вам… э-э-э… несколько вопросов. Простите, не знаю, как называть вас — существо, рыба или, может быть, м-м-м… русал? — Лицо телевизионщика изобразило вежливое смущение, но наигранность была слишком очевидной.
В ужасе я взглянула на Саймона. Он был спокоен.
— Я слушаю вас, Михаил. Что вы хотите узнать? — спросил он своим удивительным бархатным голосом.
— Я не то чтобы узнать хочу… Скорее посмотреть… — тут Михаил почему-то взглянул на море и замялся. — Вся Бетта гудит о том, что местный спасатель — это Морской из наших старых легенд. Ну, вы знаете, всем нам тут такое бабушки в детстве рассказывали… — он снова кинул тревожный взгляд на море. — Среди местной журналистской братии, которую я возглавляю, волнения сильные…
Саймон пристально смотрел на Михаила и молчал. Журналист как-то сник, словно сбился с мысли.
— Ну скажите хоть что-нибудь! Как вы прокомментируете эти слухи? — встряла женщина.
— Никак. Уходите, — тихо произнес Саймон.
Женщина не унималась:
— А что вы так обижаетесь? Мы с вами корректно разговариваем! Вот когда вами спецслужбы займутся, другой будет разговор! — взвизгнула она.
— Ася, ну что ты болтаешь? Нас же просили не разглашать! — раздраженно прервал ее главный. Он снова покосился на море, затем оглядел свое окружение. — Ладно, пошли. Сворачивай скорее аппаратуру, Максим! — нервно приказал он парню с камерой и надел свою заношенную кепку.
Максим посмотрел удивленно, но послушался.
Через несколько минут толпа журналистов уже грузилась в «Газель», стоявшую у входа на пляж. Я боялась даже поднять глаза на Саймона — так мне было стыдно за эту сцену. Но когда он заговорил, в его голосе звучала улыбка.
— Не догадываешься, почему Быстроумов так стремительно удалился? — спросил Саймон.
— Внушение? — загорелась я любопытством.
— Я ему внушил, что с моря идет цунами…
Мы хохотали, как дети, снимая стресс, вызванный этой неприятной историей. А потом Саймон пригласил меня к себе домой, и мы, взявшись за руки, неторопливо пошли вдоль кромки воды.
Покрытое мелкой зыбью, море было настроено игриво. Оно то затихало до полного штиля, то вдруг накатывало нам на ноги быструю холодную волну. Я отложила все свои расспросы на потом и приняла игру, то и дело отпрыгивая в сторону, со смехом увертываясь от пенящейся воды. От того, что Саймон находился рядом, я была в эйфории. Мир вокруг стал ярким и сверкающим, он обрушил на меня все свои краски, звуки и запахи. Особенно острю я почему-то ощутила, что море пахнет арбузом. «Боже, как же хорошо в Бетте!» — подумала я и от избытка чувств сжала руку Саймона. Но он даже не взглянул на меня. Его отрешенный и строгий вид свидетельствовал о том, что мысли его далеко отсюда.
И тут же праздник закончился. Я поняла, что кеды у меня насквозь промокли, а море больше не пахло арбузом. Ну конечно! То, что сейчас произошло на пляже, наверняка ранило и оскорбило Саймона. Перед моим мысленным взором встали телевизионщики. Почему они вели себя так, будто Саймон — сбежавший из зоопарка жираф? Или пришелец из космоса, не понимающий их слов? Как там они его назвали? Русал! В душе у меня все так и вскипело. Я повернулась к Саймону:
— Я их ненавижу!
— Кого? — удивленно спросил он, поворачивая ко мне прекрасное лицо.
— Этих! Телевизионщиков! Как они могли так разговаривать с тобой?!
— Как? — недоумевал Саймон.
— Словно ты не человек!
— Полина, ты забыла, Я действительно не человек… — очень спокойно ответил он. — Я морское существо, которое способно прожить без воды лишь несколько часов…
— И тебя не задели их слова? — настаивала я.
— Нет. Это их работа, — все так же невозмутимо сказал он.
