Количество картофельных клубней, сожранных солдатами воюющих стран, учету не поддается. Известно лишь, что оно было очень велико: интенданты и Чили, и Перу экономили на мясе. Позже эту историю замяли. Попробуйте найти сведения о войне Чили с Перу. Ничего у вас не получится. Но я-то знаю…
Вообще – говорю это вам сейчас не как кактус, а как Кетцалькоатль, – Картофелю необычайно повезло. Я буду говорить о нем с большой буквы, потому что – поймите это, как понимали ваши предки, – он вообще-то существо одушевленное. И, уверен, ему чрезвычайно неприятно, когда вы говорите о нем как об обычном предмете. Итак, Картофелю повезло. Обычно для того чтобы стать богом, следовало соответствовать как минимум одному требованию. А именно – родиться богом. Если вы рождались человеком, вам следовало записаться в герои, а потом уже, отслужив не одну тысячу лет, вы могли претендовать на божественный пост. Кстати, даже этот пост не гарантировал вам безоблачного существования (судите по моему примеру). Но в герои люди всегда шли охотно – как в армию.
Да, почти всех убьют, рассуждали они, но кому-то же и повезет!
Нет, Картофель был лишен этого идиотского честолюбия. Он не был мелочным и отличался, как и все представители рода пасленовых, скромностью. Картофель не родился богом и не мог им родиться.
Он родился Картофелем.
И в герои он пойти не мог. Он вообще не ходит. Не потому, что не умеет. Просто у него нет в этом никакой необходимости. Хорошо, ближе к делу. Так вот, представьте себе кучку индейцев, которые гоняют в предгорье Анд за ламой. Естественно, ни черта у них не получается – а сколько раз я говорил: да натяни ты жилу на концы палки, натяни ее, поставь туда палку поменьше, и бегать не придется! – и туземцы бредут обратно в лагерь. Чумазое лицо одного из них искажается от боли, потому что он, видите ли, ударился ногой обо что-то. При ближайшем рассмотрении «что-то» оказывается клубнем Картофеля, который выкопала копытом, но не успела съесть та самая лама. Индеец, соображая, что раз предмет похож на клубень, то он съедобен (ну, этому хоть научил!) осторожно пробует Картофель на зуб. Остальные настороженно следят за соплеменником.
По прошествии трех часов – тот, кто попробовал Картофель, не умер, значит, можно есть, – они бросают клубни в огонь. Предварительно тот, кто обнаружил Картофель, уверяет, что это – Бог, который разрешил попробовать его и съесть. Эта наивная ложь меня злит.
Вот так, против своей воли, Картофель становится богом.
О дальнейшем, не побоюсь этого слова, геноциде Картофеля, названного богом чуть ли не в издевку, знают все. Картофель избивали, варили в кипятке, резали, строгали, жарили, сушили, в общем, подвергали всем известным людям способам кулинарной обработки. Признаюсь, меня даже немного мучит чувство вины перед Картофелем. Ведь готовить на огне научил людей именно я. Надеюсь лишь, что Картофель как настоящий клубень – спокойное и терпеливое, в отличие от людей, существо – отнесется к моей ошибке с пониманием.
Озлобился ли я на тольтеков? Мне не хочется об этом говорить.
Нет, второй попытки мне не предоставили. В нашем бизнесе все довольно жестоко. Банкроты остаются в памяти племен как боги, но на самом деле богами не становятся. К тому же племена таких несостоявшихся богов, как я, обычно вырезаются племенами более удачливых небожителей. Вы понимаете, к чему я клоню.
Покорение Латинской Америки испанцами.
Можно считать, что испанцы отомстили индейцам Америки за Картофель. С другой стороны, они вполне могли отомстить за меня. В любом случае благодарить Яхве за это я не стану. Терпеть не могу, когда мне оказывают услугу, о которой я не просил. Люди, между прочим, тоже не просят нас, героев, об услугах. Но это совсем другое. Переход людей из дикарского состояния в цивилизованное – не услуга, а суровая необходимость, установленная богами. Проще говоря, стать людьми было вашим предопределением. Роком. И кто этому не подчинялся, был жестоко наказан. Роком же. Вернее, Роком, избравшим своим орудием кого-либо. Обычно – других людей.
Так или иначе, а тольтеки были жестоко наказаны.
