоих сжигает этот внутренний пожар? Не обошлось без мелких катастроф. Из-под подушки выкатилось вдруг щекастое яблоко, которое Анна припасла себе на ночь перекусить, за ним последовали массажная щетка для волос, детектив в яркой обложке и маникюрные ножницы. От шума, сотворенного низвержением всего этого скарба, Анна замерла, но томившая ее жажда была слишком велика, ее не утолил бы и океан – океан, зашумевший в крови, подхвативший тело, проникший в сердце, понесший Анну куда-то на горячей багряной волне…
Повинуясь неумолимому приливному ритму, кровать, стоящая слишком близко к стене, бьется об эту самую стену спинкой, но любовникам уже не до посторонних звуков, они поглощены друг другом. Объятия становятся лихорадочными, поцелуи проникают под раскаленную кожу. В зеркале Анна успевает разглядеть нечто настолько невероятное, что ее рассудок отказывается воспринимать увиденное. Кто-то вскрикивает низким голосом…
Анна засыпает и не слышит, как уходит Милан. Она понимает только, что он ушел, потому что чувствует, как острый жар его тела сменяется мягким теплом от укрывшего ее одеяла. И немедленно вслед за этим наступает утро, вот-вот зазвонит колокольчик Музы. Анна вскакивает, колени у нее подгибаются. Она кое- как одевается, не рискуя заглянуть в зеркало, в котором вчера мельком увидела свое отражение. Ей немного страшно спускаться, потому что если зеркало многое видело, то Муза немало слышала – любовники ухитрились произвести шум, который вряд ли можно толковать двусмысленно. Недаром подопечная не торопится ее будить. Что, если вместо поездки на бал в обществе принца Анну ждет позорное увольнение? Ишь, скажет Муза, шашни в моем доме крутить вздумала. Впрочем, это, похоже, не в ее репертуаре.
Муза встречает компаньонку лукавой и нежной улыбкой, и Анна выдыхает. Старушка, значит, действительно все слышала, но не сердится, более того – как бы даже одобряет. За завтраком просит:
–?А подай-ка, дорогая, к кофе капельку франжелико!
–?Еще и полудня нет, – замечает Анна, все же открывая дверцы буфета. Тяжелый маслянистый напиток колышется в фигурной бутылке. Пожалуй, его уровень несколько понизился с прошлого раза. Неужели Муза прикладывается к ликеру потихоньку? Но спрашивать об этом, пожалуй, не стоит. Не та сейчас ситуация.
–?Ну и что, – тоном капризного ребенка говорит Муза. – Деточка моя, я старуха. Я скоро умру. Глупо отказывать себе в маленьких радостях, имея в виду какие-то условности, не так ли?
И Муза хихикает.
Приходится налить.
Смакуя жгучий и пряный напиток, разрумянившаяся Муза продолжает балагурить:
–?Знаете ли, девочка моя, что этот ликер сочинили в семнадцатом веке в Италии. Долгое время рецепт его хранился в глубокой тайне – известно было лишь то, что в состав его входят дикие лесные орехи, а какие еще декокты, настойки и вытяжки – бог весть. Его, видите ли, придумал монах-бенедиктинец, которого так и звали – Франжелико. Ликер прославился как незаменимое средство при любовной холодности у женщин, половой слабости у мужчин и бесплодии у тех и других. Монастырь наживался на том, что пробуждал чувственные страсти в пастве, не правда ли, какая ирония! Потом рецепт был утерян и найден лишь три столетия спустя. Но вам-то, конечно, он без надобности.
Анна делает вид, словно не понимает, на что намекает подопечная, – она догадывается, что все происходящее доставляет Музе особенное удовольствие, та как рыба в воде была в атмосфере любовных интрижек, тайных страстей – пусть они и не могли больше иметь к ней отношения. То спаржа, то теперь вот ликер… У Анны даже закрадывается мысль, не этого ли хотела добиться старая проказница, когда искала себе сиделку? Но нет, нет, вряд ли.
Милана не видно, но это Анну не беспокоит – она знает, что, чем бы он ни был занят, вечером он повезет ее на бал. И вечер наступает очень быстро, быстрее, чем всегда, потому что встала она очень поздно, а день оказался битком набит превосходными занятиями вроде неспешного принятия ванны, укладки волос и небольшого тренинга по натягиванию чулок. Чулки Анна раньше никогда не носила, но Муза доходчиво объяснила, что колготки следовало оставить в детском саду. Попутно подопечная давала ей последние инструкции – кому и что говорить, как себя держать, как улыбаться и что употребить внутрь на фуршете. Советы, что и говорить, бесценные, но Анна с удовольствием бы ими пренебрегла. Больше всего на свете ей хотелось нарядиться, приукраситься до полного лоска и просто покататься с Миланом по ночному городу. Пусть бы прошлое отпустило ее, новые чувства вытеснили болезненные воспоминания. Пусть бы тихо играла музыка, а в приоткрытое окно дышала не наступившая еще, но обещанная уже весна.
Но это все состоится, не так ли? Они будут ехать туда, будут ехать обратно. Ну а что произойдет в промежутке, неважно, она как-нибудь справится. Вряд ли это более сложно, чем ассистировать при резекции тонкого кишечника.
Глава 7