Я подумала, что иногда отсутствие эмоций — большой плюс. Ведь я еще ни разу не видела Саймона переживающим мелкую человеческую обиду. Даже когда мой папа вместо того, чтобы поблагодарить Морского за мое спасение, заподозрил его в причастности к похищению, это не вызвало у Саймона никаких чувств. И наглое поведение телевизионщиков, которое кого угодно вывело бы из себя, не произвело на него впечатления. Но что-то все равно было не так, я чувствовала это!
— Я о другом задумался… — тихо, словно с самим собой, поделился Саймон. — Кто им про меня рассказал? И что рассказал?
Он смотрел поверх моей головы на море, словно там искал ответ на свои вопросы. Морской ветерок ворошил его блестящие русые волосы. А ведь правда — кто? И тут только я поняла всю серьезность положения. Кто-то в Бетте знает, что Саймон — не человек. И рассказал об этом журналистам. Но неужели Саймон думает, что это сделала я? Волна с шорохом плеснула на берег и залила мои кеды до щиколоток. Ноги обожгло холодом, но я даже не вздрогнула. Я всматривалась в непроницаемое лицо любимого, пытаясь понять: неужели он считает меня способной на это?
Обычно у моря в солнечный день глаза его были ярко-голубыми, словно таили в себе весеннее небо. Но сейчас они потемнели, будто небо закрыла грозовая туча. Мне стало страшно.
— И что ты думаешь по этому поводу? Что человек, который тебя любит, раскрыл кому-то твой секрет? — Голос мой был твердым, но в душе все кипело.
— Полина, я много лет наблюдаю за людьми. И видел, что некоторые из них ведут себя очень странно…
— Что значит странно?
— Для них очень много значит возможность оказаться на страницах газет или на экране телевизора. Иногда ради этого они готовы на все… — Саймон слегка усмехнулся и добавил совсем тихо: — Особенно девушки…
От промокших ног холод пошел по всему телу, меня бил озноб. Я вспомнила, как совсем недавно Саймой рассказал мне историю одной греческой парочки, с которой он познакомился несколько лет назад. Парень с девушкой, красивые, как боги, любили друг друга, вызывая всеобщее восхищение и зависть. Их часто видели у моря: летом они каждый день уплывали на лодке, чтобы уединиться на острове. Они все время проводили вдвоем, и им никто не был нужен. А в один из сентябрьских дней по греческому телевидению показали ток-шоу, где девушка поливала грязью своего бывшего возлюбленного. После этой передачи ее затухавшая было карьера модели пошла в гору…
Мы молча шли вдоль кромки воды, и моя рука лежала в его руке. Но мы как никогда были далеки друг от друга. На меня накатывало то отупляющее отчаяние, то, наоборот, страшное возбуждение, и мысли загорались в голове, как вспышки. Я хотела одного: доказать Саймону свою непричастность к слухам. Но все мои доводы и аргументы сводились к беспомощному: «Я же люблю тебя!» И что он ответит мне на это? «Та греческая девушка тоже говорила это своему парню, Полина…»
Я уже не обращала внимания на волны, то и дело заливавшие мои кеды. Слезы стояли в глазах, сердце жгло огнем. А ноги все шагали и шагали по мокрому песку, и казалось, что мои следы в нем все глубже, потому что на плечи давила невыносимая тяжесть. Уже показалась среди листвы резная крыша дома Саймона, мы почти дошли до ворот. И вдруг меня озарило:
— Саймон, я согласна — ты знаешь много плохих историй…
Он повернул ко мне голову, в его темно-синих глазах мелькнул интерес — он явно не ожидал этих слов.
— Но я никогда не поверю, что за несколько сотен лет ты ни разу не видел настоящую любовь! И если есть девушки, которые отказываются от своего парня ради славы, то есть и такие, которые откажутся от славы и богатства ради любви! — выпалила я на одном дыхании.
На секунду Морской приостановился и задумался. Прекрасное лицо его посветлело, четко очерченные губы изогнулись в улыбке.
— А знаешь, Полина, ты права. Я ведь и это видел! Я во время войны много нового узнал о людях… — голос его стал мягче.
Саймон достал из кармана джинсов пульт управления воротами и нажал кнопку. Металлические
