Сергей пожал плечами.
— Моя жалость — мое личное дело. Неужели ты думаешь, что я хоть какой-то женщине расскажу об этом?
Николай кивнул.
— Вот-вот. Об этом я и говорю. Для тебя взаиморасчеты с самим собой важнее твоей же реальной жизни. И это, боюсь, не доведет тебя до добра. Остерегайся, мой друг. Духовность — вещь опасная. — Он, веселясь, поднял палец. — А в сочетании с моногамией, на которую ты себя обрек, это вообще уже чересчур много для нормального человека. Рассуждения о чувстве долга и ответственности хороши, но неприменимы именно к этой стороне жизни. И ты в своей позиции кое в чем принципиально не прав. Ты повторяешь основную ошибку либералов, ты пытаешься распространить принципы нравственности на законы природы. А природа не любит, когда ее обобщают. Она мстит за это. Попробуй доказать, что я не прав.
Сергей поморщился.
— Что-то ты в своем полемическом задоре куда-то не туда забрел. Не надо, знаешь ли, про либералов. Пусть уж лучше мне отомстит природа.
Николай философски покивал.
— Да, наверно, ты прав, наверно, не надо. Все-таки, как-никак, выходной. Хотя меня вот всегда интересовало, постигнет ли их всех когда-либо хотя бы в какой-то форме гнев божий. Так сказать, закрутятся ли вокруг них в адском пламени призраки тех, кого они своей богопротивной деятельностью лишили финансирования.
Сергей махнул рукой.
— Не демонизируй обыденностей мира сего. Заговоров нет, все куда скучнее. Отечественными либералами движет природная лень и ненависть к математике.
Николай усмехнулся.
— Скорее, неправильное половое воспитание.
— Ну, одно другого не исключает. Как раз сочетание одного с другим и вызвало к жизни это поколение рассерженных пожилых людей.
Николай, посмотрев вдаль, прищурился.
— Как ты думаешь, почему все развалилось?
Сергей пожал плечами.
— В стране не было подлинной интеллектуальной элиты. А те, кто претендовал на эту роль, для нее не годились. Они, конечно, любили порассуждать о том, что так жить нельзя и в какую пропасть мы катимся, но, порассуждав, они шли себе куда-нибудь на партсобрание, или к девкам, или в писсуар и на этом считали свою миссию выполненной. Говорят, в жизни все решает случай, но к нему надо быть неслыханно готовым. Вот случай настал, а неслыханно готовых не оказалось.
Николай приподнял бровь.
— Ну, почему же? Я знаю кое-кого, кто оказался готовым просто неслыханно. И проявил невиданное проворство.
Сергей отмахнулся.
— Это не то. Это всякие там аппаратчики, переквалифицировавшиеся в банкиров. С ними все просто. Первую половину жизни шли курсом партии, вторую — курсом доллара, в обоих случаях колебались вместе с курсом. Теперь от них все требуют судьбоносных решений и моральной ответственности, а они еще сами толком не могут понять, что делать с этой прорвой богатств и сопутствующих проблем, что рухнула им в руки. Все тот же случай человека, перенесенного из Сибири в Сенегал. Они не готовы. Задача капиталиста — обслуживание капитала, а черт его знает, как его теперь обслуживать. В этом, кстати, сложность развития современных технологий. К нам постоянно приходят всякие банкиры посмотреть на наши разработки. Они знают, что деньги надо куда-то вкладывать и что надо вкладывать во что-то современное, но с ними невозможно разговаривать. Начинаются все эти детские разговоры — я деловой человек, дайте мне гарантии. Я дам вам деньги, но дайте мне гарантии, что все это будет работать и принесет прибыль. Поневоле хочется спросить, какие же гарантии я тебе могу дать, если ты в этом ни хрена не понимаешь. Очень трудно объяснить человеку, всю жизнь торговавшему фальшивыми китайскими куртками, да хотя бы и нефтью, вещи, относящиеся к наиболее наукоемким областям новейших технологий. В результате топчемся на месте, где нужен год, там тратим два.
