выдающийся этнолог, не только мой коллега, но и вообще человек исключительного благородства, и я очень его уважал. Нас с ним свела работа, а после его смерти я сблизился с Эммой, его вдовой, и с двумя их детьми.
— Давайте, с вашего позволения, вернемся к Тейлорам. Странно, они вам не родственники, а участие в семейном совете все-таки принимали…
— Должен сказать, в свое время Патрик помогал Грегору Адамсу в его исследованиях. А когда Адамса не стало, он продолжал помогать добрым советом Эмме. Кстати, его сестра Дженнифер влюблена в Кевина, вернее, была влюблена. Увы, пережить сегодняшний день всем нам будет трудно…
— У вас в гостях еще кто-нибудь был? — спросил Дуглас Форбс.
— Мэтр Брайан Дервантер, семейный нотариус Адамсов, тоже был с нами — в качестве юрисконсульта. Он тоже оставался здесь на ночь, а сейчас, кажется, куда-то ушел. Но ко второму завтраку должен вернуться.
— Это все? — хотел уточнить старший инспектор.
— Да, — ответил профессор, еще раз перебирая в памяти все имена: Эмма Адамс, двое ее детей — Элис и несчастный Кевин, брат и сестра Тейлоры и, наконец, мэтр Дервантер.
— Прекрасно, — заключил Форбс, записав все имена к себе в блокнот в мягкой обложке. — Итак, придется их всех допросить.
— Полагаюсь на ваше чувство такта, — живо проговорил Даллингтон. — Смерть Кевина для всех нас потрясение, понимаете?.. Сэр Малькольм, если б я только знал, что когда- нибудь мы с вами встретимся в столь прискорбных обстоятельствах…
Тут открылась дверь, и в гостиную вошла женщина лет пятидесяти в простеньком черном платье, с забранными в пучок седеющими волосами; ее серьезное лицо было тронуто едва заметной улыбкой.
Даллингтон подошел к ней и с жаром схватил за руки:
— Милая Эмма! Дорогой мой друг!
— Что с вами, Мартин? Вы, вижу, весь дрожите. А кто эти джентльмены?
Профессор усадил вдову Грегора Адамса и одним духом выпалил:
— Бедная моя Эмма! Беда пришла в наш дом.
Глава 4
Когда профессор Даллингтон после обходительного предисловия смог, наконец, сообщить матери о смерти ее сына Кевина, та вскрикнула, и у нее началась, было, истерика; потом несчастная вдруг бессвязно заговорила, что свидетельствовало о внезапном, хотя и временном помутнении рассудка.
Дуглас Форбс больше всего боялся тяжелых минут, которые повторялись всякий раз, когда приходилось сообщать родственникам о внезапно постигшем их горе. Обычно старший инспектор возлагал столь щекотливое поручение на лейтенанта Финдли. Сейчас же ему волей-неволей пришлось самому присутствовать при подобной трагической сцене, и он не знал, как себя вести. А сэр Малькольм, похоже, относился к происходившему хладнокровно: он внимательно наблюдал за бедной матерью и профессором, точно энтомолог, рассматривающий через лупу каких-нибудь букашек. Такое отношение поразило Дугласа Форбса, и, отведя благородного сыщика в сторону, он сказал:
— Сэр, если позволите… Можно подумать, для вас такие тяжкие зрелища что-то вроде спектакля…
— А может, это и есть спектакль…
— Вы думаете? Неужели эта парочка уже знала о смерти Кевина?
— Как обнаружили тело в заброшенном доме?
— Какой-то бродяга забрел туда случайно — искал, как видно, где бы проспаться после попойки, ну вот и наткнулся на труп. Струхнув не на шутку, он кинулся к ближайшему постовому — тот осмотрелся на месте и сразу же позвонил нам.
— В котором часу бродяга заявил о своей находке?
— В половине шестого утра.
— А что говорит врач — когда наступила смерть?
— Около часа ночи, но это еще надо уточнить.
— Замечательно. Так вот, дорогой Дуглас, мне больше нечего здесь делать. Теперь вы знаете, я тут ни при чем. И, стало быть, я возвращаюсь домой.
Тут Форбс спохватился:
— Но сэр Малькольм… Не сердитесь… Эта ваша книга… Что ни говори, странное совпадение!
— Совпадение или нет, только вы не имели права обращаться со мной, как с обыкновенным преступником. Вы сильно огорчили меня, Дуглас!
— Дорогой друг, пожалуйста, примите мои извинения. Нынче утром я и впрямь был не в духе. Госпожа Форбс, моя супруга, уж не знаю, какая муха ее укусила, решила сорвать на мне зло.
— Но разве это повод выплескивать раздражение на старого друга?
— Ах, сэр Малькольм, я сражен наповал. Что же мне сделать, чтобы вы меня простили?
Благородный сыщик улыбнулся и по-дружески положил руку на плечо старшему инспектору:
— Чтобы я вас простил? Передайте это дело мне. Уж очень оно интересное.
