– Вы далеко пойдете, вы прагматичный человек, – улыбается директор. – Давайте. Где он?
– Да спрятался там в конце парка, переживает.
– Крошка Енот, – кричит она в дверь, – иди сюда. Тебе дают шанс.
Минут через пять я отползаю от окна и, выпрямившись, иду к двери. Лицо у директора брезгливо- застывшее. Ну, начинайте, кивает он. Я надеваю на себя голову от костюма Снуппи. Директор хмыкает и наблюдает за нами.
Мы становимся перед ним и начинаем.
– Ой, что это, дядя Снуппи? – пищит Лена.
– Подержи, малышка, в руке эту штуку, – пыхчу я. – Видишь, какая она…
– Да-а, а что мне за это будет, Снуппи? Ты опять не подаришь мне то, что обещал? Мне все это надоело! Если ты хоть
– Что за… – говорит директор.
– Детка, ты слышишь какой-то шум? – спрашиваю я, делая вид, что не вижу директора.
– Нет, Снуппи, не слышу, – отвечает Лена и мнет мое хозяйство. – Фу, противно! Весь в поту!
– Ну, детка, ну не будь такой жестокой со своим дружочком… Со своим маленьким Снуппи… – сюсюкаю я.
– Не рассчитывай, Снуппи, что ты потрешь меня
– Ах, да. Да, конечно. Конечно-конечно, моя сладенькая. Ну, вот тебе. На.
– Пять, шесть… – деловито считает Лена.
– Чт… – хрипит потерявший голос директор.
– Десять бумажек. Десять бумажечек, милая. Хи-хи. Вот так вот. Все, как тебе обещал твой маленький дурачок Снуппи, – глупо улыбаюсь я.
– Что за… Поч… – мычит директор.
– Ч-черт. Ты уверена, что мне показалось снова? – спрашиваю я с деланной озабоченностью.
– Ну, конечно, Снуппи. Ты такой трус. Хотя я тебя понимаю. Говорят, таких, как ты, в тюрьме ловят и… – хихикает Лена.
– Что? Аха-ха, глупышка. Кстати…
– Даже не думай, Снуппи, понял?! Все, как мы договаривались, но не больше.
– Конечно-конечно, малыш! – успокаивающе говорю я. – Да, детка, вот так, вот так, о. А теперь давай. Давай же. Помоги папочке. Помоги песику. Ав-ав.
– Ах ты грязный песик, – смеется Лена.
– ОооууууууААААААААА!!! – ору я. – Да, да, ДА!!!
Лена вздыхает и садится на стул, который я заботливо ставлю перед ней.
– Вот, в принципе, и все шоу, – говорит она. – Как вы думаете, заслуживаем мы повышения и карьерного роста? – спрашивает Лена.
– У вас не… – пытается сказать что-то директор, и я боюсь, как бы его давление не доконало его раньше нас.
– У нас есть все, вы же понимаете, – пожимает плечами Лена. – Фото, видео и показания девочек. Восьмерых.
– Что вам… – приподнимается было директор, но, поняв всю глупость своего недосказанного вопроса, садится.
– Что вам нужно? – успокоившись, начинает соображать он и делает первый заход, чтобы соскочить с крючка, о чем предупреждала меня Лена. – Денег?
– Нет, – смеюсь я.
– Тогда я не по… Что же вам нужно?
Лена улыбается.
– Нам нужно все, – говорит она.
32
– Ага. И вот здесь подпишите, – говорит Лена.
– Хорошо, – говорит директор. – Слушайте, почему бы вам не оставить меня в парке на роли зиц- председателя, а? Хотя бы как английскую королеву? Так обойтись с…
– … с педофилом со стажем? – спрашивает Лена. – Согласитесь, это не самое жестокое наказание.
Директор, понурившись, подписывает часть бумаг и счетов. Завтра он переведет на меня свой парк. Я даже не беспокоюсь насчет этого. У бедняги просто нет выхода. Лена предупреждала меня, что он попробует откупиться. Сохранить свое влияние, остаться на почетном посту, от которого ничего не зависит, а потом вбить между нами клин.
– Такие люди вертятся до самой смерти, – объяснила она мне. – Они, как змея, будут пытаться ужалить, пока им не расплющат голову. И вовсе не потому, что они плохие. Змея ведь не плохая. Просто такова природа змеи.
– Такова природа змеи, – повторяю я.
– Да, милый, – говорит Лена. – Когда видишь кого-то, кто сильнее тебя, просто отворачивайся. Как от взгляда Медузы Горгоны.
– Я так и сделаю, – говорю я ей и стараюсь, чтобы наши взгляды не встретились.
Директор делает все, что мы от него хотим, и прямо сейчас отдает мне ключи. Мы распотрошим его по максимуму. Оставим только скелет и кожу, как и рассчитывала Лена. Все нужно сделать максимально быстро. Раз уж начал, не останавливайся, говорит она. И мы действуем. Ошарашенный бедолага-директор к полуночи оказывается Никем. Тем самым Никем, участь которого обещал мне. Но я не смеюсь над ним.
– Ни в коем случае не смеяться, – предупредила меня Лена. – Это вызывает желание начать сопротивление.
– Да, босс, – шутливо рапортовал я. Она действительно Мозг.
– Вы действительно Мозг, – устало говорит директор.
Мы сидим вокруг стола распаренные и уставшие. Случившееся нас, как ни странно, сблизило. Всех троих. У нас с директором закатаны рукава. Лена выглядит чуть утомленной, но на лице у нее ни капельки пота. Ни бисеринки. Мраморная женщина.
– Спасибо за комплимент, – говорит она бывшему директору.
– Это все? – спрашивает он. – Я могу остаться здесь до утра? Мне нужно уничтожить кое-какие бумаги.
– Фотографии на память? – понимающе кивает она. – Разумеется. Вообще, делать их не стоило.
– Я знаю, – кается он, – но ведь рано или поздно начинаешь верить, что не попадешься.
– Вы и не попались, – мягко парирует Лена.
Встает, берет меня под руку и говорит ему перед тем, как выйти:
– Вы свободны.
33
Ночую я у матери, которая ушла в ночную и попросила меня присмотреть за квартирой. Так даже лучше. Ощущение успеха распирало меня. Утром я включил телевизор и пошел бриться.
– …тоги самой престижной литературной премии «Великая книга», – говорит диктор, и я начинаю мылить лицо. – Всего на соискание премии было выдвинуто сто сорок четыре тысячи работ, среди которых наибольшее число представлено авторами из России и ближнего зарубежья.
– Сто сорок тысяч! – говорю я. – Мать вашу.
– …выдвигали как издательства, так и сами авторы. А некоторые из них даже не знали, что стали участниками конкурса, потому что работы молодых и талантливых писателей даже тайком от них присылали их добрые друз…
– Сборище кретинов, – говорю я. – Все у них там куплено. Впрочем, мне какое дело?
– …дна из таких работ и стала победителем конкурса! Литературный мир уже окрестил случившееся «сенсацией». Главный приз – десять миллионов рублей, получит автор из так называемого ближнего зарубежья, что символично. Особенно сейчас, в год русского языка, объявленного президентом Ме…
– Повезло какому-нибудь чурке, – говорю я и начинаю брить левую сторону, потому что в первую
