— Тут никого нет, Грегорио. Оставь пистолет себе.
Они уже обсуждали это. Их только двое, и оба ничего не смыслят в военном деле. Никакое оружие не защитит от хейдлов. Так что лучше рассчитывать на то, в чем они сильны: ее знание языков и его флейту. Они пришли договариваться о мире или по меньшей мере освободить детей, а не затевать драку.
Али широко шагала, разминая затекшие мышцы. Потом подняла несколько раковин. На одной из разновидностей были цветные полосы — словно радуга, от фиолетового до красного. Как необычно, подумала она. Во-первых, странно, что у существа, живущего в темноте, вообще есть окраска, а во-вторых, удивляет точность, с которой имитируется спектр белого цвета. Али направила на раковину луч фонаря.
И вдруг вспомнила другую радугу, прочертившую небо после грозы. Мэгги тогда было два года. Они лежали на одеяле, расстеленном на склоне холма, и восхищались яркими цветами радуги. И сразу же в памяти всплыла другая картина: она читает сказку «Рыбка-радуга» лежащей в постели дочери. Картина снова меняется. На этот раз они с Мэгги пьют горячий шоколад, слушают «Ковбой Джанкис». И рисуют радугу.
Али выронила ракушки. Отшвырнула от себя радугу. Воспоминания потускнели.
На Императорском озере подобные ассоциации участились. Это тревожило Али. Мэгги возникала буквально из ниоткуда и была такой реальной, что до нее, казалось, можно дотронуться. Иногда воспоминания цеплялись за реальность, как в случае с радужными раковинами. А иногда Мэгги словно звала ее откуда-то издалека — просто голос, не трехлетней девочки, но все равно голос дочери.
После похорон Али едва не удалилась в монастырь, надеясь, что сможет вновь обрести Бога. А вместо этого основала институт и с головой погрузилась в изучение дьявола и его темной цивилизации. Если ей удастся найти в этой жестокости хотя бы луч света, тогда… что тогда? Тогда, быть может, она увидит милость Божью в его необыкновенной жестокости по отношению к ним? Опасность же заключалась в том, что она так хорошо узнает хейдлов, что научится любить их. Теперь обнаружилась новая напасть — возможно, ей не удалось справиться с воспоминаниями.
Али была уверена, что похоронила их. Но тьма порождала желания.
«Спи, малышка, — мысленно произнесла Али. — Я люблю тебя. Больше я ничего не могу для тебя сделать».
Ее догнал Грегорио.
— Александра, почему ты так беспечна? Держись рядом со мной. Или позволь мне сопровождать тебя.
— Ты сказал, что здесь пусто.
— А если я ошибся? Может, тут кто-то есть.
— Я пойму.
— Как?
Почувствую запах. Услышу. И это правда. Ее чувства обострялись с каждым днем. Преисподняя снова поглощала ее. Али ничего не говорила Грегорио, потому что сама боялась — даров подземного мира и его соблазнов. Бездна способна проглотить тебя в мгновение ока. Доказательством тому служил Айк.
Они прошли деревню насквозь, водя по сторонам лучами фонарей. Там, где рухнула крыша, Али заглядывала внутрь поверх стен. Вещи колонистов свидетельствовали о медленном распаде. Разбросанная одежда истлела. Фотографии, газеты, книги, диски — все это словно было в ярости подброшено в воздух и так и осталось лежать. Озадаченная, она пробиралась между покинутыми жилищами.
Пятнадцать лет назад, после открытия субтерры, первопроходцы обосновались в немногочисленных укрепленных «центрах», построенных по образцу предполагаемых лунных или марсианских колоний. Тут опять не обошлось без НАСА. Но в те времена хейдлы были еще активны, что сдерживало экспансию. Колонисты старались не удаляться от укрепленных центров дальше чем на день пути. И действительно, вплоть до экспедиции «Гелиоса», подарившей ей Айка, «глубинная разведка» ограничивалась краткосрочными рейдами шахтеров, ученых и военных патрулей. Затем случилась эпидемия — вирус выпустил кто-то из членов экспедиции, — и жителей субтерры эвакуировали. Отказавшиеся уезжать колонисты умерли вместе с хейдлами. Так закончилась первая волна колонизации.
