— Принц… в семье — пятьдесят шесть детей… — задумался Танасе, и снял трубку. — Быстро соедините меня с отделом слежки. Алло? Кто на проводе? Подполковник Дабижа? Говорит Константин Танасе. Добрый, добрый. Подполковник, послушайте, у меня для вас важное задание. Да. Да. Нет. Да. Только не надо перепоручать его какому-нибудь майору. Что? Да бросьте, знаю я, как вы там работаете.
— Ничего подобного, шеф, — защищался подполковник.
— Ну, ладно. Забудем об этом. Задание такое: завтра утром, в 9 часов 00 минут по молдавскому времени, выйдете из здания СИБ. Причем выйдете так, чтобы вся улица видела это. Чтобы все знали: вот, выходит на улицу сотрудник СИБ.
— Парадный мундир надеть?
— Нет, — терпеливо объяснял Танасе, — это лишнее. Так вот, вы выходите из здания, а в это время, может, ко входу подъедет машина на бешеной скорости и резко затормозит. Как зачем? Нет. Машина будет наша. И водитель наш. Как зачем?! Чтобы привлечь внимание улицы. Вы что, там, пьяны, что ли?
— Никак да. То есть, нет. Виноват!
— Пьяны, — грустно констатировал Танасе, — но все равно слушайте, потому что если не сделаете все, как я сейчас говорю, выйдете в отставку без пенсии. Итак, вы вышли, машина подъехала. Вы, не обращая на нее никакого внимания, переходите дорогу, и направляетесь к киоску, где торгуют шаурмой. Ну, тот, что напротив нас.
— Знаю. Не покупал, но вижу регулярно.
— Еще бы не регулярно, киоск-то ведь там все время стоит, — начал раздражаться Танасе. — И вот, вы подходите к киоску, заказываете одну порцию шаурмы…
— И приношу ее вам, позавтракать?
— Идиот. Шаурма — это неважно. Сделайте потом с ней все, что хотите. Скушайте, выкиньте, подарите нищему, неважно.
— Так скушать, выкинуть или подарить нищему?
— Кретин, — начал скрежетать зубами Танасе, — я же сказал, неважно.
— Вас понял, шеф.
— Но самое главное для вас, — чеканил разъяренный Танасе, — когда вам протянут шаурму, заплатить за нее, и сказать высокому афганцу, который режет в киоске овощи…
— Я его узнаю?
— Непременно, — заорал Танасе, — ведь он высокий, а все остальные там — низкие!!!
— Виноват.
— Еще бы не виноват, кретин!!! Слушайте дальше. Итак, вы протягиваете деньги, и говорите, глядя высокому афганцу прямо в глаза… Теперь записывайте, что вы ему должны сказать.
— Записываю.
— Вы скажете ему: «Привет, Принц. А где твои остальные пятьдесят пять братьев и сестер?». При этом внимательно смотрите ему в глаза. Обязательно при этом сдерживаться, чтобы не моргнуть. Вы должны загипнотизировать его взглядом.
— Записал. А потом?
— Если он спрашивает, что вы имеете в виду, делаете вид, будто очнулись от какой-то мысли, и говорите, чтобы он не обращал внимания. Вы, мол, часто заговариваетесь. Потом вы переходите дорогу, и возвращаетесь в здание СИБ.
— Зачем?
— Продолжать работать, идиот!!!
— Понятно. А-а-а. Можно вопрос?
— Ну?!
— А где на самом деле его пятьдесят пять братьев и сестер?
Закончив ругаться, Танасе ногой отбросил остатки разбитого в бешенстве телефона, как вдруг услышал шорох в углу. Константин бросился туда, и вытащил к столу невысокого толстяка, по виду — сотрудника национал-радикальной газеты. Директор СИБ совсем забыл, что сегодня у него — еще один допрос. У него вообще все вылетело из головы. Все еще недоумевая, кто этот человек, и как он попал к нему в кабинет, Танасе дел толстяку подсечку, поставил ногу на грудь, и заорал, орошая слюной лицо, первое, что пришло ему на ум:
— Если ты, б…дь такая, не скажешь мне сейчас фамилию человека, который рассказал тебе про террористическое подполье, я тебя, суку, уделаю на смерть!!!
