расшифровали текст устава, перевели и распечатали на машинке, чтобы проще было его толковать и исполнять описанный в нем ритуал. Всем участникам выдается по экземпляру текста, каждый читает помеченные для него реплики и сопровождает их соответствующими жестами. Сейчас все экземпляры собраны у меня, и я вовсе не обязан их отдавать.
Дуглас Форбс решил, что пришло наконец время заявить о себе. До сих пор старший инспектор стоял молча, предоставив своему именитому другу вести допрос по его усмотрению, но теперь, когда вознамерились перечить Скотланд-Ярду, разве он мог такое стерпеть?
— Сэр, — строго сказал он, — ваши бумаги такие же улики, как и все остальное в этом помещении, а его, кстати, я велю опечатать. Так что соблаговолите выполнить просьбу сэра Малькольма.
Мэтр Артур Куперсмит вскочил, точно черт из табакерки:
— Я решительно протестую против подобных мер, потому что считаю их противозаконными! Эти уставы — достояние масонского ордена и не имеют никакого отношения к смерти несчастного Джона Ливингстона! Вы и символы солнца и луны унесете? А может, Библию и стулья заодно прихватите?
Старший инспектор позволил сэру Малькольму ответить на дерзкий выпад адвоката. Правда, он это сделал довольно своеобразно:
— Сказать по правде, господа, я считал, что франкмасоны во время своих церемоний надевают белые перчатки…
— Так и есть, — ответил Досточтимый. — Мы сняли их перед вашим приходом вместе с передниками. И уж если вам угодно знать все до конца, я снял и перевязь почетного председательствующего офицера, а брат Хиклс — перевязь первого стража. Вы их тоже желаете осмотреть?
— Инспектор, будьте добры, соберите все перчатки и перевязи и пометьте, кому что принадлежит, — попросил благородный сыщик.
Адвокат снова возмутился:
— Это грубейший произвол! Мы в Великобритании, а здесь, насколько мне известно, чтут традиции и права!
Сэр Малькольм как будто его не слышал и, подойдя к престолу Досточтимого Дина, задал другой вопрос:
— Уважаемый сэр, на брате Ливингстоне была перевязь? Ведь до того как перевоплотиться в Хирама, он держал плато второго стража, не так ли?
Дин заметно смутился, и Хиклс поспешил ответить вместо него:
— Право, странно. Он, наверно, забыл перевязь дома.
— Неужели? А я думал, все атрибуты хранятся в ложе…
— Мы забираем с собой только передники и перевязи. Как, впрочем, и перчатки…
Тут благородный сыщик спросил:
— Кстати, а где перчатки Ливингстона? Такое впечатление, будто все его масонские принадлежности вдруг разом испарились!
— Ничего подобного, — резко возразил Майкл Вогэм, — вот эти перчатки как раз не мои, а, судя по всему, Джона!
Форбс подошел к цветоводу и поинтересовался:
— Почему вы так уверены, что у вас оказались перчатки покойного Ливингстона?
— Они у нас помечены на запястье инициалами владельца. Видите, здесь вышито «Дж. Л.».
— Когда же вы успели их подменить?
— Я, должно быть, оставил свои на стуле, перед тем как мы спустились в нижний зал. Тогда кто-то из братьев, наверно, по ошибке…
— Прихватил ваши, а вместо них подложил перчатки покойного? Не кажется ли вам это странным? Может, кто-нибудь еще попробует объяснить?