Вторая волна началась два года спустя. Приободренные «вымиранием» субтерры (Али бесил этот стерильный термин, потому что случившееся было откровенным геноцидом), люди устремились под землю. Привлеченные возможностью разбогатеть, начать жизнь сначала или попасть под амнистию, а также просто сосланные властями своих стран, колонисты новой волны, словно сорняки, распространялись во все стороны от старых центров. Однако бум довольно быстро закончился.
Под океанами и континентами, и особенно в этом удаленном регионе под дном Тихого океана, население новых территорий стремительно сокращалось. Эксперты называли разнообразные причины «коррекции»: усталость первопроходцев, страх перед раковыми заболеваниями, обезображивание и вызванную вечной тьмой депрессию. Все больше колонистов жаловались на бессонницу, ночные кошмары и социальную самоизоляцию — вполне прогнозируемые следствия сбоя биологических часов в отсутствие солнца.
Али начинала подозревать, что причина тут другая, более глубокая. В последние десятилетия двадцатого века человек проложил дорогу в глубины джунглей и столкнулся с неизвестными вирусами: ВИЧ, Эбола, Марбург и прочими. Совершенно очевидно, что у субтерры тоже имелись естественные средства защиты. Не этим ли объясняется безлюдье и вымирание, которое она тут наблюдает? Может, подземный мир так реагирует на вторжение человека?
Осветив каменную стену, Али увидела десятки маленьких трубочек белой бумаги, торчавших в щелях кладки. В первой деревне она удивилась. С тех пор им встретилось множество таких «стен плача». Али вытащила одну записку и развернула, заранее зная, что внутри. Голоса. Всегда голоса.
«Вчера приходила Трина, — прочла Али. — И папа! Мы разговаривали. Они назвали себя и напомнили мне о разных вещах. У Трины была привычка все время причесывать волосы. Словно пересчитывала деньги. Она хотела, чтобы я вспомнила. Думаю, именно для этого я им нужна. Я для них как остров. Они могут отдохнуть со мной, прежде чем вернуться в воду».
Али разжала пальцы, и листок упал на землю. Грегорио проявлял больше уважения — он снова скручивал каждый клочок бумаги и засовывал в стену.
— Есть что-нибудь? — спросила Али.
— Слова и каракули, — ответил Грегорио. — Записки с того света. Один слышал голоса. Другой видел призраки. Одно и то же. Безумие. Александра, мне кажется, мы гоняемся за тенью.
— Продолжай. Там есть упоминания о детях или хейдл ах? Может кто-нибудь видел следы? Кража еды, исчезновение людей или животных, предположение о том, что тут проходили хейдлы?
Грегорио перевернул металлическую пластинку.
— Ага, вот. «Добро пожаловать в Шевроле». Теперь мы знаем, что кто-то любил эту марку машин.
— Уже кое-что, — сказала Али и достала блокнот.
Они разделились. Нырнув в боковую комнату, Али обнаружила разбросанные бумаги, кучки засохших фекалий и скелет в углу. На челюсти видны остатки бороды. Рядом нож. Кости запястья лежат на песке, порыжевшем от крови. Еще одно безымянное самоубийство.
Появившийся в двери Грегорио увидел кости. Сейчас перекрестится, подумала Али. Он так и сделал. Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Али улыбнулась.
— Нужно возвращаться к лодке, — сказал он. — Я нашел еще топливо и ящик с продуктами. Больше здесь делать нечего.
Как и во всех предыдущих деревнях на их пути, тут не обнаружилось ничего, что могло бы пригодиться им в поисках. У некоторых поселений имелись названия, и Али записывала их в блокнот. Это будет Шевроле, деревня Бородатого Скелета.
— Александра?
— Да?
— Я тут кое о чем подумал.
Али ждала.
— Если это болезнь, то мы уже могли заразиться.