— Ну и как вы со всем этим живете?
— Да, в общем, нормально живем, текущая-то продукция налажена. Помогла непроходимая тупость американцев. Им бы лет пять назад, когда в стране вообще не было денег, сбросить цены по-настоящему, раз в пять, — весь отечественный рынок был бы их. Потом их можно было бы обратно поднять, на их аппаратуру бы уже подсели, деваться было б некуда. Если бы они тогда так сделали, сегодня у меня была б другая профессия. Но они в своем высокомерии решили, что русский рынок от них и так никуда не денется. А мы за эти годы подсуетились, перевели все на западную элементную базу, в результате сегодня ни от «Ризингса», ни от «Дигителя» ни в чем не отстаем, а цены вдвое ниже. Пятьдесят процентов от отечественного рынка — максимум, что они сейчас могут получить. Хотя лезут, конечно, усиленно рвутся.
Николай флегматично покачал головой.
— Ну что ж, молодцы. Отрадно слышать, что хоть, где-то все обстоит более-менее нормально.
— А как дела в твоем бизнесе? Что-то давненько ты мне ни о чем не рассказывал.
Николай скучающе пожал плечами.
— Как… Спекулирую, как все. Это все неинтересно. Беспредметно это все. Не оправдывает себя.
— То есть как не оправдывает?…
— Я не о том. — Николай, поморщившись, неохотно посмотрел в сторону. — Понимаешь, можно какое-то время делать из денег еще какие-то деньги, но это не заполняет внутренние пустоты. Скучно. Ты прав, от человека, всю жизнь торговавшего китайскими куртками, трудно требовать самодостаточности. Я честный выпускник МВТУ имени Баумана, специалист по ходовой части танков. Я не против делать из денег деньги, но мне тоже нужно, чтобы это шло в русле какого-то реального общего дела, чтоб маячила осмысленная цель. А жизнь этого не предлагает. Нет цели, усилия уходят в песок. В итоге все как-то бессмысленно и скучно.
Сергей с сомнением взглянул на Николая.
— Ну, с этим я тебе могу помочь. Вот мы сейчас разрабатываем модем на сто пятьдесят мегабит. Это будет революция в нашей отрасли. Вложись — и осмысленность тебе обеспечена.
— Что тебе сказать… — Николай с извиняющейся улыбкой развел руками. — Я деловой человек, мне нужны гарантии…
— Ну понятно. — Сергей философски оглядел Николая. — Учение Маркса не всесильно, но, судя по всему, оно действительно верно. По крайней мере, в отношении некоторых вещей.
— Ну да. — Николай охотно покивал. — В отношении некоторых, особо тупых субъектов бизнеса. — Он вздохнул. — Боже, до чего грустна Россия. Жениться, что ли?
— А потом будешь выпрыгивать из окна?
— Все может статься. Вопрос, с какого этажа. В этом отличие от времен Гоголя. Степень трагизма определяется этажностью.
— Ну-ну. — Сергей, усмехнувшись, похлопал Николая по плечу. — «Не женись, мой друг, не женись, пока не скажешь себе, что сделал все, что мог, пока не почувствуешь, что уже ни на что не годен. А то пропадет все, что есть в тебе хорошего и высокого». Кстати, что это ты вдруг об этом заговорил?
Николай махнул рукой.
— Да так, момент соответствующий. Подруга, о которой я тебе рассказывал, впервые стала намеки делать. Два месяца держалась, я уж думал, наконец повезло, но нет, не выдержала все-таки. Не хотелось бы мне, чтоб начинался второй этап, ох не хотелось.
— И что будешь делать?
— Не знаю, подожду, может, рассосется. С мозгами у нее все в порядке, умная, может, поймет, что эта тема не приветствуется. Да и вообще, расставаться бы не хотелось.
— Значит, она что-то собой представляет?
