— Да, что теперь?
— Они снова двигаются, Сэр. Они вышли из уха и быстро двигаются к тромбу.
— Ха!
Он посмотрел на отметчик времени, который показывал 12.
— Двенадцать минут…
С рассеянным видом он поискал сигару и обнаружил ее на полу, куда уронил, а потом наступил на нее. Он поднял сигару, глянул на ее плоскую раздавленную форму и с отвращением отшвырнул.
— Двенадцать минут. Могут ли они все еще успеть, Рейд?
Рейд сидел, скорчившись в кресле, вид у него был жалкий.
— Они могут успеть. Они, может быть, могут даже избавиться от тромба. Но…
— Но?
— Но я не знаю, сумеем ли мы извлечь их вовремя. Вы знаете, мы не можем проникнуть в мозг, что-бы вытащить их оттуда. Если бы мы могли сделать это, мы бы в первую очередь проникли туда для ликвидации тромба. Это означает, что они должны добраться до мозга, а затем отправиться в какую-то точку, откуда их можно извлечь. Если же они не уйдут…
— Мне принесли две чашки кофе и сигару, но я не могу сделать ни одного глотка и ни одной затяжки, — ворчливо заметил Картер.
— Они достигли основания мозга, Сэр, — пришло сообщение.
Мичелз снова сидел за своими картами.
Грант стоял за его плечом, рассматривая лежавшую перед ним мешанину линий.
— Этот тромб здесь?
— Да, ответил Мичелз.
— Это выглядит довольно далеко. У нас только 12 минут.
— Это не так далеко, как кажется. Мы теперь будем плыть без всяких препятствий. Мы будем у основания мозга меньше, чем через минуту, а оттуда вообще рукой подать…
Неожиданно поток света ворвался внутрь корабля. Грант с изумлением поднял глаза и увидел снаружи громадную стенку молочно-белого цвета. Границы ее не были видны.
— Барабанная перепонка, — сказал Мичелз. — С той стороны — внешний мир.
Непереносимо острая тоска по дому охватила Гранта. Он совсем забыл, что существует внешний мир. Ему казалось сейчас, что всю свою жизнь он бесконечно скитается в кошмарном мире труб и чудовищ — Летучий Голландец кровеносной системы…
Но вот этот свет внешнего мира, просачивающийся через барабанную перепонку, исчез
— Вы приказали мне вернуться в корабль, Грант, когда мы были у волосяных клеток? — спросил мичелз, склонившись над своей картой.
— Да, я приказал, Мичелз. Я хотел, чтобы вы были в корабле, а не в волосяных клетках.
— Скажите об этом Дьювалу. Его поведение…
— Чему удивляться? Его поведение всегда неприятно, не правда ли?
— На этот раз оно было оскорбительно. Я не претендую на то, чтобы быть героем…
— Я буду свидетелем в вашу пользу.
— Спасибо, Грант. И не спускайте глаз с Дьювала.
— Конечно.
Грант рассмеялся.
Словно почувствовав, что говорят о нем, к ним подошел Дьювал и резко спросил:
— Где мы находимся, Мичелз?
Мичелз ожесточенно посмотрел на него и сказал:
— Мы почти у входа в полость паутинообразной оболочки. Прямо у основания мозга, — добавил он в сторону Гранта.
— Хорошо. Полагаю, мы войдем в мозг за глазомоторным нервом.
— Ладно, — ответил Мичелз. — Если это даст вам возможность наилучшим образом нанести удар по тромбу, мы пойдем именно там.
Грант пошел обратно на корму и, наклонив голову, вошел в помещение склада, где на койке лежала Кора.
Она сделала движение, словно хотела привстать, но Грант поднял руку.
— Нет, лежите.
Он сел на пол рядом с ней, подняв колени к груди и обхватив их руками. Он смотрел на нее, улыбаясь.
— Я уже в порядке, — сказала она. — Я просто симулирую, лежа здесь.
— Почему бы и нет? Вы самый очаровательный симулянт, которого я когда-либо видел. Давайте минутку посимулируем вместе, если вы не находите, что это звучит неуместно.
Она улыбнулась в ответ.
— Мне было бы трудно жаловаться на ваше нахальство. В конце концов, вы, очевидно, сделаете карьеру на спасении моей жизни.
— Это всего лишь часть хитрой и сверхтонкой кампании, цель которой — сделать вас моим должником.
— Я самый бесспорный должник!
— Я напоминаю вам об этом в подходящее время.
— Пожалуйста, напоминайте. Нет, Грант, правда, спасибо вам.
— Мне нравится, когда вы благодарите меня, но ведь это моя работа. Для этого меня сюда прислали. Вспомните. Я принимаю решения и действую в критических ситуациях.
— Но это не все, не правда ли?
— Этого совершенно достаточно, — запротестовал Грант. — Я вставил шнорхель в легкое, вытащил водоросли из дюз, и, более того, я прикасался к прекрасной женщине.
— Но ведь это не все, не правда ли? Вы находитесь здесь, чтобы следить за Дьювалом, да?
— Почему вы говорите об этом?
— Потому что это правда. Высшие члены ОМСС не доверяют доктору Дьювалу и никогда не доверяли.
— Это почему?
— Потому что он преданный своему делу человек, совершенно наивный и совершенно увлеченный. Он оскорбляет других не потому, что хочет этого, а потому, что он честно не понимает их обид. Он не замечает, что существует что-нибудь еще, кроме его работы.
— Даже хорошенькая ассистентка?
Кора вспыхнула.
— Я полагаю — даже ассистентка. Но он ценит мою работу, действительно ценит.
Она отвела взгляд и продолжала твердо:
— Но он не предатель. Одна беда — он предпочитает свободно обмениваться информацией с другой стороной и открыто говорит об этом, потому что не знает, как скрывать свои взгляды. А когда другие не соглашаются с ним, он говорит, какие они, по его мнению, дураки.
Грант кивнул.
— Да, могу себе представить. И это заставляет каждого полюбить его, потому что люди просто обожают тех, кто говорит им, что они глупы.
— Ну, такой уж он есть.
— Послушайте. Не тревожьтесь вы тут за него. Я не подозреваю Дьювала, во всяком случае, не больше, чем кого-либо еще.
— Мичелз подозревает.
— Я это знаю. Мичелз иногда подозревает всех как в корабле, так и снаружи. Он подозревает даже меня. Но заверяю вас, что придаю этому не больше значения, чем оно, по моему мнению, заслуживает.
Кора казалась взволнованной.