— Договорились! Прямо сейчас позвоню майору Тернеру и поставлю его в известность.
— Только осторожно! Ни вы, ни Финдли не вздумайте проговориться о том, что было на трупе и рядом с ним. Мы ни о чем не догадываемся. Пусть это пока будет тайной.
— Хорошо, сэр. Понятно, сэр. К вашим услугам, сэр Малькольм.
Форбс в сильном смущении вышел, лейтенант последовал за ним. Тернер был в Скотланд-Ярде большим начальником. Он ценил помощь сэра Малькольма Айвори и его особые методы. Поэтому ничуть не удивился решению этого незаурядного сыщика, а сэр Айвори меж тем вернулся в маленькую гостиную и принялся внимательно осматривать ее убранство.
На стенах висели африканские маски. Они чередовались со вставленными в рамы декоративными досками догонской[4] работы. В большой витрине стояли статуэтки, изображавшие воинов и женщин баконго[5] и сенуфо,[6] а также каких-то животных неизвестного вида. Маленькая обезьянка, стоя на задних лапах, держалась за живот, который, казалось, готов был лопнуть. Не иначе как она собиралась породить целый мир.
Эмма Адамс вышла, вернее, выбежала из гостиной, где только что узнала о смерти сына. Совсем потеряв голову, она, конечно, поспешила к себе в комнату рассказать обо всем дочери Элис. Мартин Даллингтон подошел к сэру Малькольму и сказал:
— Все это безделушки. Настоящие сокровища находятся у меня, как я говорю, в музее. В такие трудные минуты, как сейчас, пожалуй, только страсть и может спасти от жестокой хандры.
— Охотно верю. На страдания госпожи Адамс нельзя смотреть без боли.
— Она любила Кевина безумно. Опекала по-всякому, потакала всем прихотям, особенно после смерти мужа. Она баловала его, и даже слишком, а он, надо заметить, платил ей неблагодарностью… Видите ли, по развитию он был отсталый мальчик, но хотел самостоятельности, независимости, хотел освободиться от чересчур навязчивой материнской заботы.
— Сколько ему было лет?
— Двадцать восемь.
— Чем занимался?
— Ничем. Он, знаете ли, принадлежал к числу так называемых вечных студентов, и в пивной его можно было видеть куда чаще, чем в университетской аудитории…
— Понятно. А ваша невеста, мисс Элис…
— О, тут совсем другое дело! Она была моей студенткой и блестяще прошла стажировку в Британском музее, куда я ее рекомендовал. Из нее выйдет прекрасный этнолог, она пойдет по стопам отца. К тому же она Лев, восходящий к Раку. Лев наделяет ее энергией солнца, а Рак погружает в бездны ночных вод. Превосходное сочетание!
— Не сомневаюсь, — заметил сэр Малькольм, думая уже совсем о другом.
В этот миг в гостиную точно безумная влетела Элис Адамс.
— Что мама такое говорит? Этого не может быть!
Она обладала той красотой, которую не могут омрачить даже самые скорбные обстоятельства. Тонкая талия придавала ее фигуре безупречную стройность. Умное, с тонкими чертами лицо обрамляли черные волосы, подстриженные коротко, под мальчишку. Не в силах сдержать слезы, Элис бросилась к жениху, тот нежно заключил ее в объятия. И она безудержно разрыдалась.
— Это ужасно… ужасно, — повторял Даллингтон.
Они стояли так, в объятиях друг друга, несколько минут. Дуглас Форбс, позвонив по телефону, вернулся в гостиную и, глянув на убитую горем пару, не сдержался и проронил слезу. У этого здоровяка, даже скорее увальня, не знавшего вкуса в одежде, оказывается, была легкоранимая душа. Наконец Элис Адамс высвободилась из объятий жениха и только тогда заметила двух сыщиков, тоже находившихся в гостинице.
— Простите… Мартин, кто эти люди?
— Мой друг сэр Малькольм Айвори и офицер Скотланд-Ярда.
Девушка утерла слезы.
— Сэр Малькольм, мой жених много о вас рассказывал. Вы, кажется, состоите с ним в одном клубе, правда?
— Правда, мисс. Примите мои соболезнования.
— А вы, сэр, из полиции? — спросила она.
— Старший инспектор Дуглас Форбс!
— Вы по поводу смерти моего брата?
Даллингтон тут же объяснил:
— Кевин умер при довольно странных обстоятельствах. Я скрыл это от вашей матушки, но, как мне сообщили эти джентльмены, его закололи острогой.
Элис как будто сильно удивилась и в полном недоумении спросила:
— Как это? Острогой? Неужели, Мартин, той самой, которую у вас украли?
— Да, кажется, моей — именно ею и было совершено это постылое злодеяние.
— Боже мой! — Только этот стон и вырвался вдруг из широко разомкнувшихся уст Элис Адамс.
Она так и стояла с открытым ртом долго-долго, потом у нее задрожали веки, а тело повело в сторону. И, не успев схватиться за пиджак Даллингтона, она упала без чувств прямо на
