Флинт не сводил с Вайолет глаз, словно вдруг увидел призрак.
Мотнув головой, он тяжело опустился на кровать, спиной к ней. Его лицу стало жарко, но это все из-за знойной ночи. Флинту захотелось чем-то занять руки, и он принялся расшнуровывать ботинки. Но проворные пальцы стали вдруг тяжелыми и неловкими: ничего не получалось. Он отказался от попыток и положил руки на колени.
Зачем он раздевается? Ему ведь надо уходить. Он забыл, что сегодня очередь Вайолет спать в его каюте, или не забыл?
Воцарилась напряженная тишина.
Флинт оглянулся на нее. В свете лампы ее кожа золотилась; она казалась легкой, неземной и такой манящей.
— С чего вы это взяли? — небрежно спросил он.
— Всех молодых англичанок учат рисовать и обращать внимание на очертания предметов. Я заметила, что ваше тело имеет форму римской цифры «пять».
Вайолет пожала плечом.
Почему-то этот жест его рассердил.
— Вы говорите, что я произведение искусства, мисс Редмонд?
Флинт снова переключил внимание на ботинки.
Это были красивые ботинки, за которыми он тщательно ухаживал, потому что любил и ценил хорошо сделанные, полезные вещи. И все же мыски потрескались от бесконечной ходьбы по палубам, от путешествий по чужим землям, от танцев в бальных залах. Если бы граф мог пересчитать эти трещины, то, возможно, узнал бы количество пройденных миль, как определяют возраст дерева по кольцам.
Но почему сейчас ему кажемся, будто он ступил на землю, где никогда прежде не был?
«Она всего лишь женщина», — сказал Лавей.
Ответа не последовало, и Флинт поднял голову. Он знал: Вайолет не замедлит найти остроумный ответ, если только с ней не приключится удар.
Неужели она покраснела? Флинт смотрел на нее, не веря своим глазам.
Кажется, это случилось впервые, потому что если бы Вайолет привыкла краснеть, то постаралась бы остаться привлекательной. Сейчас ее лицо покрылось пятнами, и она так нахмурилась, что между бровями залегли глубокие морщинки. Она даже забыла разгладить их рукой.
И все это было так странно, что Флинт едва удержался, чтобы не сделать это за нее.
Нет, в этой картине не было ничего привлекательного, но он не мог отвести от ее лица зачарованного взгляда.
Наконец в полной тишине Флинту удалось снять ботинок. Когда он с шумом упал на пол, они оба вздрогнули. Непослушными пальцами Флинт взялся за шнурки на другом ботинке, заставил себя остановиться. В конце концов, он граф. Возможно, ему следует нанять слугу — пусть делает за него всю работу, которую он привык выполнять сам.
Флинт поднял глаза.
— Вы покраснели, — прямо сказал он.
— Глупости, — возразила Вайолет.
Румянец исчез словно по команде. Морщинки на лбу разгладились.
К обоим вернулась уверенность, и когда Вайолет заговорила, ее голос звучал спокойно и ровно.
— Естественно, девушки стремятся к развлечениям, поэтому в их отсутствие обращают больше внимания на детали.
Вайолет снова пожала плечом — типично французский жест, попытка казаться беззаботной. Она так напомнила ему Лавея, что Ашер непроизвольно сжался. Странно, но ему было неприятно видеть, как Вайолет переняла привычку его первого помощника. Все равно как если бы тот ее обнимал.
— Понимаю, — задумчиво ответил он. — Значит, вы хорошая художница, мисс Редмонд?
— Нет, — тут же возразила она.
Флинту захотелось сбить ее с толку.
— Возможно, мне удастся воодушевить вас на создание шедевра. Вдруг моя V-образная форма вас вдохновит?
— На вашем месте я бы на это не надеялась, — произнесла Вайолет.
Флинт довольно улыбнулся и снова почувствовал себя уверенно, обмениваясь с ней словесными уколами.
Внезапно он лег на спину, грубое одеяло скользнуло по обнаженной коже, а матрас пронзительно скрипнул. Он был словно создан специально для Флинта, так же как его ботинки, и теперь радостно принимал вес усталого тела. «Закрой глаза, предайся сну».
Флинт бросил Вайолет вызов. Он услышал, как девушка, столько дней дразнившая его, чуть шевельнулась сзади.
Все его тело было напряжено, он чувствовал, как Вайолет пристально изучает его. Она была всего лишь в нескольких дюймах от Флинта.
Он мог бы придумать несколько возможностей, отвлечь внимание.
Он должен уйти.
— Когда я сидел в турецкой тюрьме, мой товарищ по несчастью не говорил ни слова по-английски, поэтому я научил его языку, чтобы скоротать время. Я показывал на разные предметы: нос, глаза и тому подобное, — а потом называл английское слово. Он делал то же самое; сказал мне, как будет «нос» по- турецки.
Флинт почувствовал, как Вайолет улыбнулась. Его охватило невыразимое волнение.
— Вы первый человек в моей жизни, который спокойно начинает рассказ со слов «когда я сидел в турецкой тюрьме…».
Флинт улыбнулся про себя.
— Senin guzel bir burnun var, — пробормотал он.
— И что это за турецкое оскорбление?
— Отнюдь. Это значит «у вас очаровательный носик».
Вайолет невольно поднесла руку к лицу и тут же опустила. Флинт почти слышал ее мысли: «Конечно, у меня очаровательный носик». Она вся была само очарование и знала это.
Они оба были необыкновенно самоуверенны. Флинт снова не удержался от улыбки и вздохнул, стараясь казаться беспечным.
Наверное, никогда прежде двое людей не испытывали такого напряжения, лежа рядом друг с другом.
«Интересно, как далеко он зайдет и как все случится?»
— Откуда у вас круглый шрам? — внезапно спросила Вайолет.
Не совсем то, что Флинт ожидал от нее услышать.
— В меня стреляли, — просто ответил он.
Она прерывисто вздохнула, словно пуля попала в нее.
Флинт испытал укол совести. Не надо было быть таким прямолинейным.
— Я попал в засаду во время торговой миссии в Индии.
Вайолет молчала.
— Вам было больно?
Ее голос стал странным, как будто она заставляла себя говорить.
Так забавно разговаривать лежа и не глядя друг на друга.
— Пуля прошла сквозь мышцы, появилась кровь, но мне удалось увернуться, поэтому она не задела жизненно важных органов. Да, было больно. Пуля ударяет с такой силой, что сбивает вас с ног. Однако до того как придет боль, вы испытываете оцепенение, удивление.
Кажется, у Вайолет больше не было вопросов, зато они были у Флинта.
Он приподнялся на локте и посмотрел вниз.
— Только углы? — шепотом спросил он.
Молчание. Его обнаженная грудь была всего в нескольких дюймах от Вайолет. Она смотрела в потолок. Словно зачарованный он следил, как вздымается и опадает ее грудь, как учащается дыхание.
