Жискар повернул к. нему голову и уставился на Бейли, которому вдруг почудилось, что свечение в глаза робота стало ярче, словно они были готовы запылать негодованием от этой презрительной клички. Но голос Жискара остался мягким, а его глаза не вспыхнули, когда он сказал:
– Я ответил бы, сэр, но в то время мисс Василия приказала мне никогда ничего не говорить обо всем, так или иначе связанном с их расставанием.
– Но я приказываю тебе отвечать и могу сделать этот приказ абсолютно категорическим… если пожелаю.
– Мне очень жаль, – сказал Жискар, – но мисс Василия и тогда уже была искусным робопсихологом, и ее распоряжения окажутся сильнее любых ваших, сэр.
– Да, она должна была хорошо разбираться в робопсихологии, поскольку, как рассказал мне доктор Фастольф, однажды внесла изменения в твою программу.
– Это было безопасно, сэр, так как доктор Фастольф сразу же исправил бы любую ошибку.
– Так он что-то исправлял?
– Нет, сэр.
– А какие это были изменения?
– Мелкие, сэр.
– Возможно, но просто, чтобы удовлетворить мое любопытство: что именно она сделала?
Жискар заколебался, и Бейли прекрасно понял почему.
– Боюсь, – сказал робот, – что о репрограммировании я ничего сказать не могу.
– Тебе запретили?
– Нет сэр. Но репрограммирование автоматически стирает все, что было раньше. Если я в чем-либо изменился, мне бы казалось, что я всегда был таким, и у меня не сохранилось бы никаких воспоминаний о том, каким я был до изменения.
– Так откуда же ты знаешь, что изменения эти были именно мелкими?
– Поскольку доктор Фастольф не счел нужным скорректировать изменения, внесенные мисс Василией, а об этом он сам мне как-то сказал, я и сделал вывод, что они были мелкими. Вы можете спросить о них мисс Василию, сэр.
– Я так и сделаю, – отозвался Бейли.
– Однако, боюсь, сэр, что она не ответит.
Бейли пробрал озноб. До сих пор он расспрашивал только доктора Фастольфа, Глэдию и этих двух роботов, то есть тех, у кого были все причины сотрудничать с ним. Теперь впервые ему предстояло встретиться с враждебностью.
37
Бейли вышел из машины, которая стояла на траве, и с удовольствием ощутил под ногами незыблемую землю.
Он посмотрел по сторонам и удивился: здания стояли относительно близко друг от друга, а справа высился огромный прямоугольник из металла и стекла.
– Это Институт? – спросил он.
– Институт, партнер Элайдж, – ответил Дэниел, – это весь комплекс. Вы видите лишь часть его, и застройка здесь более плотная, чем где-либо еще на Авроре, поскольку он представляет собой самостоятельную и самодостаточную политическую ячейку. В него входят частные дома, лаборатории, библиотеки, спортивный комплекс и так далее. А большое здание – это административный центр.
– Он настолько не в духе Авроры, во всяком случае, судя по тому, что я видел в Эосе, что, казалось бы, такое скопление зданий должно было бы вызвать заметное неодобрение.
– Так, по-моему, и было, партнер Элайдж, но глава Института находится в дружеских отношениях с председателем Законодательного собрания, человеком очень влиятельным, и получил специальное разрешение для обеспечения научно-исследовательской работы оптимальными условиями. Так, во всяком случае, я слышал. – Дэниел задумчиво посмотрел по сторонам. – Да, он заметно компактнее, чем я полагал.
– Чем ты полагал? Ты что, Дэниел, никогда прежде здесь не бывал?
– Нет, партнер Элайдж.
– А ты, Жискар?
– Нет, сэр.
– Но ты же нашел дорогу сюда без всяких затруднений и вроде бы хорошо знаешь это место, – сказал Бейли.
– Нac надлежащим образом информировали, партнер Элайдж, – объяснил Дэниел, – поскольку мы должны были вас сопровождать.
Бейли медленно кивнул и вдруг спросил:
– А почему доктор Фастольф с нами не поехал?
И снова убедился, что пытаться поймать робота врасплох бесполезно. Задаешь вопрос быстро, неожиданно, а они просто выжидают, пока не осмыслят его, и только тогда отвечают.
– Доктор Фастольф сказал, – ответил Дэниел, – что он не член факультета и не считает возможным приехать без приглашения.