С трудом сглатывая, ошарашенный Дан Балан, — явившийся, как ему обещал майор Эдуард, «на встречу с интересным человеком», — выпалил первую фамилию, которая пришла ему на ум:
— Петреску…
— Две шаурмы, и без огурцов, пожалуйста, — попросил Петреску, и протянул деньги в окошко. — А то я как-то с огурцами взял, так они у вас почему-то кровью отдавали. Зарезали, что ли, кого?
— Зарезали. Огурца и зарезали, — поддержал шутливый тон Сергея высокий задумчивый араб, нарезавший овощи.
— Больше так не делайте, — рассмеялся Петреску, — негуманно это.
— На самом деле, — вмешался в беседу толстый смуглый повар, резавший мясо, — кровь была ваша. Это вы язык прикусили, до того шаурма вкусная была.
— Наверное, — искренне согласился Петреску, — шаурма-то у вас очень вкусная. Впрочем, положите-ка мне и огурцов.
— Видишь, Саид, — негромко сказал Осама напарнику, когда лейтенант с пакетами в руках отошел, — бывает, что и здесь кто-нибудь в хорошей шаурме разбирается.
Сержиу одобрительно фыркнул, и пошел за вторым подносом с овощами.
Петреску присел в парке, и развернул первый пакет. Это был его завтрак. С площади доносился гул: студенты все еще бастовали. Но Сергея это мало волновало. Наталью он попросил на площадь не ходить: все равно от этих выступлений, говорил он, толку не будет. В этом мире все всегда дорожает. И начало дорожать с тех пор, как люди придумали деньги. А на площади очень опасно: не бастующие камень бросят, так полицейский дубинкой ударит.
Внезапно Петреску почувствовал, что за ним кто-то следит. Не оборачиваясь, лейтенант достал из кармана маленькое зеркало (в работе оно иногда бывало полезным) и выдвинул ладонь с ним вправо от себя. В зеркале замаячило отражение низенького мужчины в потертом кожаном плаще, старомодных темных очках, и желтых ботинках, явно давно ношенных.
— Слишком похож на шпиона, — задумчиво сказал Петреску, со зверским после бессонной ночи аппетитом расправляясь с шаурмой, — до маразма похож. Значит, какой-то опустившийся несчастный человек. Эй, бродяга!
— Вы меня, — робко приблизился мужчина, и Петреску увидел у него в руках пакет с пустыми бутылками.
— Тебя, тебя. Жрать, небось, хочешь?
Не успел мужчина ничего сказать в ответ, как Петреску резко встал, подошел к нему, и протянул один пакет. Оттуда приятно пахло свежими овощами и жареным мясом.
— Шаурма вот. Возьми, ешь.
Через мгновение мужчина в старом плаще видел лишь спину быстро уходящего Сергея, который не любил себя за такие порывы, и очень стеснялся выслушивать благодарность.
Подумав, мужчина присел на скамейку, и торопливо развернул пакет с шаурмой. Оглянувшись, начал есть. Два раза он едва не подавился. Закончив с завтраком, мужчина, — агент СИБа с двадцатилетним стажем, неудачливый старший лейтенант Мунтяну, получавший зарплату в пятьсот леев, — пошел к фонтану напиться. Он долго хватал воду побелевшими губами: шаурма была хорошо просолена и проперчена. Напившись, Мунтяну направился к елкам, растущим за Кафедральным Собором, и прилег вздремнуть. Легенда бомжа ему это позволяла. На случай, если к нему подойдут полицейские, у Мунтяну было удостоверение сотрудника СИБ. Конечно, ему следовало не подходить к Петреску, за которым ему поручили слежку, и уж тем более — принимать от лейтенанта еду. Но зарплату свою Мунтяну пропил еще в первую
