Ей не нравилось, когда он так говорил, мне тоже.
– Я кое-что прочитал об этом в стихотворении Роберта Лоуэлла[11] .
– Ты читаешь стихи?
– Иногда.
– И пишешь стихи?
– Никогда.
– Может, напишешь стихотворение для меня?
– Нет. Если тебе нужны стихи, тебе придется писать их самой, мне все это уже надоело.
Он задрал рубашку, и на мгновение стал виден пистолет, потом он опустил рубашку, и пистолет снова спрятался. Прохожий на обочине дороги помахал им рукой. Сотня птиц взвилась в небо над фонарным столбом, а потом сотня светлячков, а потом спустилась ночь и больше ничего видно не было.
– Больше ничего не видно.
Он включил дальний свет, и они заметили, что «ничего» чуть-чуть отступило. Они проехали мимо полицейской машины. Они ехали быстро. Полицейские не двигались.
– Нас никогда не поймают.
Она сама не знала, что говорила, и он знал, что она не знает, что говорит.
– Ты сама не знаешь, что говоришь.
Она поцеловала его, и на какой-то момент он перестал видеть дорогу; он почувствовал ее язык у себя во рту и заметил, что его конец ведет себя как-то странно – было ощущение, как будто трогаешь собаку за нос.
Когда они остановились на обочине, было так поздно и так темно, что на их месте мог оказаться кто угодно, в какой угодно машине. Все, что они говорили, и все, что они делали, исчезало, словно они были ничем и не говорили ничего.
Потом она сказала:
– Я люблю тебя.
И они моментально заснули.
24
Он припарковал машину в нескольких метрах от кафе: он не хотел, чтобы кто-нибудь подумал, что ему еще рано водить. Не успел он выключить зажигание, а она уже выскочила наружу и побежала прочь, как девочка. Как довольная девочка, а не как испуганная девочка. Он заказал пиво, она – мороженое и кока- колу. Стояла жара. Бар был почти пуст. Только за соседним столиком обедал пожилой мужчина, по виду коммивояжер. У него был такой вид, как у коммивояжеров в кино. Мой брат допил пиво и попросил еще. Пиво ему страшно нравилось, он мог выпить тысячу литров и не опьянеть. Она еще не доела мороженое. Она смотрела на вертящиеся стойки с кассетами и дисками, какие всегда бывают в придорожных кафе. Он смотрел на нее.
– Путешествуете?
Ему совсем не хотелось разговаривать, но было бы странно не ответить на вопрос официанта.
– Да, мы путешествуем.
– И куда едете?
На этот раз ответила она:
– В Чехословакию.
– Ну да! Далеко вы собрались.
Он засмеялся, она повернулась к нему и чмокнула в щеку.
– Мы собираемся пожениться в Праге.
– Да, мы едем в Прагу, чтобы пожениться.
Ему вообще-то не очень нравилось валять дурака, но с ней это выглядело забавно.
– А вы не слишком молоды, чтобы жениться?
– Да, конечно, но мы не собираемся жениться сразу же. Мы прибудем в Прагу, там обоснуемся и станем спокойно ждать наступления зрелости. Потом мы совершим ответственный поступок, в результате которого две дороги сольются в единую судьбу.
Я полагаю, к этому времени официант уже догадывался, что над ним потешаются, но ему там было слишком скучно и он был слишком тупой, чтобы перестать им надоедать.
– А, ну тогда другое дело. А почему в Прагу, почему бы вам не подождать здесь?
– Потому что именно там ожидает Кафка.
Официант круто развернулся и принялся делать несколько дел одновременно, как будто был очень занят, как будто никогда и не разговаривал с ними.
Она заплатила за два пива, кока-колу и мороженое, а потом он купил еще пару банок.
– У меня есть деньги, я вполне могу платить за все. Вчера был мой день рождения, и отец дал мне
