Я и сам был бы не прочь куда-нибудь податься — мир поглядеть.
— Госпожа Ливингстон ездила с ним?
— Никогда. Они жили как друзья-соседи, не больше. И то лишь когда он бывал дома!
— Расскажите о счетах членов ложи святого Патрика… — попросил старший инспектор.
— Мне и самому только недавно стало известно, что у них у всех есть в нашем банке счета дебиторов. Ваш офицер, собственно, и указал мне на это. Господин Ливингстон сам занимался этими личными счетами…
— Потому что все они — братья…
— Возможно, но не в том суть… Господин Уинстон Дин должен нам больше пятидесяти тысяч фунтов… У мэтра Куперсмита кредит больше чем на сто тысяч… С остальными примерно то же самое… Господин Ливингстон слишком легко обращался с деньгами своего банка!
Сэр Малькольм в свою очередь спросил:
— Вы знаете такого Джона Кертни?
— Нет. Знаю только, что он состоит в нашей ложе, но его самого там ни разу не видел.
— И никогда не слышали, чем он занимается?
— Кажется, он артист или что-то в этом роде…
— Может, музыкант?..
— Видите ли, господа, я в таких делах плохо разбираюсь.
— Мэтр Артур Куперсмит в самом деле числится адвокатом в «Ливингстон-Банке»?
Бронсон поморщился:
— Боже мой, нет! По рекомендации господина Ливингстона он действительно хотел было сунуть нос в наши дела. Но я не позволил. У нас закрытая организация, все люди проверенные, я сам их подбирал.
Сэр Малькольм продолжал:
— Уважаемый сэр, я вижу, вы человек весьма сведущий. И мне бы очень хотелось, чтобы вы рассказали в двух-трех словах о том собрании в ложе, когда умер Джон Ливингстон.
— Да тут особенно нечего говорить…
— Вы, кажется, играли роль одного из трех завистливых подмастерьев, которые должны были поразить Хирама каким-то рабочим инструментом…
— Все так. Я же должен был и поднять его после того, как он якобы умер — символически.
— А он умер по-настоящему.
— Я не сразу это понял и даже сейчас плохо себе представляю, что тогда произошло.
— Передник, господин Бронсон, передник!
— Ну и что? При чем тут передник?
— Вы что, ничего не заметили?
— Как же! Он был из музея. Господин Ливингстон обожал красивые тряпки, всякие украшения… И потом, видите ли…
— Господин Бронсон, — повышая голос, сказал сэр Малькольм, — только не надо басен про трубку с ликоподием. Нам все известно.
— Что именно?
— Кто пытался сжечь запон восемнадцатого века на одном из светильников?
Бронсон какое-то время колебался, потом ответил:
— Майкл Вогэм. Да-да, точно.
— А Досточтимый Дин помешал, так?
— Кажется, да, но в это время все суетились вокруг госпожи Ливингстон. Думали, смерть мужа будет для нее страшным ударом, хотя лично я так не думал.
— То есть как? — с любопытством спросил Форбс.
— Они даже не были супругами. Он — постоянно в разъездах. А она — в объятиях… Впрочем, лучше промолчу.
— Вы и так почти все рассказали! — настаивал старший инспектор.
Тогда Бронсон таинственно произнес:
— Спросите на Кингс-Кросс…
— В доме двадцать семь на Копенгаген-стрит, так? — уточнил сэр Малькольм.
Это был адрес Майкла Вогэма, цветовода, вырастившего изумительную «Элизабет-Мэри». Как бы то ни было, Бронсон встал, давая тем самым понять, что беседа закончена и пора прощаться.
— Ладно, — проговорил благородный сыщик. — Мы с вами, конечно, еще увидимся, господин Бронсон, и очень скоро, а пока мое почтение. Не сомневаюсь, с вами банк не пропадет.
Маленький человечек, явно довольный, проводил друзей-сыщиков до вестибюля, где стояла большая рождественская елка. На прощание Бронсон объявил сэру Малькольму:
— Решите когда-нибудь закрыть счет в своем банке, не забудьте про нас. Примем вас с большим почетом…
— Ах да, — сказал вдруг сэр Малькольм, — чуть не забыл! Кто из членов ложи ввел вас в их общество?
Бронсону такой вопрос пришелся явно не по душе. Он на мгновение задумался и наконец ответил:
— Бог мой, сейчас и не вспомню… С тех пор, знаете ли, столько воды утекло…
Друзья-сыщики не настаивали и на этом откланялись, а уже на улице Дуглас Форбс воскликнул:
— Ну не чудно ли? По-моему, если тебя принимают в клуб, уж имя-то своего крестного отца грех не запомнить!
— Наверняка Бронсона к масонству приобщил его патрон. А Бронсон, как вы, должно быть, заметили, его недолюбливал.
— Как и Элизабет Ливингстон!
— Наш голубчик Бронсон надел на себя костюм, который ему явно не по размеру, — заключил сэр Малькольм.
Глава 13
В полицейской машине, которая везла их к дому Питера Шоу, секретаря ложи, Дуглас Форбс сказал сэру Айвори:
— По-моему, у этого Бронсона рыльце изрядно в пуху. Даже не скрывал радости, оказавшись в кресле своего патрона. Не любил он его. А нам врал, что впервые увидел госпожу Ливингстон только вечером в день убийства. Они водят нас за нос на пару. Вспомните, что говорила горничная. Госпожа Ливингстон и Бронсон ворковали по телефону, как влюбленные голубки… Вот и сговорились убить муженька, чтоб не мешал.
— Чем же он им мешал?
— Супруги наверняка ссорились меж собой. И потом, Бронсон спал и видел, как бы занять кресло Ливингстона…
— А меня, — заметил сэр Малькольм, — куда больше занимают поездки нашего экстравагантного банкира. Обратили внимание, он повадился как раз в те страны, где бывал и Энтони Хиклс?
— Точно, в Азию.
— И почему Ливингстон ссужал деньгами своих друзей-приятелей? Хотелось бы верить, что им двигало только чувство масонского братства, но уж больно суммы большие!
Они подъехали к дому 142 на Эссекс-роуд, в квартале Айлингтон, где жил Питер Шоу. К их величайшему удивлению, его дом представлял собой одно из тех огромных современных зданий, где проживали отставные члены правительства. Друзья-сыщики нашли охранника, но тот так и не смог точно указать им номер квартиры журналиста. Наконец они поднялись на десятый этаж и оказались в глубине коридора, наполненного далеко не самыми приятными запахами. Друзья позвонили в дверь — им открыл Шоу.
