Неожиданно он сказал:
— А вы исповедались в ваших грехах, мисс Петерсон?
Она холодно ответила:
— Какие грехи вы имеете в виду, мистер Грант?
Он не нашел, что ответить и на это ее замечание, а потому тяжело откинулся в кресле и стал смотреть вверх на миниатюризатор, который теперь находился точно над ними.
— Что вы чувствуете, когда подвергаетесь миниатюризации, доктор Мичелз?
— Ничего, я полагаю. Это форма движения, сжатие внутрь, и если оно происходит с постоянной скоростью, то вы не ощутите ничего более, чем при движении вниз по эскалатору.
— Но это теоретически.
Грант не отводил глаз от миниатюризатора.
— А каковы действительные ощущения?
— Я не знаю. Я никогда их не испытывал. Однако животные в процессе миниатюризации не проявляют не малейшего беспокойства. Они не прекращают своих занятий, я сам это видел.
— Животные?
Грант повернулся и уставился на Мичелза с неожиданным возмущением.
— А какой-нибудь человек был когда-нибудь подвергнут миниатюризации?
— Я боюсь, — сказал Мичелз, — что нам оказана честь быть первыми.
— Как волнующе! Тогда позвольте задать еще один вопрос. В каком соотношении любое живое существо — вообще любое — было миниатюризировано?
— Пятьдесят, — коротко ответил Мичелз.
— Что?
— Пятьдесят. Это означает такое уменьшение, когда все линейные размеры составят одну пятидесятую нормальных.
— Это как бы меня уменьшали до высоты около полутора дюймов?
— Да.
— Но мы пойдем гораздо дальше.
— Да. Приблизительно до миллиона, я полагаю. Оуэнс вам может сообщить точную цифру.
— Точная цифра не имеет значения. Главное заключается в том, что это намного больше, чем достигнутая когда-либо прежде степень миниатюризации.
— Совершенно верно.
— И вы считаете, что мы выдержим этот поток почестей, который обрушится на нас на пути первооткрывателей?
— Мистер Грант, — сказал Мичелз, неизвестно где найдя силы для продолжения разговора в шутливом тоне, — я боюсь, что мы будем вынуждены это вынести. Мы уже подвергаемся миниатюризации прямо сейчас и явно не ощущаем этого.
— Важные же мы будем шишки! — пробормотал Грант.
Он снова посмотрел вверх с холодным и напряженным вниманием.
Нижняя часть миниатюризатора пылала бесцветным цветом, который сверкал, не ослепляя. Казалось, он воспринимался не глазами, а непосредственно нервными окончаниями, потому что когда Грант закрыл глаза, все окружающие предметы исчезли, а свет остался видимым как обычное бесцветное излучение.
Мичелз, очевидно, заметил, как Грант безрезультатно закрывает глаза, так как сказал:
— Это не свет. Это вообще не электромагнитные колебания. Это форма энергии, не существующая в нашей обычной вселенной. Она воздействует на нервные окончания, и наш мозг интерпретирует это как свет, так как не может интерпретировать иным образом.
— Это в какой-то степени опасно?
— Нет, насколько мне известно, но я должен отметить, что ничто не подвергалось облучению такого высокого уровня.
— Снова первопроходцы, — пробормотал Грант.
Дьювал воскликнул:
— Великолепно! Как свет творения!
Шестиугольные плиты под кораблем сверкали в ответ на лившееся на них излучение, и сам «Протерус» светился снаружи и внутри. Кресло, в котором сидел Грант, казалось сделанным из огня, но оставалось твердым и холодным. Даже воздух вокруг светился, и он вдыхал его холодное сияние.
Его товарищи по команде и его собственные руки пылали холодным огнем.
Светящаяся рука Дьювала совершила крестное знамение, вызвав искреннее при своем движении, его сияющие губы зашевелились.
— Вы испуганы, доктор Дьювал? — спросил Грант.
Дьювал коротко ответил:
— Одна молитва, не столько страха, сколько из благодарности за возможность узреть великие чудеса божьи.
Грант признался про себя, что был в этом обмене любезностями проигравшей стороной. Не все хорошо делал бог.
Оуэнс закричал:
— Посмотрите на стены!
Стены удалялись во всех направлениях с видимой скоростью, а потолок двигался вверх. Все концы огромной комнаты были окутаны плотной непроницаемой пеленой, все густевшей, насколько было видно через сверкающий воздух. Миниатюризатор превратился теперь во что-то невероятное, его границы были не видны. В каждом углублении его ячейки находилась частица неземного света — упорядоченные ряды многочисленных сверкающих звезд в голубом небе.
Грант обнаружил, что он от удивления перестал нервничать. С усилием он оторвался от этого зрелища и бросил быстрый взгляд на остальных. Все смотрели наружу, загипнотизированные светом, огромными расстояниями, возникшими ниоткуда, комнатой, раздавшейся до размеров вселенной, и вселенной, чьи размеры ускользали от понимания.
Неожиданно свет померк до тускло-красного и отрывисто прозвучал сигнал радиостанции, словно резкий, отражающийся эхом звон. Грант вскочил
— Белинский и Рокфеллер говорили, что субъективные ощущения должны меняться при миниатюризации, — сказал Мичелз. — Мы не верили, но этот сигнал определенно звучит не так, как раньше.
— Но ваш голос не изменился, — заметил Грант.
— Это потому, что и вы, и я миниатюризированы. Я говорю от ощущениях, которые приходят из внешнего мира через миниатюризированную зону.
Грант расшифровал и прочел вслух пришедшую радиограмму:
— Миниатюризация временно приостановлена. Все в порядке? Отвечайте немедленно!
Затем он язвительно спросил:
— Все в порядке?
Ответа не последовало, и он сказал:
— Молчание означает согласие.
Затем он отстучал:» Все в порядке».
Картер облизал сухие губы. Он с болезненной сосредоточенностью следил за тем, как миниатюризатор начал светиться, и знал, что все в комнате внизу, до самого мелкого техника, делали то же самое.
Живые человеческие существа еще никогда не миниатюризировались. И ничто таких размеров, как «Протерус», не миниатюризировалось. И ничто, ни человек, ни живое, ни мертвое, ни большое, ни малое не миниатюризировалось до такой степени.
— За все отвечал он. Вся ответственность в этом бесконечном ночном кошмаре была на нем.
— Миниатюризация идет! — донесся почти ликующий шепот техника, сидевшего за кнопкой
