— А еще?
— Еще? — Она как-то заговорщицки взглянула на него. — Еще сестра. — Она на секунду задумалась, как охарактеризовать ее. — Красавица.
Он кивнул.
— Ну, это понятно.
— В этом году школу кончает. Мать пишет, они с девчонками хотят, как школу кончат, всей компанией на юг ехать. Вот написать хочу, чтоб ни фига не пускала никуда.
— Почему?
— Почему? — Она как-то сквозь улыбку затуманено-растрогано посмотрела куда-то мимо него. — Потому что она сейчас будет такой же, какой я была в ее годы. Это значит мальчики без счета, пьянки- гулянки и все такое. Пока вместе жили, я ей хоть что-то могла подсказать, объяснить, вломить, если надо, а сейчас только переписываемся, а в письме что напишешь. А она такая же раздолбайка, как и я.
— Пишешь ей?
— Угу. Раз в неделю, чтоб ни случилось, сажусь и пишу. И она мне пишет — со стихами, с картинками, классные такие. Полгода уже ее не видела. Я по ней чуть ли не больше, чем по родителям, скучаю.
Она, скользнув взглядом по стойке, вазам на стене и портьерам, снова повернулась к нему.
— Ну что? Еще накатим?
Им принесли еще мартини.
— Значит, ты одна живешь?
— Угу. Ну, в квартире одна. Так-то у меня чуть не каждый день друзья бывают. Подруги — все ж знают, что у меня всегда квартира свободная. — Она, словно развеселившись при воспоминании, с каким-то странным выражением спрятала глаза. — У одной из них на следующей неделе на свадьбе гуляю. Она в следующие выходные замуж выходит — за моего бывшего мужчину.
— То есть как?
— Ну так. Пожениться решили.
— А как же ты?
— А что я? — Она, словно обидевшись за подругу, непонимающе посмотрела на него. — Может, у них от этого счастье будет на всю жизнь, что ж я, мешать буду? — Увлеченно вспоминая, она блеснула глазами, глядя куда-то мимо него. — Это еще зимой было. Мы с ним вечером у меня сидим, ну я и ее позвала, ей все равно вечером деваться некуда. Ну, там, музыка, свечи. Он сначала со мной танцует, а потом все с ней, с ней. Чего-то они там шепчутся. Ну, я ее потом на кухню поговорить вызвала — мол, как это вообще? Она — бе, ме. Ну чего, может это судьба у них, не мешать же им.
— Он что, псих? Как же это сравнивать можно — она и ты?
Она наставительно-умудренно посмотрела на него.
— А вот, видно, подходят друг к другу. Не ссориться же с ней из-за этого.
— Ты думаешь?
— А чего? — Она махнула рукой. — Все это фигня. — Она задорно вскинула голову. — Мужчины приходят и уходят, а подруги остаются.
Он крутанул головой.
— Ты, наверно, хорошая подруга для своих подруг.
— Угу. — Она, словно ожидая этого, кивнула. — Я везде, где работала, у меня везде друзья оставались. До сих пор звонят, приходят. — Она, растрогавшись при воспоминании, повернулась, глядя куда-то вдаль. — В той квартире, где я дворником была, там особенно классно было. Такая компания подобралась, по утрам все дворниками работали, а днем всякие там художники, кто-то еще там учился. У меня там все друзья перебывали. Та подруга, которая замуж выходит, тоже там жила, я ее туда с Профсоюзной перетащила. — Она, словно вспоминая что-то, пряча глаза, хихикнула.
— Я ее сегодня к восьми к себе звала, вчера еще договаривались, сейчас, небось, уже весь палец себе там отдавила, на звонок нажимая.
— А чего ж ты так?
— Чего… — Она с каким-то странным выражением посмотрела на него. — С тобой встречаться пошла. — Она, вновь перескочив на свои воспоминания, страстно помотала головой. — Когда дом ломать стали, до слез жалко было — так не хотелось уезжать. — Словно что-то мгновенно решив для себя, она как-то просто-утвердительно кивнула.
— Мы сегодня с тобой туда сходим. Я уж год там не была, хоть поглядеть, как там теперь и что.
Он с недоумением посмотрел на нее.
— А это разве недалеко?
— Угу. Десять минут отсюда. Я ведь в этом районе два года жила. И в этом баре мы с девчонками сколько раз бывали. Я прямо обалдела, как ты меня сегодня в этот бар позвал.
Она, сжимая стакан, с лучистой улыбкой, широко раскрытыми повлажневшими глазами посмотрела на него.
Секунду он смотрел в ее глаза. Вновь охваченный каким-то странным чувством, что все, что бы ни было сейчас сказано, не имеет никакого значения, бездумно-легко он качнулся вперед, глядя куда-то сквозь нее.
— Я никогда не работал в молодежной компании. Как в институт распределился, сразу в компанию таких зубров попал, всем лет по пятьдесят, отставные военные. Лаборатория закрытая, все сидят за своими столами, гробовая тишина, за весь день никто слова не проронит. Я человек не особо общительный, но иногда до того доходило, что подсаживался к своему начальнику обсудить какой-нибудь абсолютно ясный для меня вопрос, лишь бы человеческий голос услышать. Институт режимный, все двери на кодовых замках, за весь день не с кем словом перемолвиться. И так все годы.
Он вновь поймал ее взгляд.
— Представляешь?
Сияюще глядя на него, она радостно помотала головой.
— Не-а.
— Ну и слава богу. — Чувствуя, что она чего-то ждет, он с готовностью взглянул на нее. — Ну что, сейчас пойдем?
Она кивнула.
— Можно и сейчас. Но это не обязательно, ты не гони. Я просто давно уже туда хотела, но это без проблем, ты не торопись. Можно и еще немного здесь посидеть. — Она хитро посмотрела на него. — Если ты еще мартини закажешь.
Им принесли еще мартини.
Перескакивая с одного на другое, они проговорили еще несколько минут. Подозвав официанта, он расплатился, она взяла свои цветы и сумку, и они вышли на улицу. С поголубевшими от весеннего неба глазами, ожидая, пока проедут машины, она на секунду повернулась к нему.
— Тут недалеко, минут десять от силы. Вечер классный, в такую погоду лучше всего гулять. И район тут классный, сейчас увидишь, какие дома красивые.
Он кивнул.
— Мы будем целоваться в подъезде.
— А мы и идем почти в подъезд. — Бесстрастно кивнув на эту фразу, которую он, внутренне напрягшись, пустил как пробный шар, она вновь заблестевшими глазами посмотрела на него. — Тут улочки узкие, ребята, у кого машины были, их всегда здесь оставляли, там так узко, что двум машинам не разъехаться. Я этим путем каждый раз домой ходила.
Переждав наплыв машин, они перешли улицу. Пройдя несколькими переулками, зажатыми между старых, мрачно-затейливых зданий, они вышли к маленькому перекрестку, где на углу стоял обшарпанный остов трехэтажного, без украшений здания. Окна без рам и стекол зияли пустотой, внутренние переборки были разрушены, от дома остались лишь стены и крыша. Запрокинув голову, она несколько секунд стояла неподвижно, глядя на верхний этаж, сжимая пальцами натянутый ремешок висевшей на плече сумки. Словно вспомнив о его присутствии, она обернулась к нему.
— Вон мои окна. — В глазах ее на секунду блеснули слезы. Отвернувшись, она пошла по переулку в сторону скверика. Он двинулся за ней. Остановившись у детской песочницы с грибком, она расстегнула