Члены ложи как будто не расслышали вопрос. Сэр Малькольм какое-то время хранил молчание, хотя присутствующим пауза показалась слишком затянувшейся, а потом наконец спросил:
— Ну что ж, господа, вынужден заметить, что вы говорите далеко не всю правду. Да-да, господа! Так куда же подевались масонские атрибуты вашего брата? И что означает эта подмена перчаток? С другой стороны, я не настолько наивен, чтобы поверить, к примеру, в то, что ликоподий может гореть ярким пламенем. Да будет вам известно, он горит так, что от его огня и сигарету не прикурить… А чтобы опалить брови вашему другу Ливингстону… Нет уж. Тут что-то другое, и вам очень хотелось бы это скрыть. Так что я вынужден просить вас оставаться на своих местах, пока не соберут все ваши атрибуты и по приказу старшего инспектора не обыщут здесь все помещения. К тому же на обыск уйдет не так уж много времени, ведь, как я понимаю, кроме зала, где мы находимся, и еще одного, на первом этаже, где у вас трапезная, остаются только гардеробная, или, по-вашему, притвор, и комната для размышлений.
Гробовую тишину, последовавшую за столь категоричным заявлением, нарушил лишь гул автоматически включившегося обогревателя.
Форбс сложил все собранные принадлежности в мешок для вещественных доказательств, прикрепив к каждой ярлык, который был подписан собственноручно, хотя и весьма неохотно, ее владельцем. Когда старший инспектор собрался было уходить, сэр Малькольм подозвал его и тихонько шепнул ему на ухо:
— Обыщите лично и маленький кабинет на том же этаже. Ничуть не удивлюсь, если там отыщется что-нибудь эдакое.
И Форбс ушел, прихватив с собой мешок с вещественными доказательствами.
— Сэр Малькольм, вы ведете себя совершенно возмутительно! — резко заявил Уинстон Дин. — Если отец ваш действительно был одним из наших, вам пристало бы относиться к нам с большим уважением, хотя бы в память о нем.
— Господин Дин, отец у меня был антикваром. И человеком чести, притом настолько, что не позволял себе обманывать клиентов ни в единой, даже самой ничтожной мелочи, умаляющей цену предлагаемой на продажу вещи, особенно если покупатель был неискушенным. Здесь же в роли неискушенного выступаю я, а вы пытаетесь меня обвести вокруг пальца, утаив не какую-нибудь мелочь, а важные показания. Что же произошло на самом деле? Вы сговорились молчать. Но вы совершили большую ошибку. Отныне, что бы вы ни делали, что бы ни говорили, я буду вас подозревать, и вполне оправданно.
Тут за дверью послышался тихий шум, и вслед за тем она сразу же открылась. Старший инспектор, ворвавшись в зал точно безумный, поспешил прямо к сэру Малькольму и, задыхаясь, прошептал:
— Сэр, какой ужас! Там, в кабинете… нет, я туда больше ни ногой! У них там в кромешной тьме спрятан скелет!
Глава 5
Сэр Малькольм проследовал за старшим инспектором в притвор ложи. Как только дверь за ними закрылась, он, не удержавшись, рассмеялся. Форбс, не понимая, в чем дело, воскликнул:
— Сэр, разве вы не поняли? Там, в комнатенке, скелет!
— Дорогой Дуглас, простите ради бога. Видите ли, этот кабинет называется у масонов комнатой для размышлений. Там они запирают кандидата. Оставляют его на часок-другой наедине с черепом или скелетом, чтобы он как следует поразмыслил о высшем смысле бытия.
Старший инспектор так и ахнул.
— Это правда? Но ведь скелет-то настоящий… Ну и обычаи у них, хуже не придумаешь!
— Идемте! Сейчас поглядим, что там такое.
Они вошли в кабинет. Помещение едва освещалось красной лампочкой, и скелета даже не было видно — о том, что он все-таки есть, оставалось лишь догадываться. Форбс включил карманный фонарик. На одной стене они прочли надпись: «Коли тебя привело сюда любопытство, входи!» А на другой, рядом с песочными часами, виднелось только одно слово «купорос». На полу друзья разглядели какой-то темный комок. Сэр Малькольм подобрал его и поднес к лампе. Это был изодранный в клочья, почерневший передник с синей перевязью.
— А вот и масонские принадлежности Ливингстона, — проговорил благородный сыщик. — Я так и