Настолько жестоко, что ни одного тольтека нынче не осталось. Хотя кое-какие надежды уцелеть в мясорубке, устроенной испанцами в Новом Свете, у тольтеков были. Ведь поначалу они присоединились к войскам – хотя «войска» слишком громко, скорее «бандам» – Кортеса. И совместными усилиями начали теснить ацтеков, которые после моей гибели стали самым сильным племенным союзом нынешней Мексики. Да-да. Тольтеки помогли испанцам вырезать ацтеков. Более того, если бы не тольтеки, испанцев бы попросту разбили наголову. Конквистадоров было не более двух сотен. Войско ацтеков насчитывало пятьдесят тысяч человек. Будь у испанцев даже пулеметы, которых у них не было, конквиста бы не состоялась. Если бы испанцам не помогли тольтеки, конечно. А они помогли.
Изредка я нахожу сходство между тольтеками и жителями страны, в которой живет Прометеус. Тольтеки и молдаване похожи тем, что без боя сдавали свою страну завоевателям и даже помогали им. Слишком много коллаборационистов. Предательство – грех, имеющий поистине притягательную силу. Уж кто-кто, а я об этом знаю не понаслышке. И от совершения этого греха людей не удерживает даже неминуемая расплата. Каждый думает, что уж с ним-то ничего не случится. Иуда повесился. Виши повесили. Гречанку, открывшую ворота родного города спартанцам, забросали металлическими щитами.
Но вы идете на это снова и снова. Предательство – это как смерть. Все понимают, что она придет, но никто, в сущности, не осознает того, что это случится именно с ним. Простите? Ах, да, конечно. Тольтеков же вырезали, разве я не говорил?
На аборигенах Латинской Америки – грех предательства.
За это их вырезали. Нет, я не нахожу это излишне суровым. Вы можете сколько угодно говорить о том, что коллективная ответственность противоречит всем нормам гуманности. Это не спасет вас от коллективной ответственности. Я всегда пытался донести до людей мысль: если ты родился, это уже накладывает на тебя определенные обязательства. Заставьте взвод, в котором два новобранца ходят в грязных рубашках, чистить казармы всю ночь. На следующее утро рубашки провинившихся будут сиять чистотой. Да, их лица, возможно, будут блистать синяками. Но синяки пройдут, а рубашки будут чистыми всегда. Да-да. Неандерталец в военной форме.
Прометеус Балан не так уж не прав, когда возлагает ответственность за гражданскую войну в Молдавии на всех ее жителей. Попытка списать что-либо на одиночек – не больше чем блеф. Любое индивидуальное действие есть проявление коллективного бессознательного. Только так, хотите вы этого или нет. Хотя я знаю – в глубине души хотите. Быть одному страшно. Иначе вы не сбивались бы в стада, ставшие племенами, которые вы затем гордо окрестили нациями.
Тольтеки не успели стать нацией.
Испанцы презирали их, даже когда с помощью тольтеков вырезали ацтеков. Поэтому переключиться на тольтеков солдатам Кортеса не стоило никакого труда. Когда у Эрнандо Кортеса спросили в Испании, как выглядит загадочная заокеанская страна, так называемый Новый Свет, то знаете, что он ответил? Кортес смял в кулаке лист бумаги, бросил его на стол королю Филиппу, задавшему вопрос, и сказал:
– Вот карта Мексики!
Позднее историки утверждали, что идальго имел в виду пересеченный ландшафт Мексики. Я-то знаю, что он говорил совсем о другом. Если бы вы знали, сколько презрения вложил в свои слова испанец. Когда Прометеуса Балана кто-то из иностранных журналистов, они приехали наблюдать за очередными постановочными выборами Молдавии, спросил, на что похожа его страна, Балан ответил так. Он сказал:
– Сатурн, пожирающий своих детей, вот что такое Молдавия!
Будь у него под рукой лист бумаги и знай он историю о Кортесе, отвечавшем испанскому королю на вопрос о Мексике, Балан, безусловно, проделал бы тот же жест, что и Эрнандо. Прометеус, как я убедился, не прочь порисоваться. Как, впрочем, и Кортес. Прометеус Балан, знай он эту историю с Кортесом, только и делал бы, что бросал лист бумаги на стол во время очередного спора.
Цитировать можно не только слова.
В 1535 году Мексика стала вице-королевством Новой Испании. Больше всего эта Новая Испания была похожа Грецию Гомера или Германию Гитлера. Жесточайшая диктатура. Полный тоталитаризм. Абсолютная слепота населения. Всепроницающий страх. Жизнь человека в Новой Испании стоила примерно столько же, сколько и древнего грека – совсем ничего.
